– Сколько банок? Мне, если честно, сейчас есть холодные мясные консервы совсем неохота. Может, лучше с собой возьмем, а там их в гороховый суп? Женька согласно кивает. – Остались какие-то не очень толстые жестяные баночки. Так, что тут у нас… Слушай, не могу понять, написано «Шо-ка-кола». Может, это… Такое ощущение, что пулеметчик боится озвучить свою догадку вслух – настолько не обычной и в то же время потрясающей она ему кажется, что теперь как бы не спугнуть удачу. – Дай сюда! Услышав знакомое название, нетерпеливо хватаю одну из круглых баночек, открываю – шоколад! Вот это неплохо живут фрицы на передовой! Жадно берусь за один из кусочков – и в рот. Жмурю глаза от удовольствия… По вкусу вроде бы шоколад горький, причем в нем четко улавливается кофе. Но в то же время мягкий, в меру сладкий. – Кушай, это настоящий деликатес, елы-палы! Сколько этих банок? – Три штуки! В голосе Томилина слышится неподдельная радость. – Тогда съедаем одну на двоих и по одной на брата, на самый крайний случай. Шоколад – он ведь хорошо питает, а этот еще вроде и с кофе, значит, вдобавок ко всему и тонизирует. – Ага… Слушай, да он орехами вроде отдает… Жека на своей волне – но ему сейчас это простительно. Думаю, даже городской парень в Союзе 30-х годов хорошо если вообще сумел попробовать шоколад хоть раз в жизни. И уж точно он вряд ли мог позволить себе есть его часто – в лучшем случае раз в месяц, раз в два месяца. Наверняка ведь дефицитный и дорогой продукт! А тут я сам вкушаю трофей, будто это самая классная сладость за всю жизнь – и это я, перед капсулой смолотивший пару шоколадных батончиков! Как тут не понять чувства товарища… – Пулемет нашим отдал? Парнишка при словах об оружии приходит в себя и немного грустно выдает: – Да. Но нам налегке будет и отступать проще, сможем бегом вдоль берега. – Сможем… Мне нравится оптимизм товарища, вот только мне осталось сделать еще три пуска «люстр». А небо-то начинает понемногу сереть… – Слушай, я тут при поисках гранат обнаружил подсумок с запчастями какими-то от пулемета, еще вон пара тубусов стоит – как я понял, в них стволы запасные для МГ уложены. Тебе это все нужно? Жекин голос аж звенит от радости: – Да, еще бы! – Ну тогда бери, вроде бы подсумок на ремень вешается, а тубусы за спину. Я, так и быть, себе тоже возьму один, поддержу товарища! Кстати, у тебя пистолет с собой? Томилин, которому я перед выходом отдал Р-38 Нежельского, согласно кивает: – Да, конечно. – Давай посмотрим у фрицев запасные магазины? У них двое пулеметчиков с кобурами. – Давай. Как бы ни неохота было лезть к мертвым, уже начавшим остывать, но все же обновить боезапас нужно. Расстегнув кобуру на поясе одного из немцев, я с удивлением осознаю, что выглядит она несколько иначе, чем моя, и, потянув из нее пистолет, понимаю, что это, может, и немного похожая, но все же совершенно иная модификация, чем мой Р-38. – Зараза, походу, другие! И магазин у них к нашим не подойдет. Жек, время уже, сейчас пущу «люстру». Ты при ее свете попробуй разобраться, что за оружие, как извлечь магазин и главное – какие там патроны, хорошо? – Да, конечно! Жду полторы минуты до контрольного времени, после чего пускаю очередную осветительную ракету. Удается все сделать синхронно с другими расчетами – что, впрочем, не так и сложно. Немцы запускают «светлячки» строго с десятиминутными интервалами, что я определил, еще ползая по полю на брюхе. На всякий пожарный смотрю назад, в сторону берега. Никого не видно, незаметно и какого-либо движения, как и вражеской активности. Пока все идет хорошо. – Пистолет называется Р-08. Магазин я извлек, запасной в дополнительном отсеке в кобуре – вроде бы патроны подходят. – Отлично, тогда выщелкиваем