– Абсолютно. – Боже… – Ну да… Я позвонил Аллану… – Аллану с двумя «л»? – Да… – Забавно! Нашего банковского менеджера тоже зовут Аллан с двумя «л»! – Все общаются в банке с Алланом. – В этот момент до моего сознания дошло, что живу в крохотном городке. – Я позвонил Аллану, чтобы узнать, куда делись деньги. – И что сказал Аллан? – Аллан оказался в отпуске. Аллан часто бывал в отпуске. Банковские служащие, равно как адвокаты или официантки, получают очень хорошую зарплату, поэтому даже после уплаты налогов большинство ютландцев может позволить себе довольно много удовольствий. – И я остался без денег и Аллана, – продолжал Викинг. – Я собирался навестить предков, но у меня не было бензина, поэтому позвонил отцу. Я сказал: «Пап, у меня денег нет…», а он ответил: «Конечно, нет, я только что все снял». Я спросил: «Ты снял мои деньги?», а он ответил: «Ну да!» Я совершенно запуталась, но меня позабавило, что Викинг, говоря о родителях, перешел на интонации подростка. – Папа сказал, что он звонил Аллану, хотел посоветоваться насчет ипотеки, и Аллан рассказал о новом вкладе для давних клиентов. Увеличенный процент и все такое… Тогда папа решил, что это классно, и подумал, почему бы не перевести деньги сына на такой же вклад. – И Аллан просто сделал это? Он не стал вас спрашивать? Вы ничего не подписывали? – Нет. – И банк даже не связался с вами? – Банк доверяет Аллану, а Аллан твердо уверен, что мой отец – действительно мой отец. А мой отец верит, что Аллан хочет ему помочь и предлагает наилучшие условия для размещения моих денег, и он просто перевел мои деньги на другой вклад. – Он просто забыл сказать вам?.. – Именно! Но все оказалось к лучшему. Так работает доверие. Поразительно! Я позвонила «экономисту счастья» Кристиану Бьернскову, с которым общалась в самом начале своего проекта, и он подтвердил, что высокий уровень доверия очень важен для датчан, чтобы они могли чувствовать себя счастливыми. Еще в начале нашего знакомства Кристиан говорил: «Жизнь становится намного проще, когда можешь доверять людям». Викингу и его соотечественникам доверие дает уверенность в судьбе их банковского счета и позволяет точно знать, что их дом не обворуют. – Значит, если я чувствую себя в безопасности и доверяю тем, кто меня окружает, то не испытываю стрессов и тревожности и у меня появляется реальная возможность быть счастливой? – Именно, – подтвердил Кристиан. – В странах, где есть развитая система социального обеспечения, всегда существует высокий уровень доверия. Впрочем, в Дании он вовсе не порожден социальным государством. Кристиан изучал материалы, начиная с 1930-х годов, и сказал, что Дания стала социальным государством только в 1950-е годы. Однако даже в самом начале ХХ века в стране отмечался очень высокий уровень доверия. – Судя по всему, именно доверие позволило нам создать социальное государство, а не наоборот. Датчане согласились платить высокие налоги, так как доверяли своему правительству, считая, что оно сможет правильно распорядиться деньгами. Система в целом работает, и датчане счастливы, потому что у них высокий уровень доверия. – Но откуда же берется доверие? – А это вопрос на миллион долларов! Впрочем, директор центра социальных исследований из университета Южной Дании Клаус Петерсен полагает, что ему известен ответ на этот вопрос. – Все скандинавские страны являются лютеранскими и отличаются развитой социальной демократией. С 1930-х годов у нас сложилась потрясающая атмосфера сотрудничества, которая привела к созданию Скандинавской модели социальной политики, – сказал мне Клаус по телефону. – Дания невелика, но вместе с остальными скандинавскими странами мы чувствуем себя в безопасности и доверяем друг другу. Международные исследования неизменно отмечают высокий уровень доверия в государствах Скандинавии, а Данию по уровню безопасности называют второй страной мира – по этому показателю она уступает только Исландии (но там еще холоднее, еще темнее и еще дороже жить!). В сравнении с периодом 1990-х годов количество датчан, ощущающих социальную безопасность, в настоящее время выросло. Следом за датчанами идут норвежцы. Об этом свидетельствуют данные, полученные датским криминологом Раннвой Меллером Томсоном. По мнению Клауса Петерсена, на ощущение безопасности оказывают влияние небольшие размеры страны: – Все датчане знают друг друга. – Я подумала, он выражается фигурально, но Клаус заверил, что его слова близки к истине, ведь в Дании проживает всего пять с половиной миллионов человек. – Наша страна всегда была маленькой, и миграция нам практически неизвестна, благодаря чему у нас сложилась общая датская идентичность. Звучало прекрасно, но, как всегда в подобных случаях, я слегка расстроилась: вряд ли что-нибудь из почерпнутой мной информации удастся применить где-нибудь в другом месте, помимо