— Это не меняет того, что склад — его собственность, — уперлась Фуми. — Ты же не станешь менять замок в доме, который годами стоит запертым? Я уставился на складское помещение. Переустройство этого района — вопрос времени. Пока оно не началось, эта студия будет моей отдушиной. Я провел в ней много времени с сестрой и с Мияко. Мы работали, пререкались, смеялись. Эх, вернуться бы в те дни! * * * Фреска для приюта была не единственных проектом, в котором участвовали мы с Мияко. Принцип моей сестры — браться за любую работу, которая: приносит деньги. Как следствие, мы выполняли множество случайных заказов, порой от других художников. Однажды поручили обрамить работы фотографа для его персональной выставки. — Склад–то огромный, поговорила Мияко, вставляя фотографию в черную рамку. — Аренда высокая? — Мы не арендуем его. У Мияко глаза на лоб полезли. — Он в собственности Фуми–нэ? — Нет, она не так богата, — засмеялся я. Иначе не вкалывала бы как проклятая. Один человек позволил пользоваться складом до его возвращения. Но сейчас уже не факт, что он вернется. Мияко не сводила с меня глаз, ожидая продолжения. — Однажды он просто исчез, — сказал я. — Нам с Фуми–нэ он оставил записку о том, что какое–товремя будет отсутствовать, а мы можем использовать студию по своему усмотрению при условии, что не тронем велосипеды. — Странно… — Мияко посмотрела на два ржавых велосипеда в углу. — Кто владелец этого склада? — А что? — спросил я после небольшой паузы. — Не хочешь — не говори. — Мияко взяла очередную фотографию и приготовилась вставить в раму. — Просто есть время слушать, а владелец — человек, похоже, интересный. От такого я даже слегка позавидовал Кендзи, понимая, что глупо и мелко ревную, а еще что придаю слишком большое значение любопытству Мияко. Впрочем, времени правда было предостаточно. Поэтому я рассказал Миякоо Кендзи Исихаре. 4 ЛУГОВАЯ КЛУБНИКА ТЕПЛЫМ ЛЕТНИМ ДНЕМ Кендзи жил в том же приюте, что и мы с сестрой. — Фуми–нэ говорит, что в детском приюте все так же, как в зверином, — начал я. — Мол, щенят разбирают быстро, но чем старше они, тем меньше шансов обрести хозяев. — Жестко она, — отозвалась Мияко, глядя на меня во все глаза. — Да, но это правда. Малышей быстро усыновляют. Когда наши родители погибли в ДТП, мне было семь, моей сестре — пятнадцать. Еще не много, и ее не взяли бы в приют. Пятнадцатилетку не удочерит никто. Несколько семейныхпар интересовались мной. Мной одним. «Мальчик онмилый, воспитанный», — нахваливал меня пастор потенциальным родителям. «Мы всегда мечтали о таком сыне, — отвечали они. — Хочешь жить с нами, Рюсэй? Мы будем твоей новой семьей». — Только я не желал жить без сестры, поэтому отвергал их всех. Я не желал менять единственого по–настоящему родного человека на чужаков. Да и несправедливо было бы, если бы новую семью обрел только я. — Не думала, что ты такой заботливый, — проговорила Мияко, а я уставился вдаль. — Ошибаешься! Не был я заботливым, я был обузой. Если бы подумал хорошенько, понял бы, что сестре лучше без меня. — Откуда такие мысли? — Я хотел жить с Фуми, поэтому она забрала меня с собой, когда после совершеннолетия ей пришлось уйти из приюта. Сестра достигла бы большего, не виси я у нее на шее. А так она день и ночь вкалывала, чтобы меняпрокормить. — Но ведь то решение приняла Фуми, — проговорила Мияко после небольшой паузы. — Уверена, ей тоже хотелось жить с тобой. Я не ответил. Я не рассказал Мияко, как просыпался среди ночи и видел, что сестра плачет. Фуми–нэ зажимала рот ладонью, чтобы заглушить всхлипы. Не рассказал я, как Фуминэ смотрела в пустоту, с головой погрузившись в собственные мысли. «Что тебя так угнетало? Жалеешь, что взяла меня с собой? Что в приюте меня не оставила?» Эти вопросы возникали у меня вновь и вновь, но я не мог заставить себя их задать. Я слишком боялся ответов. — Так что с Кендзи? — спросила Мияко. — Родился он в Окинаве и нам рассказывал, что жил на берегу океана. Я не спрашивал, что стало с его родителями, но в Токио Кендзи приехал к дяде, владельцу этой студии. Пару лет он