– Это официальная точка зрения? – Какая разница, официальная или моя. У меня свои источники есть. Понимаешь? – понизил он голос. – А ты живешь одна в таких хоромах. Где логика-то? – И что ты предлагаешь? – Я отпила вино и поморщилась. На мой вкус, оно было слишком кислым. – Поживи у меня. – И он накрыл своей рукой мою. – Ты будешь под защитой – никаких проблем. Мне тоже будет спокойней. – Все взялись за мою защиту, – рассмеялась я. – Одновременно. – Кто еще? – нахмурился Володька. – Богданов! – Этому простительно. Ксань! Я правду говорю – чего ты будешь там киснуть. Опасно ведь. Стал бы я просто так пургу гнать. У меня кое-какие данные имеются насчет этого психа. Во всяком случае, свою жену я бы без присмотра точно не оставил. – Я не твоя жена! – И тут же пожалела о вырвавшихся словах. Лицо Иванникова перекосилось. – Не моя. Но моя подруга, и я в некотором роде несу за тебя ответственность… Я решила сменить тему. – Ты лучше расскажи, что у вас творится в городе. У меня есть информация, что полный беспредел. – А твои источники информации – спившаяся Шашкова, подруга Сосницкого? Вот и все твои источники. Я не прав? – Ну хорошо… Шашкова. И что? Она не права? – Доля правды в ее словах есть. Но я бы на месте Сосницкого рот ее зашил суровыми нитками. Негоже языком болтать налево и направо. Все-таки это государственные дела, а не старых бабок на завалинке. – Вов! С каких это пор ты стал патриотом государственных дел? – С тех пор, как вошел в комиссию по модернизации города. У нас большие планы… – Перекачивания денег, – закончила я. – Нет, с тобой решительно невозможно разговаривать. Доела? Тогда пошли? – Куда? – На кудыкину гору! На свежий воздух. Тебя устраивает? Иванников расплатился, и мы вышли на улицу – уже вечерело, и небо приобрело мрачно-синий оттенок. – И куда теперь? – Погуляем в парке – ты не против? Я тебя, может быть, на свидание приглашаю. Сто лет мы с тобой нигде не гуляли. – Свидание у нас уже было в ресторане. – Разве это свидание? Так, посиделки обычные. – И он решительно взял меня за локоть. А мне хотелось вырваться и убежать… Мы пошли краем парка. В нем было уже довольно безлюдно. Парк был старый: разросшиеся деревья с толстыми стволами, кусты. Фонари горели неярко; в парке было почти темно, и я вздрогнула. Мое движение не укрылось от Володи. – Ты чего? – Этот жест он истолковал по-своему. – Замерзла? – и притянул меня к себе. Внутри его рук было тесно и неуютно. Я засопела и вырвалась. – Колючка! – И он потрепал меня по голове. – Слушай! – Он внезапно остановился и встал на одно колено. – Выходи за меня замуж, а? Ну чего ты сторонишься, ей-богу! И отец твой хотел этого. Только этого ко всем моим проблемам мне не хватало. Это был запрещенный прием – удар ниже пояса. Где-то в глубине души я подозревала, что рано или поздно все кончится именно так. Ну не сможет он долго держаться! Но я никак не думала, что это произойдет при первой же нашей встрече. – Ксань! Умоляю! Ну чего тянуть. Я чуть концы не отдал, когда ты исчезла. Я думал, что вообще… умерла… – Что-то ты не похож на убитого горем человека, – не удержалась я. – Округлился, залоснился. – Что ты об этом знаешь? Ксань! Ни-че-го. – И он прижал мои руки к своей груди… – Не надо! – Подумай! – Когда надумаю – скажу. И не нужно меня провожать. Дома я ревела целый час, запершись в ванной, я была одна, и никто помешать мне или постучать в дверь не мог. Я плакала, потому что в эту минуту поняла, что никогда не полюблю Володьку. А он, вероятно, лучшее, что меня могло ждать в жизни. Он был положительным героем во всех отношениях. А мне уже было все-таки двадцать пять лет. Сейчас замуж торопятся с восемнадцати выскочить. И не так важно собственное желание, как мнение окружающих, которые считают, что замужняя женщина – это прежде всего женщина востребованная. А замужество – тот же рынок и котировки на бирже. Нужный ты продукт или нет. За все эти полтора года я была как будто выпотрошена изнутри. И у меня было всего два секс-эпизода за все это время… краткие и незначительные. Первый вообще даже не стоил и упоминания. Просто я