– Лично мне Зона ничего плохого не сделала. Исследуя связанные с ней феномены, я защитил докторскую, опубликовал с десяток статей во всемирно известных научных журналах, стал почетным членом ряда европейских академий наук, но все это мелочи по сравнению с истинным призванием любого ученого. Знаете, в чем оно заключается? – Профессор глянул на Балабола, потом повернул голову в другую сторону и посмотрел в глаза Потапыча и Лани. Выждав значительную паузу, Шаров назидательно поднял указательный палец к потолку: – Настоящий ученый в первую очередь думает не о себе, а о людях. – Ну, допустим, вы думали о людях. Тогда я перефразирую вопрос. Что плохого им сделала Зона? Разве артефакты не использовали в промышленности, медицине, военном деле? Разве внутренние органы некоторых мутантов не применяли в парфюмерии и фармацевтике? А кожа большеногов разве не добывалась для пошива верхней одежды и обуви? Неужели всего этого не было, а, профессор? – Было, и я этого не отрицаю, но наравне с этим Зона принесла немало страданий. Давайте посчитаем. – Олег Иванович пальцем левой руки загнул мизинец правой ладони: – Первое. Выбросы воздействовали на мозг и психику сталкеров, превращая тех в зомби. Второе. Аномалии и мутанты убивали. Третье. Отрицательные свойства сгенерированных деструктивами образований в большинстве случаев перекрывали их положительные качества. – Он нацелил сложенные пистолетиком пальцы на Балабола: – Эксперимент неспроста получил кодовое название «Версия 2.0». Я пытался искоренить эти проблемы и во многом преуспел. Моей мечтой было не уничтожить Зону, как ты подумал, а приручить ее. Сделать более дружелюбной, что ли. Профессор отодвинул от себя клавиатуру. Взял из тонюсенькой стопки на углу стола лист бумаги. Вытащив карандаш из подставки в виде миниатюрной вазочки, он схематично изобразил саркофаг над Четвертым энергоблоком и в стороне от него нарисовал ряд больших кругов. – В результате долгих опытов я выяснил, что Зоной можно управлять. – Шаров провел три волнистые линии над каждым кругом. – Чем сильнее воздействие на ноосферу, тем больше слабеет Зона, а значит, как я уже говорил, исчезают выбросы и все, что с ними связано. Соответственно, при уменьшении частоты излучения, – профессор перечеркнул две линии над каждым кругом, – Зоне возвращается часть свойств. Регулируя мощность и длительность целенаправленного излучения, можно программировать выбросы. Тем самым достигается три важных цели. Во-первых, безопасность людей. Перед выбросом из Зоны всех эвакуируют, кроме работающих в сверхзащищенных бункерах специалистов. Следовательно, риск превратиться в зомби во время пси-шторма сводится к нулю. Во-вторых, контролируя интенсивность выброса, можно программировать аномалии на генерацию определенных групп артефактов. В-третьих, в перерывах между запланированными выбросами Зону можно использовать в качестве рекреационного ареала, что, собственно, сейчас и происходит. Вы только представьте, в Зону за артефактами можно будет ходить, как в лес по грибы после дождя. – Это все хорошо, профессор, – прогудел Потапыч, – но что вы с тем влиятельным человеком не поделили? Почему он послал людей против вас? Его не устроил результат вашей работы? Кстати, вы так и не сказали, кто он. – Я сам не знаю, кто он такой. – Как это не знаете? – удивилась Лань. Балабол и Потапыч явно тоже изрядно опешили. – А вот так, – с вызовом ответил профессор. – Мы общались с ним посредством видеосвязи, я ни разу не видел его лица, и, как мне показалось, его голос был изменен. – Но ведь имя у него должно быть, – сказал Балабол. – Как-то же вы к нему обращались. – Он с самого начала попросил звать его просто компаньоном. У богатых свои причуды. Ну не хотел он, чтобы я знал его в лицо и как его зовут, и что с того? Для меня, между прочим, это было не так уж важно. – А вот это вы зря, профессор. – Потапыч кивнул на монитор. – Вот к чему привело ваше нежелание интересоваться личностью компаньона. Вам не приходила в голову элементарная мысль, что этот человек скрывает лицо и имя, потому что его деньги заработаны преступным путем? – Ну, я, конечно, думал об этом. – И что? – спросил Балабол. Олег Иванович помолчал, подбирая слова. Он не хотел так вот прямо признаваться, что его не волновала природа происхождения богатства компаньона, из опасения оттолкнуть от себя Балабола и его спутников. Они были ему нужны, и он не желал рисковать их расположением к себе. Кроме того, он искренне считал, что крупные состояния достигаются честным путем исключительно в редких случаях. По его мнению, большинство толстосумов заполучили богатство благодаря махинациям с налогами или хорошо законспирированной преступной деятельности. Гораздо больше моральной стороны вопроса происхождения денег ученого заботила возможность проводить исследования без оглядки на финансирование и вполне осязаемый шанс вписать свое имя золотыми буквами в скрижали науки. – Я