жил у него, потом дядя умер от какой–то болезни. Другие родственники опекать его не пожелали, и он попал к нам в приют. Кендзи говорил, что его дядя занимался ремонтом велосипедов. — Так они принадлежали дяде Кендзи? спросила Мияко, показав на два ржавых велосипеда в углу. — Один из них дядин, другой — самого Кендзи, но после дядиной смерти он к нему даже не подходил. — Я глянул на велосипеды, с незапамятных времен стоявшие у стены. — Говорил, одному кататься было бы слишком грустно. — Получается, Кендзи унаследовал эту студию, когда повзрослел? — Да. — Я размял шею. Мы так долго сиде ли над фотографиями и рамками, что у меня все тело затекло. — Кендзи примерно одного возраста с Фуми–нэ. В приюте они были самыми старшими, наверное, потому так здорово ладили. После ухода из приюта с деньгами у нас было туго. Съемную квартиру в Токио мы по зволить себе не могли. Уезжать из столицы сестра отказывалась категорически и селиться слишком далеко от моей школы не хотела. К счастью, Кендзи пустил нас пожить у себя в студии. — Вы жили здесь? — Ага. Спали в спальных мешках и так алее. Ночами мерзли, — рассказывал я, смеясь. — Потом заказов у сестры прибавилось и мы перебрались в нашу нынешнюю квартиру. Но работать Фуми–нэ до сих пор приходит сюда. Говорит, вне дома получается продуктивнее. — Наверное, ей нужно больше места. Картины–то у нее огромные. — И это тоже, — кивнул я. — А где сейчас Кендзи? — Исчез, — ответил я. — Он в шутку обещал накопить денег и посетить все мекки серфингистов на свете. Вдруг этим он сейчас занимается? Серфит на Бали, на Гавайях, на Золотом Береге? — Я пожал плечами. — Кендзи слегка не в себе — не поймешь, где у него шутка, где не шутка. Но он очень изобретательный и волевой. Где бы он ни был, уверен, с ним все в порядке. — Угу. — Мияко вытерла пот со лба. — По–твоему, он влюблен в Фуми–нэ? Поэтому разрешил ей пользоваться студией? — Нет, это исключено, — усмехнулся я. — Почему? — Исключено, и все. Мияко пристально на меня посмотрела: — Вообще–то ты не догматик, но сестру опекаешь чрезмерно. Думаешь, никто, кроме тебя, не способен заботиться о ней и сделать ее счастливой? — В каком смысле? — Ты намеренно не даешь ей завести бойфренда. Фуми–нэ умная, талантливая, красивая. Для такой, как она, бурная личная жизнь совершенно естественна, — заявила Мияко. — Нельзя запрещать ей пробовать новое и расширять горизонты. Нельзя запрещать ей принимать собственные решения. — Она и принимает собственные решения, — парировал я. — Собственные глупые решения. — Ты просто вредничаешь. — Мияко скрестила руки на груди. — Не без причин. — Правда? Не объяснишь, каких? Я промолчал, и Мияко тяжело вздохнула: — И долго ты собираешься цепляться за сестру? — Вечно, если понадобится. — Я осекся, сообразив, что говорю как сущий деспот. — Слишком долго цепляться не планирую. . — Сам только что про «вечно» говорил. Помоему, это довольно долго. — Я имел в виду, что собираюсь заботиться о Фуми, пока она не встретит достойного человека. Но он должен быть по–настоящему доСТОЙНЫМ. Мияко покачала головой: — Возможно, Фуми–нэ наделала ошибок в прошлом; возможно, она периодически делает их и сейчас. Но она не ребенок. Не нужно защищать ее от всех и вся. Хочешь проявить себя хорошим братом — просто будь рядом с ней, когда понадобишься. — Не могу так. — Я поднял голову. — Возможно, дело в эгоизме, возможно, в моем занудстве, но я не хочу, чтобы Фуми–нэ причиняли боль. Мияко отвела взгляд и тихо вернулась к работе, будто мои слова ее расстроили. Неужели она поняла их не так? Может, прозвучали они шокирующе, только, пустившись в объяснения, я выдал бы тайну сестры. Я вставил в раму очередную фотографию. Стопку мы разобрали только на треть. — Я очень тебе завидую, — призналась Мияко. — Твоя сестра красивая, умная, добрая, а еще она любит тебя. У меня есть старший брат, но я вечно представляла, каково иметь старшую сестру. Мы ходили бы вместе по магазинам и делились одеждой. Ночами я пробиралась бы к ней в комнату поболтать о девичьем. Она и косметикой со мной делилась бы.