– Хорошо, кроме денег отдам пять русских, что находятся у меня в рабстве. Ну, твою же налево. Как отказать? Пять человек спасти. – Когда поедем назад из Дербента. – Ты собираешься в Дербент, урус? Зачем? – князь свел брови. Допрос в «застенках кровавой гэбни». А почему правду не сказать? Это всегда полезно, ну, когда не вредно. – Хочу пригласить к себе мастеров из Кубачей. – Ха, – перестал следователя из себя корчить князь. – Хорошие мастера. Я дам тебе своего раба, он турок. Это в придачу к русским рабам. Он делает кинжалы даже лучше кубачинских. Вот смотри, – и Эльбуздуков достал из-за пояса кинжал. Ну, что сказать?! Чеканщик, или как уж эта профессия называется, был мастером. Тончайший красивый узор по ножнам и рукояти, да еще со вставками драгоценных камней, пусть и обработанных в виде кабошонов. Наверное, сапфиры? Синие чистые камни. – Я подумаю, мне все одно надо в Дербент еще по другим делам. – Через Чечню. Ты смел, урус. Я со своими воинами поеду с тобой, провожу, не хочу, чтобы мое ружье досталось чеченам. Оно мне самому нужно. Ну и твоя голова нам нужна. Жалко будет лишиться. Она у тебя говорит правильные и красивые слова. На пятьсот шагов стреляли после обеда. Это уже триста пятьдесят метров, и те стрелки, у кого простое гладкоствольное оружие, просто не могли рассчитывать на хороший результат. В итоге количество стрелков сразу сократилось до четырех десятков. При этом опять разгорелись страсти, и воины требовали дать им право выстрелить еще раз, придумывая тысячи причин, то ветер подул именно в это время, когда джигит нажал на спуск, то мальчишки крикнули под руку, то конь его заржал, то сосед не вовремя стрельнул. Практически всегда, даже второй раз выстрелив, абрек мазал и, наверное, поминая иблиса, становился простым зрителем и болельщиком за своих земляков. Среди оставшихся были Брехт и почти все пщы. Именно у них и были длинноствольные нарезные ружья. Ну, и у них, видимо, был опыт обращения с этим оружием. Сразу без раскачки мишени поменяли. Эти были в два раза меньше и уже не были фигурами человека. Просто круг, размером приблизительно с голову, чуть побольше. Брехт стрелял первым. Сам напросился. Во-первых, ветер стих, и этим нужно было воспользоваться, кто его знает, может, через пару минут снова дунет. Он хоть и почти попутный, но порывами и рассчитать, как себя пуля поведет, очень сложно. Попал. Хоть и в самый край мишени. В самый низ, а целился выше мишени. Притянула мать сыра земля пулю. Нет, бинокля нет, подзорная труба увеличивает всего в четыре раза и толку от нее на расстояние в триста пятьдесят метров чуть. Пацаны по цепочке, Брехтом и организованной, по опыту стрельбы в Студенцах, передали. Ну, и красным флажком махнули. Кроме Брехта попали еще пять человек, в том числе и Марат Карамурзин. – Что дальше, генерал? – подошел к нему Пщышхуэ. – Давайте отойдем еще на пятьдесят шагов, – пожал плечами Петр Христианович. То, что кто-то попадет, уже не верилось. Эти-то пятеро по большей мере случайно попали, мишень почти не видна. Маленькая точка. – Хорошо. Отходи и стреляй. – Хлопнул его по плечу главный черкес. Брехт отсчитал шаги. Прицелился. Нет, бесполезно. Мишень просто не видно. Он поднял ружье, усмехнулся и выстрелил в облако, проплывающее над ними. Снайпера тоже стрелять не стали. Повторили стрельбу по небесам. – Всем пятерым я вручу по рублю с портретом императора Александра и по тысяче рублей ассигнациями, – развел руками Петр Христианович. Какой гвалт поднялся. На ужин Брехта пригласили к костру князей, жарился на вертеле целый баран, и, несмотря на запрет Корана, в рогах, украшенных серебром, плескалось что-то хмельное. Это точно не было виноградным вином. – Что это? – поинтересовался Брехт у Марата. – Называется буза́. Делается из слегка забродившего проса с добавлением сахара. Пей, не бойся, генерал, он вкусный и полезный. И мы не турки, людей не травим. Брехт вспомнил про это пиво, что местные делают из проса и кукурузы без добавления хмеля, как-то один из его диверсантов, казак с Кубани, рассказывал. Стоять! Бояться! – Марат, а вы выращиваете кукурузу? – Что это? Ну, вот, опять можно попрогрессорствовать. – Кукуруза – это… Царица полей. Событие пятьдесят седьмое А если ты не уверен в себе, ничего хорошего никогда не получится. Ведь если ты в себя не веришь, кто же поверит? Борьба началась с самого утра. Что-то там переключили в интернете, и всем до единого мужчинам Кабарды пришла на айфон весточка, что нужно стрелой лететь в Нальчик, там проводятся всекабардинские соревнования по борьбе. Практически чемпионат мира по эпщэры-банэ, что выдают там золотые пояса чемпионские и кучу денег за победу, а еще, что бороться с каждым будет русский генерал. Гей, славяне… А, гей, аскерчи поехали, поборем