слишком много выпила, и парень, который пригласил меня за столик, казался мне симпатичным и милым. И мне хотелось, чтобы меня приласкали и утешили. Мы пошли ко мне домой; предварительно я позвонила Муське и поставила ее в известность о своем приходе с кавалером. Та понимающе хмыкнула, и к нашему приходу дом был пуст, не считая кошки. Секс был бурным, торопливым, как бы впопыхах. Словно у нас было ограниченное время и нам нужно уложиться, как по секундомеру. После секса парень смотрел в сторону и молчал; потом попросил у меня сигареты и выпивку. Я видела, что ему неловко и хочется уйти. Я не стала его задерживать. На прощание он кивнул и скатился с крыльца, растворившись в плотном темном вечере. Следующий эпизод был совсем другим. Это случилось в ноябре… Осень всегда была моим самым любимым временем года. Не сентябрьская осень – ясная и звонко светлая, вся как разноцветная матрешка, и не октябрьская – с постоянными дождями и мрачным небом. Я любила тяжелую ноябрьскую осень. Когда воздух был гулко-холодным, вечера таинственными, бездонными. И ветер – по-разбойничьи залихватский – «нас не догонишь»… Я любила в ноябре ходить без перчаток – мне нравилось, когда руки замерзали, – я совала их в карманы, но холод проникал и туда. Зато когда приходила домой, то живительное тепло медленно обволакивало меня изнутри и разливалось по телу. И в этот миг я ощущала себя живой… Этого парня я приметила сразу – он сидел в углу и молча курил. Перед ним стояли рюмка водки и мясной салат. У него были грубые узловатые руки и тяжелый взгляд, прошивающий насквозь. И когда этот взгляд прошил меня, я остановилась, как в столбняке, и, спихнув работу на Жору, ушла покурить. Он вышел за мной и тоже стал курить. Мы молчали и почти не разговаривали. Только односложные слова-ответы. Ты здесь работаешь? Да. Осень в этом году ранняя. Да… Мое «да» было как камешки в пропасть. Потом мы, не сговариваясь, прильнули друг к другу и отошли за здание. Я потянула его в тесную кладовку, где нас никто не мог найти. И там, в тесноте, при неплотно закрытой двери, откуда врывался остро-холодный воздух, он торопливо стягивал с меня колготки… Моя разгоряченная кожа соприкасалась с холодным ноябрьским воздухом. Пахло прелыми листьями и сырой землей: недавно прошел дождик… И когда все закончилось, мы стояли, прильнув друг к другу, наши сердца гулко стучали, и оба мы знали: больше мы никогда не встретимся и этот эпизод – чистая случайность, но из тех случайностей, которые будут помниться долго, если не всю жизнь. И это была вся моя «личная жизнь» за полтора года! …С Володькой у меня было бы совсем по-другому. Да, меня не тянет к нему, но мне с ним будет спокойно… твердила я себе и кусала губы. Но я прекрасно понимала, что этот довод – хлипкий и неубедительный. И что недавняя встреча в кафе словно перечеркнула всю мою жизнь. Я могла обманывать себя как угодно, но передо мной все время вставали светло-зеленые глаза… и я слышала тягучий, ленивый с хрипотцой голос. От одного этого воспоминания у меня пересыхало во рту и начинала кружиться голова. И у него брелок! Что это значит?! Найду ли я его в нашем городе – или это бесполезное занятие и приехала я сюда зря?.. Впечатлений было много – еще больше вопросов. Вопросы, на которые мне предстояло найти ответы. И в ближайшее время! Зачем Богданов заходил ко мне? А сам об этом ничего не сказал! Почему рядом с убитой маньяком девушкой нашли такой брелок… Кто кладет цветы на могилу родителей?.. Были еще старые колко-неудобные вопросы: почему я осталась жива, и наконец, самый главный – кто все это сделал? Зачем? Василенко мог бы немного приоткрыть завесу тайны: ему отец звонил незадолго до гибели, но он не расколется. Профессиональная тайна, с раздражением подумала я. Мент хреновый! Считает, что мне нельзя ничего говорить! В такие моменты я была безумно зла, зла на саму себя, за то, что бессильна перед обстоятельствами и не могу развернуть их в свою сторону. Я вспомнила Муську и решила позвонить ей. Все-таки мне ее здорово не хватало! Я уже привыкла к ней и считала ее кем-то вроде сестры. Теперь она – там, а я – здесь… Я набрала Муськин номер. Трубку она взяла сразу. – Ксюха? Ты? – Кто же еще! – Как ты там? – Ничего. А ты? Голос Муськи был невеселым. – Ничего. Тружусь. Скучаю по тебе. – Взаимно. Как, Вазген нашел новую официантку? – Была у нас одна – продержалась два дня, и уволили ее. Руки не из того места у нее растут. Да еще с Вазгеном умудрилась поцапаться. Слушай, Ксань! Тут тобой какой-то хмырь интересовался, разыскивал. – Что ему было надо? – Не знаю. – Ну спасибо, Мусь, что сказала. – Да не за что! Ты когда к нам приедешь – навестить? – Пока не знаю, – честно сказала я. – Дел навалом. Как сделаю – так приеду. Я и сама хотела бы вернуться к вам. Но пока никак. Всей душой рвусь… – и это была почти правда. Я действительно соскучилась по Муське. – Ладно! Пойду спать. Голова как чугунная. Спасибо, что позвонила. – Спокойной ночи! – Тебе тоже спокойной ночи! Будь осторожна! Прошу тебя! Я, конечно, не знаю всех твоих дел, но чует мое сердце… опасные они очень. Аккуратно, Ксань! Обещаешь? – Обещаю, ты тоже себя береги! – Я повесила трубку, потом медленно побрела на кухню и поставила кипятить чайник. Я обхватила голову руками. Это было странное наваждение – по-другому ничего объяснить я бы и не смогла. Туман, гипноз – назвать можно было как угодно – и все попадало в точку… И такое случилось со мной впервые в жизни. Сладкий обморок, в который я была готова упасть в любое время… И этот парень – убийца, расстрелявший мою семью? Просто с ума можно сойти от таких поворотов судьбы!.. Может быть, и правда – выйти за Иванникова и стать примерной женой! Выполнить, так сказать, последнюю волю отца. Я вздохнула и, пригладив руками волосы, пошла спать. На следующий день Василенко позвонил и назначил мне встречу в кафе «Русский богатырь». Я хорошо знала это кафе – оно имело солидную репутацию, и ходили туда по большей части серьезные люди для деловых переговоров. Василенко был в гражданском. Увидев меня, он кивнул и сделал жест, приглашающий сесть за столик. Мебель в кафе была темно-коричневая, немного мрачноватая, но подходившая этому заведению и людям, которые в основном сюда приходили. Вокруг каждого столика был кожаный диван и ширма, что придавало этому месту еще большую загадочность и конспиративность. Я заказала себе холодную воду с лимоном. Василенко – пиво. Беседовали мы с ним примерно полтора часа. Он самым подробным образом расспрашивал меня о времени перед убийством. Не было ли каких-то подозрительных звонков, был ли отец чем-то озабочен в последнее время. И так далее. В этот момент я пожалела, что проводила с родителями не так много времени. Меня захлестнула собственная взрослая жизнь, и я стремилась доказать всем свою самостоятельность. Наверное, многие через это прошли, но, думаю, не у каждого была такая развязка. С Темкой я общалась еще меньше и ничего по этому поводу вообще сказать не могла. Я работала, ходила на свидания с Володей Иванниковым. Частенько вырывалась в Москву – к своим однокашникам. Разговаривать нам особо было не о чем, но, встречаясь, мы делали вид, что нам жутко весело, и мы тусовались по клубам и модным барам. Поэтому информацию, которую от меня ждали, я предоставить не могла. Василенко тоже это понимал и время от времени бросал на меня досадливые взгляды. Он-то думал, что я – ценный свидетель, который поможет продвинуться следствию, но я не оправдывала его ожиданий, и его интерес ко мне заметно остыл. Кроме того, у меня на языке вертелся вопрос насчет последнего разговора Василенко с отцом. Несколько раз я пыталась задать его, но он останавливал меня холодным взглядом. Словом, наш разговор не принес нам обоим никакого удовлетворения, и мы расстались, недовольные друг другом. Василенко попросил меня сообщить, если я вспомню какие-нибудь детали. – Олег Сергеевич! А как насчет того поджога торгового центра? – спросила я. – Нашли виновных? Василенко нахмурился. – Раскрыли это дело вскорости. Можно сказать, по горячим следам. Парочка гастарбайтеров баловалась. Ну и добаловались ребятки. До тюрьмы. Вкатили им срок – мало не покажется. Десять лет лишения свободы.