крохотной Дании. Потом я узнала о работах Петера Тистеда Динесена, научного сотрудника факультета политологии копенгагенского университета. Петер изучает проблемы социального доверия. Я позвонила ему и долго мучила своими вопросами, пока бедолага не согласился поделиться со мной своей гипотезой. Основными факторами доверия, по мнению Петера, являются культура доброжелательного отношения к государству и образованность датчан. – Мы живем в очень справедливом обществе с эффективными государственными институтами. У нас практически отсутствует коррупция и ко всем людям относятся одинаково, – сказал Петер. – Большинство датчан чувствуют заботу государства, поэтому доверяют ему. Международные организации, такие как Transparency International[78], отмечают, что Дания является наименее коррумпированной страной Евросоюза, а ее правительство считается самым ответственным в мире. В большинстве стран люди не доверяют политикам и партиям, но в Дании они имеют удивительно хорошую репутацию. Здесь политиков считают «нормальными людьми», и их не возносят на пьедестал, с которого так легко падать. Даже министры ведут себя как обычные обыватели. Они очень доступны, в чем я имела возможность убедиться в ходе своих исследований. Политический телесериал «Правительство» сформировал представление о датских министрах как о самых обычных людях, сталкивающихся с теми же проблемами, что и остальные граждане. Этот сериал помог преодолеть растущую апатию избирателей и стимулировал их активнее участвовать в различных опросах, о чем говорят исследования Копенгагенской школы бизнеса. – В последние годы доверие в нашей стране укрепляется, – сказал Петер. – Когда я вместе с Кимом Маннемаром Кондерсковом из Орхусского университета работал над статьей, нам удалось выяснить, что уровень доверия с 1979-го по 2009 год вырос на 68 процентов. При этом 79 процентов датчан утверждают, что доверяют большинству людей. Откуда возник такой резкий рост доверия? Может, в Дании что-то добавляют в воду? Я подозрительно взглянула на свой полупустой стакан. Впрочем, у Петера нашлось объяснение получше. – Если посмотреть на выходцев из стран с низким уровнем доверия, получающих у нас образование, то можно увидеть, что со временем их уровень доверия поднимается до средних значений, – утверждает Петер. – Интересно, что между мигрантами в первом поколении и потомками мигрантов тоже нет различий. Такой результат я приписываю работе наших социальных институтов. Получается, что сама жизнь в датском обществе способствует развитию доверия, а вовсе не традиции или нечто унаследованное датчанами от родителей. Я решила, что это прекрасно. Живя по-датски, я смогу развить в себе доверие, а доверие поможет мне стать более счастливой. Когда ты доверяешь системе и понимаешь, что она не пытается тебя обмануть, то платить налоги гораздо проще. Процесс расставания с деньгами становится даже радостным, потому что им найдется хорошее применение. Я пришла к выводу, что не против уплаты налогов (по крайней мере, пока), если они будут способствовать реализации свободной от коррупции датской мечты. У девушки, которая росла в Британии времен Маргарет Тэтчер, произошла полная переоценка ценностей. Я всегда отличалась независимым характером, но теперь начала понимать, что это качество оказалось вынужденным: просто у меня никогда не было подушки безопасности. В Дании все обстоит иначе. Я увидела преимущества здешней жизни и научилась ослаблять контроль, поняв всю ценность гармоничного соотношения личной жизни и работы. Но отказаться от старых привычек нелегко. В июле, узнав, что двое моих бывших коллег получили новую работу, серьезную и важную, о которой, как мне казалось, всегда мечтала, я почувствовала разочарование и раздражение. И начала судорожно загружать посудомоечную машину, разбила тарелку, а потом завыла, обращаясь к небесам: Почему?! Спустя некоторое время я опомнилась и осознала, что больше не участвую в гонке. Я могу писать статьи и книги, встречаться с друзьями и выгуливать собаку на пляже, скоро у меня появится ребенок. Теперь я ЖИВУ. Могу заснуть без бокала вина и больше не нуждаюсь в интернет-шопинге, чтобы пережить очередную неделю. До беременности я похудела, даже не заметив и не придав этому значения (несмотря на многочисленные «улитки»!). Это произошло не потому, что ограничивала себя в еде. Просто я обрела душевный покой, и такая сделка показалась мне очень хорошей. Вскоре нам предстояло решить, хотим ли мы остаться в Дании. Должен ли наш (на 80 процентов) мальчик, зачатый в этой стране, прожить здесь свой первый год? Или нам лучше увезти его из Нарнии? Я уже приготовилась составить список всех «за» и «против», когда в дом ворвался Лего-Мен. Его приход всегда производил на меня впечатление. – Очередной напряженный день? – поддразнила я