не пришел к однозначному выводу, а потом так увлекся исследованиями, что мне стало некогда думать на отвлеченные темы, – наконец-то сказал профессор. Потапыч возмущенно крякнул. – Понятно. Вам плевать, что эти деньги могут быть заработаны на проституции, наркотиках или торговле людьми. Главное, чтобы никто и ничто не мешало проводить опыты и ставить эксперименты. Такие же, как вы, беспринципные ублю… кх-м, умники придумали химическое оружие, ядерную бомбу, баллистические ракеты. Балабол слегка повысил голос: – Угомонись, Потапыч. Чего привязался к человеку? Себя поставь на его место и подумай, как бы ты поступил в этом случае. Только не надо заливать, что ты провел бы целое расследование и, если бы выяснил, что деньги грязные, гордо послал бы мецената на три буквы. Потапыч открыл было рот, собираясь возразить, но Лань надавила на его плечо локтем, и он посчитал за лучшее промолчать. Шаров благодарно посмотрел на проводника: – Спасибо. – Не за что, профессор, обращайтесь. Вы, кстати, так и не сказали, что за кошка пробежала между вами и компаньоном. – Будущие прибыли не поделили, – хмыкнул в бороду Потапыч. Лань снова вдавила локоть в плечо мужа. Балабол покосился на бородача, а профессор предпочел пропустить замечание мимо ушей. – Во время экспериментов я понял, что Зоной можно не только управлять. Оказывается, ее можно, так сказать, клонировать и заселять ею не только отдельные страны, но и целые континенты. Достичь этого позволяет разработанная мной установка. Коррелируя частоту излучения и меняя его полярность, я могу изменить ноосферу Земли в любом месте планеты. Знаете, почему Зона возникла на территории отчуждения? Да потому что именно здесь, в закрытом от остального мира уголке Украины, ученые проводили исследования ноосферы. Делай они свои опыты в другой местности, скажем, вблизи от американской АЭС Три-Майл-Айленд в штате Пенсильвания, вполне вероятно, что Зона появилась бы там, а не здесь. Профессор откашлялся и продолжил: – Я связался с компаньоном и сообщил о своем открытии. Думал, мы будем и дальше совместно работать над изучением возможности управлять происходящими в ноосфере уже всей Земли процессами, но ошибся. Компаньон сказал, что больше в моих услугах не нуждается, и потребовал передать мои наработки. Разумеется, я отказался. Тогда он пригрозил, что отберет их силой, и сделал это. Его люди взломали компьютерный банк данных, скопировали имеющуюся в нем информацию, а потом удалили ее с жестких дисков моих вычислительных машин. Но это неважно. Я ежедневно делал резервные копии, поэтому материалы остались при мне. – Та-ак, понятно. – Балабол побарабанил пальцами по столу. – А вы не думали, для чего ему это понадобилось? – А мне и думать незачем. Он сам как-то хвастался, что хочет открыть по всему миру сеть подобных «Чернобыль Лэнду» тематических парков развлечений, особенно это касается стран так называемого золотого миллиарда, и, под предлогом создания полного правдоподобия, построить копии разработанной мной установки. Воздействие на ноосферу обязательно приведет к возникновению Зоны в тех районах. Как я говорил, регулировка настроек излучения позволит держать в узде многочисленные клоны аномальных зон до тех пор, пока это выгодно владельцу франшизы. Как только что-то пойдет вразрез с его понятиями и взглядами на развитие, к примеру, политической системы стран-реципиентов, или его бизнес окажется под угрозой, он чуть ослабит вентиль и выпустит джина Зоны порезвиться. Это идеальное оружие глобального господства, причем добровольно размещенного на своей территории правительствами государств. – Я так и знал, что все этим закончится, – покачал головой Потапыч. – За что бы ученые ни взялись, что бы они ни изобретали, у них всегда получается оружие. – Ты неправ, милый, – мягко возразила Лань. – Ученые пытаются сделать мир лучше. Другое дело, как используют их изобретения те, кому они попадают в руки. Лопатой, например, можно копать землю, а можно и убить. – Получается, этот ваш бывший компаньон скоро наделает десятки, а может, и сотни аномальных зон по всей Земле, – сказал Балабол. Олег Иванович улыбнулся и помотал головой: – Нет. Всю документацию по строительству и работе установки я храню отдельно в хорошо защищенном от посторонних глаз месте. Так что в этом плане я его облапошил. – А эта ваша установка одна или есть другие экземпляры? – спросил Потапыч. – Одна. – Ну так надо ее уничтожить, и дело с концом. – Как уничтожить? Вы в своем уме? Это мое лучшее изобретение. Если хотите взорвать установку – ну или что вы там собрались с ней делать? – тогда, будьте любезны, начните с меня, чтобы я не видел этого ужаса. Балабол поспешил успокоить не в меру разволновавшегося Шарова: – Потапыч пошутил, профессор, никто ничего уничтожать не собирается. – Вот еще. Ничего я не шутил, – фыркнул бородач. – Это единственно приемлемый вариант в данной ситуации. – Он пошел на попятную, заметив