русского. Совсем уже напоследок в интернете была и вовсе запредельная новость. Мол, десять лучших бойцов поедут в Петербург охранять царя от его правительства, и за это каждый месяц будут давать сто рублей и графиней попользоваться или баронессой, а лучшим так и княжон дадут. Гей! И приехали, пока два дня проводили соревнования по стрельбе, лагерь вокруг Нальчика вырос до размеров крупного города, а население его увеличилось с нескольких сотен человек до пяти, а то и шести тысяч. Так это только аскерчи, туда же ломанулись торговцы. Кормить нужно эти пять или шесть тысяч воинов и их коней. В общем, Октоберфест отдыхает. Брехт хоть и находился в теле графа Витгенштейна уже полгода, но до конца так с размерами этого тела не свыкся. Уж больно оно, это тело – громоздкое. И почти не тренировано. При малейшей возможности Брехт пытался это исправить, подтягивался, бегал, каты всякие катал, но нет, не родное пока. Оно (тушка) и команды чуть с замедлением выполняло, а то и вовсе самостоятельно хрень вытворяло. Отдаст он команду руке лопатку почесать, а та, бамс, и не дотягивается. Не все, конечно, так плохо. Если, скажем, даст команду телу кусты оросить, то оно именно кусты и орошает. А если отдаст команду удобрить, то не только воздух портит, но и удобряет. Ну, да уж чего. Назвался, полезай. Судьи записали с помощью гусар и добровольцев из русских, обученных грамоте, всех желающих на бумажки и время от времени кидали эти бумажки в папахи и вытаскивали две из них, выгоняя в центр поляны бороться. И полян таких граф Витгенштейн и Пщы организовали почти полсотни. Тот, кто выигрывал схватку, получал назад бумажку со своим именем и мог бросить ее в следующую папаху. Графу тоже пришлось. В первой жеребьевке ему не повезло. Попался настоящий богатырь, нет, он на десяток сантиметров пониже был Петра Христиановича, но в плечах зато поширше точно. И весь такой кривоногий и плотный, как настоящий борец. Боролись обнаженными по пояс. Брехт легко сорвал захват соперника. Сам взялся поудобнее за руку богатыря и чуть толкнул его, чтобы он перенес центр тяжести и уперся. Отработанный прием. Тот и уперся, но при этом правую ногу далеко вперед выставил. Сработал многолетний опыт самбиста и дзюдоиста, и Брехт ему сделал замечательную подсечку. Бычок рухнул на травку и хрюкнул. И как давай блажить на неизвестном матерном. Не отходивший от генерала Зубер перевел, что рус, мол, шайтан и он его маму, потому что тот правила нарушил. Борются только выше пояса. – Пардоньте. Моя путала. Моя твоя больше не будет подсекать. Моя будет бороться честно. Твоя вставай и не блажи. Встали и по новой начали. Брехт на этот раз решил инициативу кабанчику отдать. Тот взял захват и пошел на прием, похожий на мельницу, только с захватом пояса, а не ноги. Ну, такие «коряги» тут не проходят. Петр Христианович присел и, обхватив джигита за пояс, приподнял и запустил на траву с хорошей такой амплитудой, и тело подвело, чуть не докрутило соперника, самому гибкости не хватило. Богатырь черкесский рухнул на спину, а надо было на живот. Но рухнул на грешную землю, а не на маты и с высоты в два метра. Плюх такой, что и земля покачнулась. Вставал каракалпак кабардинский из Черкесии тяжело. Сначала лежал тяжело, потом дышал тяжело, потом сел тяжело, потом глядел на Брехта тяжело, вот потом попытался встать. Тяжело! Но встал и снялся, пошел… не тот глагол, порысил, теряя центр тяжести, к судье, требуя адекватного соперника, а не этого русского шайтана. – Я если что, то немец, – сказал судье граф Витгенштейн. – Ты, рус, выиграл, соперник сдался. Вот тебе твоя бумажка. Жди следующего соперника. Вон туда ходи, сюда не ходи, там второй круг будет. Точно, Брехт сам это и придумал. Поле разделили на две неравные части. В левой, которая поменьше, уже начинались схватки второго круга. Петр Христианович присмотрелся к поединщикам. Ни одного толстого. Худые, жилистые, кряжистые. Никто их бороться в школах олимпийского резерва не учил. Так, пацаны на улице чего-то исполняют. Потом на соревнованиях на Ураза-Байрам кое-что видят у взрослых поединщиков, пытаются повторить. Не соперники. И это первый был настоящий богатырь. Остальные все на голову ниже Брехта. А есть и совсем невысокие – метр пятьдесят. Никто ни на какие весовые категории разделить борцов даже не пытается. Жребий. Принцип черкесам понравился. Граф решил быстренько пройти второй круг и пойти поискать Марата, чтобы обкашлять вопрос о составлении алфавита для Кабарды, а потом и словаря. Может, надумают пару тех, кто знает арабский, с ним послать, все одно нужно одного священника с собой брать. Должна же личная охрана императора в положенные часы намаз совершать. Брехт сунул пенсионеру сивобородому свою бумажку, тот бросил ее в шапку