все и набиваем наши, к Р-38. Склонившись над убитым мной первым номером расчета МГ, запускаю руку в кобуру, чтобы достать магазин, и случайно цепляю карман – там чувствуется что-то выпукло-круглое, металлическое. Переборов брезгливость, достаю из кармана небольшую гладкую гранату. – Лишним не будет! Осмотрев труп на предмет «чем бы еще поживиться», обнаруживаю на руке пулеметчика часы – и, расстегнув ремешок, протягиваю их Евгену: – Держи, теперь у тебя тоже будут. Кажется, парень даже покраснел от смущения и признательности – так, по крайней мере, мне показалось. Конечно, цвета кожи его лица я в темноте не разглядел, но в голосе просквозила целая палитра эмоций: – Спасибо… Спасибо, Ром, спасибо огромное! У нас в цеху только у мастеров часы были! – Ну, так и носи на здоровье! Хоть какая-то нам польза от фрицев. Немного подумав, я достал штык-нож «светки» – заевшее оружие так и осталось лежать в окопе, а вот с клинком я остался неразлучен – после чего принялся сноровисто резать рукав немецкого кителя. – Ром… Ты чего творишь? Вот теперь в голосе товарища сквозит удивление и легкий испуг. – Да вот, решил руку ему отрезать, с собой прихватим – будет у нас отличное немецкое жаркое на углях. – Ты серьезно?! Сколько наивного изумления и негодования в голосе Томилина! Не удержавшись, я прыснул со смеху: – Да расслабься ты, шутка! Мне ткань нужна, я хочу «глушитель» обновить. – А-а-а… Понятно. По интонациям понимаю, что ничего смекалистому пулеметчику сейчас не понятно, потому как можно более дружелюбно замечаю: – Сейчас сам все увидишь. Минуты до очередного запуска «люстры» проходят незаметно – мы переснаряжаем магазины, и я считай на ощупь перевязываю «глушитель» на пистолете. В груди зреет тревога, подтолкнувшая меня ускориться и начать готовиться к возможному бою. Связана ли она с тем, что мы остались одни посреди поля с немецкими дозорами (которых я на самом деле очень боюсь), или же это какое шестое чувство – не знаю. Но уверен, что в подобной ситуации лучше всего перестраховаться. – Жень, цепляй подсумок, вешай тубус. Тушенку и горох есть куда положить? – Вон, фрицевская сухарная сумка еще одна есть, правда, пустая – свернутая лежит внизу. И котелок рядом! – О, это отлично! Повесив за спину второй тубус со сменным стволом к МГ, собираю консервы; трофейные фляги с котелком также укладываю в суму. А вот пора и «светлячок» пускать. Уже третий – еще один, и можно валить. Небо на востоке меж тем стремительно светлеет… «Люстра» взмывает в небо, все спокойно. Еще один раз… Сзади вдруг явственно послышался звук шагов. Обернувшись, при белесом свете ракеты, все еще парящей в воздухе, различаю две слегка пригнувшиеся фигуры, неторопливо шагающие в нашу сторону. – Как на плацу маршируют! Не боятся ничего, гады… Это нежданных «гостей» разглядел Томилин. Спрашиваю свистящим шепотом: – Немцы?! – Конечно, немцы, кого тут еще можно ждать? Небось, разводящий караула… – Твою ж дивизию! Сердце вновь начинает учащенно бухать в груди. Женька меж тем продолжает: – Сейчас они приблизятся, и ты должен будешь запросить, кто это – если, конечно, их уставы совпадают с нашими. Но, думаю, устав караульной должен совпадать. – И они поймут, что окоп занят врагами… Слушай, а на какой дистанции мы должны запросить? – Heinrich, sind Sie dort eingeschlafen? Warum fragst du nicht, wer kommt? Вопрос снимается с повестки дня. Они уже подошли на дистанцию, где я должен был запро-сить «кто идет» – или что там говорят в этом случае часовые? Женька насколько возможно тихо прошептал мне на ухо: – Спрашивают, уснул ли ты и почему так долго не запрашиваешь отзыва! – Да я уже понял… – тихо отвечаю товарищу, – попроси, чтобы они остановились, если сможешь.