мужа, имея в виду, что еще только половина пятого. – Очень напряженный, – ответил он, раздеваясь и сгружая на пол в кухне огромное количество пакетов. Поздоровавшись со мной должным образом, он принялся ставить прозрачные емкости на обеденный стол. – Что ты делаешь? Муж сказал, что хочет собрать макет Сиднейского оперного театра из конструктора «лего» – естественное занятие для 30-летнего профессионала во вторник вечером! – Ты знала, что Сиднейский театр спроектировал датский архитектор Йорн Утзон[79]? – спросил Лего-Мен, раскрывая пакеты и вытаскивая оттуда белые кирпичики. Он заявил, что если не воплотит в жизнь свой проект прямо сейчас, то, когда родится ребенок, на это точно не будет времени. – Ты чертовски прав! – пробормотала я, а потом добавила: – С собакой не хочешь погулять? Или ты слишком занят своими игрушками? – Это не игра, а строительство! Муж не впервые пытался убедить меня в том, что между двумя этими занятиями есть огромная разница. – Такие наборы предназначены исключительно для взрослых! Видишь? – Муж с гордостью показал наклейку на коробке: «12+». – Они даже называются «Архитектура LEGO», а дети вообще не знают, что такое архитектура, – и он с головой погрузился в «строительство». Я смотрела на склонившегося над столом Лего-Мена. Светлые волосы, знакомый прищур за стеклами очков в черной квадратной оправе… Он уютно устроился в кресле Арне Якобсена под мягким светом лампы Пола Хеннингсена. В комнате звучала музыка датской поп-группы “Alphabeats”, ее диск муж поставил на датскую стереосистему Bang & Olufsen. Лего-Мен что-то бормотал себе под нос, подпевая музыкантам и периодически делая глоток из специального датского стакана для пива с двойными стенками. Стоит ли говорить, что пиво тоже было датским. Да, и мы абсолютно убеждены, что «Карлсберг» во вторник в пять вечера зимой – совершенно нормальное явление. Никогда еще не видела Лего-Мена таким домашним. Глядя на мужа, я боролась с искушением взять у него мазок со щеки, чтобы проверить на наличие гена 5-НТТ. Может быть, ребенок унаследовал от него ген счастья? Может, именно поэтому наш (на 80 процентов) сын никогда не спит и постоянно лягается? Может, он веселится внутри меня? В нем играет серотонин, и он точно знает, что снаружи его ожидают дивные «улитки». Я точно знала, что Лего-Мен хочет остаться здесь, но все еще не была уверена, что тоже этого хочу. Может быть, и удастся вырвать девушку из оков британского цинизма, но вот вытравить британский цинизм из девушки совершенно нереально… Вероятно… Что я узнала в этом месяце: 1. Датчане не возражают против своих запредельно высоких налогов. 2. Ведь за деньги счастья все равно не купишь. 3. Стать счастливым поможет доверие и жизнь по-датски (у-р-р-р-а!!!). 4. Лего-Мен в глубине души – викинг. 13. Рождество God Jul! Не следует думать, что скандинавы настолько холодные люди, что даже праздники у них проходят сдержанно и спокойно. Нет, Рождество в Дании – Великое Событие. А начинается оно в 20.57 в первую пятницу ноября. Мы с Лего-Меном едва закончили ужинать в Большом Городе, как вдруг с улицы донесся громкий рев. Выглянув из окна в надежде понять, что же происходит, мы увидели лишь несколько молодых людей, веселившихся возле фонтана с порнографическими пони, – картина, которую можно наблюдать в любом городе мира. Но через несколько секунд опять послышался вопль. Он несся по улицам, а к нему присоединялись все новые голоса. Очевидно, СЕЙЧАС ЧТО-ТО ПРОИЗОЙДЕТ. И это в городе, где вообще ничего не происходит. Послышался рев двигателя, а потом появился грузовик с установленными на нем стереосистемой и часами с обратным отсчетом времени. Из грузовика неожиданно повалила какая-то странная субстанция. Огромные белые клубы взлетали в воздух и хлопьями медленно опускались на землю. Вскоре вся улица оказалась покрыта белым одеялом. – О! Это же снег! – радостно воскликнул Лего-Мен. Со времени последнего снегопада прошло около двух дней, и восторг Лего-Мена объяснялся перспективой испытать недавно купленный навороченный костюм для зимних прогулок. Но оказалось, что это вовсе не снег, а какое-то иное вещество белого цвета. – Мне кажется… – начала я неуверенно, потом моргнула, прищурилась и, догадавшись о происхождении субстанции, закончила: – Это пена! Чтобы узнать профессионально созданную пену, мне не понадобился опыт двухнедельных развлечений на Костадель-Соль. Улицы и площади сразу приобрели невероятно праздничный вид. Расплатившись, мы вышли на улицу, чтобы разглядеть все получше. Грузовик остановился, борт опустили, и мы увидели девушек, одетых в голубые мини-костюмчики, и мужчин в комбинезонах того же цвета. Они окружали невысокого темноволосого ослепительно улыбающегося человека. Несмотря на то что в Ютландии темнело в половине четвертого, на нем были темные очки-авиаторы.