и стал составлять очередные пары. Третьим выпало бороться Петру Христиановичу и… Зуберу. – Ты что, тоже богатырь? – хмыкнул граф, но разделся и в круг вышел. И с первых же секунд понял, что невысокий рост и малая масса соперника не повод подходить к поединку спустя рукава. Через несколько секунд оказался на коленях. Только на силе сбросил с себя переводчика и собрался. Верткий оказался противник, никак не давал взять нормальный захват и словно специально провоцировал, выставляя одну ногу вперед, видимо наблюдал за первым поединком графа. Ну, опыт не пропьешь. И по классической же борьбе был он чемпионом Свердловской области и Таджикистана. Поймал двумя руками за левую руку и запустил бросок через плечо, при этом постаравшись довернуть противника в воздухе, чтобы он на живот спикировал. Получилось. Зубер приземлился на колени и локти, но готовый к этому Брехт дожал рукой, вложив в нее весь вес. Всё, теперь можно и о создании кабардино-черкесского словаря с главным князем пообщаться. Событие пятьдесят восьмое Когда неприятель делает ошибку, не следует ему мешать. Это невежливо. Если ты хочешь добиться цели, нужно каждый день хотя бы немножко к ней продвинуться. Наполеон I Бонапарт Спалось графу фон Витгенштейну плохо. Днем тысячные толпы, громкие крики и костры, тысячи костров, на которых жарились бараны, отпугнули местных комаров. Улетели в прибрежную осоку и в лес, спрятались от неадекватной орущей еды. Но еда наелась, напилась пива, набросалась другой едой и об землю, и сморил ее сон. Храпели, сопели, потели тела, испуская в инфракрасном диапазоне призывы к кровососам, истинным хозяевам этих мест, что все, пора и вам, господа, на обед. Кушать подано. И хозяева прилетели, и хозяева облепили еду. Ладно, хозяйки. Что меняет? Все одно – облепили. Ох и много потомства теперь будет! Ох и насосали. Ох и напищали. Брехт и с головой укрывался пледом, и ментик на голову накидывал, и руками махал. Помогало мало. Только вроде начинает засыпать, как налетает очередная волна местных комарих и его голубую-преголубую графскую кровь пытаются всю без остатка высосать. Вон какой боров. От его крови и потомство будет огромное, как комар-дергун прямо. Наконец, Петр Христианович вроде удачно закутался, и его почти сморил сон, и тут думы налетели вместо комарих. А есть у вас план по переустройству России, мистер Фикс? Нет, у него не было точного плана. И самое интересное, что до 1812 года ни в коем случае нельзя лезть в политику. Поражение под Аустерлицем и у Фридланда с последующим Тильзитским мирным договором приносили России вместо бед, ну, поражение же, одни сплошные плюшки. Словно кто-то там, на небесах, смотрел на эту возню, и когда дело до решений доходило, он Наполеону подсказывал заключать мир выгодный не столько Франции, сколько побитой всей в юшке и соплях России. И вообще, с точки зрения приращения территорий России Наполеон стоит в одном ряду с Екатериной или Петром. Например? Да пожалуйста. Россия потерпела поражение под Фридландом. Это недалеко от Калининграда. Правда ведь?! Французы потеряли около 8 тысяч человек, русские – от 18 до 20 тысяч. Французы захватили 80 пушек. И чем Тильзитский мирный договор закончился? Россия получала Белостокскую область, ранее принадлежавшую Пруссии. Герцогство Варшавское, до этого часть Пруссии, у нее изымалось. Пока Пруссию можно оставить в покое. Но герцогство, если что, так к ней и не вернется. И что происходило дальше? Наши отошли в сторонку, и Наполеон напинал автриякам. Уже польза, но этим дело не закончилось. Получается, что через два года после Тильзита (ныне город Советск в Калининградской области), после очередного разгрома Австрии, Наполеон подарил Александру город Тернополь с областью. На, брат. По-братски. И подарки не кончились. Франция в это время еще и Швецию побила, отобрав у нее все материковые земли. Ну, брат Наполеон и разрешил, и помог брату Александру побить Швецию, обескровленную полностью войной с Францией, и присоединить к России Финляндию. Нет, сами тоже молодцы, но с побитым соперником воевать легче. Дальше была Бессарабия. И опять не сам Наполеон, так его посол поспособствовал, что именно во время русского наступления Турция разругалась вдрызг с Англией и объявила ей войну, лишившись союзника, который бы не дал порезвиться России в самый ответственный момент войны. Война шла себе потихоньку, и тут бамс. И Тильзитский мир. Заключение мира с Наполеоном дало возможность увеличить численность Дунайской армии до 80 тысяч человек. В это время в Париже при посредничестве Наполеона шли переговоры об окончательном мире с Портой. И плюнул вдруг Буонопартий на дружественную ему Турцию. Посчитал, что победа над Испанией важней, а с отъездом его в Испанию переговоры были прекращены.