укоризненный взгляд Лани: – Ну хорошо, не единственный. Можно обесточить станцию и частично вывести из строя. Снять какие-нибудь важные детали, без которых ничего работать не будет, и только их уничтожить. Раз говорите, что все чертежи у вас, тогда хрен что у вашего компаньона выйдет. Ну что, профессор, как вам мой план? Говорите, где рубильник находится. Ща мы быстро все уладим. – Не выйдет, – помотал головой профессор. – Еще в начале эксперимента компаньон убедил меня в необходимости создать дублирующую энергосистему. В случае выхода из строя главного контура энергоснабжения вспомогательная система мгновенно возьмет на себя его функции, и установка продолжит работу. – Не волнуйтесь, профессор, ломать – не строить. Большого ума для этого не требуется. Скажите, где найти этот генератор, мы и его в два счета из строя выведем. – Потапыч обнял жену за талию и посмотрел ей в глаза: – Да, дорогая? Лань улыбнулась в ответ: – Конечно, милый. – Если б все было так просто, молодые люди, – вздохнул Олег Иванович. – Дублирующая энергосистема находится на архипелаге Новая Земля. Специально для этих целей к острову Южный подогнали плавучую атомную электростанцию. Балабол удивленно присвистнул. – Нехилый разброс получается. А как при таких расстояниях идет передача энергии? – Десять лет назад я сделал феноменальное открытие. Не только в космосе, но и на Земле электромагнитные волны определенной длины способны так искривить пространство, что разделяющие две или более точки тысячи километров расстояния исчезают, как по мановению волшебной палочки. Я не только сделал необходимые расчеты, чертежи и теоретические обоснования, но и построил опытный образец у себя в лаборатории. Эксперименты показали, что телепорт способен перемещать как физические объекты, так и энергию в неограниченных количествах. Я хотел построить намного более мощное и, соответственно, эффективное устройство, но все упиралось в деньги. Как только я получил доступ к неограниченному финансированию, моя мечта реализовалась, но, как вы понимаете, не здесь, а на Новой Земле. Я вынужден был пойти на условия компаньона, ведь кто платит, тот и заказывает музыку. – А этот опытный экземпляр в лаборатории все еще работает? – спросил Балабол. – Разумеется, – кивнул профессор. – Мои изобретения безотказны. – Значит, надо отправиться на Новую Землю, вывести из строя дублирующую энергосистему, а потом вернуться сюда и частично разобрать установку, – сказал Потапыч. – Или можно сделать по-другому. – Балабол мотнул головой в сторону стоящих у дверей военсталов: – Вы посылаете близнецов на Новую Землю, а сами здесь время от времени вырубаете питание и, когда одна из попыток увенчается успехом, превращаете установку в груду бесполезного железа. – Я не могу отправить близнецов. Они единственные, кто остался из способных держать оружие в руках. Компаньон может послать за мной в любой момент. Это моя охрана. Придется тебе, Балабол, телепортироваться на остров и решить проблему. – Ну уж нет, профессор, давайте как-нибудь без меня. Мне своих проблем хватает. Вы, кстати, обмолвились о решении моего вопроса, но так и не сказали толком, в чем оно заключается. Когда я смогу вернуть себе прежнюю жизнь? – После экспедиции на остров. Балабол хмуро сдвинул брови к переносице и сердито прищурил глаза. – Вы что, шантажировать меня вздумали? Не советую со мной в такие игры играть. Профессор пропустил мимо ушей прозвучавшую в голосе проводника угрозу. – Отнюдь. Это не я тебя шантажирую, а жизнь. Сейчас поймешь. Олег Иванович окликнул ассистента и попросил принести бумаги из рабочего кабинета. Пока тот ходил, ученый рассказал Балаболу, что отправил взятую у него кровь и образцы тканей в Киевский институт трансплантологии, откуда не так давно получил результаты. Когда зашла речь об анализах, молодожены переглянулись. В их глазах промелькнула загадочная искра, а Потапыч к тому же едва заметно кивнул. В серверную вошел Алексей, отдал бумаги профессору и отправился дальше заниматься своими делами. – На, сам посмотри, – Шаров отдал конверт из плотной бумаги Балаболу. Проводник отогнул треугольный клапан, вытащил из конверта сложенные пополам желтоватые листы. С хрустом развернул и пробежался глазами по строчкам с цифрами и непонятными обозначениями. В конце второго листа он прочитал диагноз, сложил чуть подрагивающими пальцами бумагу в конверт и вернул Олегу Ивановичу. – Значит, четвертая стадия. Почему я ничего не ощущал раньше и сейчас вполне сносно себя чувствую? Давно у меня рак? – Балабол старался держать себя в руках, но дрогнувший голос с головой выдал его состояние. Профессор пожал плечами. – Многие формы рака дают о себе знать, когда становится слишком поздно. Кстати, твои проблемы с памятью могут быть следствием болезни. Раз ты не помнишь события последних трех лет, вполне вероятно, что и заболел ты незадолго до этого времени. – Сколько мне осталось, как думаете?