Труп Джеммы Хамертон убрали, однако последние мгновения, которые женщина провела на этой земле, отчетливыми красными брызгами запечатлелись на стенах, постельном белье и мебели. Заходя в комнату, Джейн ощутила, как ее тело обдало холодным воздухом, словно мимо, слегка задев ее, пролетел призрак. Насилие всегда оставляет следы, подумала она. И это не только кровавые пятна, но и сама атмосфера. — Ее тело в согнутой позе обнаружили в дальнем углу, — сообщил Эбботт. — Но, как видно по кровавым следам, первую рану она получила возле постели. Артериальные брызги вон там, на спинке кровати. — Он указал на правую стену. — А там, я думаю, капли с орудия. Джейн оторвала взгляд от пропитанного красным матраца и посмотрела на дугу неровных брызг — она возникла под действием центробежной силы, когда окровавленный нож выдернули из тела. — Он правша, — заметила Риццоли. Эбботт кивнул. — Как говорит медэксперт, если судить по ране, там не было ни сомнений, ни осторожных надрезов. Одним ловким ударом он разрубил крупные шейные сосуды. По оценке медэксперта, женщина, возможно, оставалась в сознании одну или две минуты. Но все же успела схватить телефон. И доползти вон до того угла. На трубке остались кровавые отпечатки пальцев, так что мы знаем: она набрала номер, после того как ее ранили. — Значит, это убийца повесил трубку? — спросил Фрост. — Полагаю, да. — Вы же сказали, что оператор пыталась перезвонить, но услышала сигнал «занято». Эбботт немного помолчал, раздумывая. — Мне кажется, это немного странно, верно? Он сперва повесил трубку, а потом снова снял ее. Интересно, зачем он это сделал? — Ему не хотелось, чтобы звонил телефон, — проговорила Джейн. — Чтобы не было шума? — догадался Фрост. Джейн кивнула. — Этим объясняется и то, что он не стал стрелять в жертву. Просто он знал, что в доме есть еще кое-кто и не хотел будить гостью. — Однако она проснулась, — заметил Эбботт. — Возможно, услышала, как упало тело. А может быть, госпоже Хамертон удалось крикнуть. Как бы то ни было, госпожа Пульчилло почему-то проснулась и дошла до этой комнаты. Увидела незваного гостя. И побежала. Джейн смотрела в тот угол, где, съежившись в луже собственной крови, умерла Джемма Хамертон. Затем вышла из спальни и направилась в коридор. Она остановилась у входа в комнату Джозефины и посмотрела на кровать. Убийца прошел мимо этой спальни, вспомнила она. В этой комнате спала приезжая, и дверь не была заперта. Но он все равно прошел мимо, направляясь в спальню хозяйки. Неужели он не знал, что здесь гостья? Не понял, что в доме появилась другая женщина? Нет. Он знал. Именно поэтому он снова снял трубку. Именно поэтому пустил в ход нож, а не пистолет. Первое убийство он хотел совершить тихо. «Потому что потом собирался пойти в комнату Джозефины», — пронеслось в голове у Джейн. Спустившись по лестнице, она вышла на улицу. Этим солнечным днем в жарком безветрии жужжали насекомые, но Риццоли по-прежнему ощущала царивший в доме холод. Она сошла по ступенькам веранды. «Он побежал за ней сюда, вниз по ступеням, — думала Джейн. — В лунную ночь преследовать ее было легко. Всего-навсего одинокая женщина в ночной рубашке». Риццоли медленно пошла по подъездной аллее, вдоль пути, который Джозефина проложила босыми, израненными стеклом ногами. Впереди, за деревьями, простиралась основная дорога, и беглянке всего-навсего нужно было добраться до соседского дома. Крикнуть и заколотить в дверь. Джейн остановилась, не отрывая глаз от испачканного кровью гравия. «Но тут в ее ногу ударила пуля, — всплыло в голове у Риццоли, — и она упала». Джейн неспешно двинулась по кровавому следу — он был смазан, потому что Джозефина с трудом ползла вперед на руках и коленях. Преодолевая путь сантиметр за сантиметром, она наверняка знала, что убийца идет следом, нагоняет ее для финального удара. Казалось, кровавая полоса будет тянуться до бесконечности, но вдруг она оборвалась — в десятке метров от дороги. Джозефина долго и отчаянно ползла сюда, и за это время убийца наверняка успел бы догнать ее. И уж точно смог бы в последний раз нажать на спусковой крючок и убежать. Однако смертельный выстрел так и не прозвучал. Джейн остановилась, разглядывая то место, где полицейские заметили стоявшую на коленях Джозефину. Прибыв сюда, они увидели только покалеченную женщину — и больше никого. Женщину, которая должна была умереть. И только теперь Джейн поняла: «Убийца хотел, чтобы она осталась жива». 21 Каждый из нас лжет, думала Джейн. Но так благополучно и всецело вжиться в собственный обман, как это сделала Джозефина Пульчилло, удается очень немногим. Когда они с Фростом ехали в больницу, Риццоли размышляла о том, что за небылицы Джозефина выложит им сегодня, какие сказки ей придется сочинить для объяснения неоспоримых фактов собственной биографии, вскрытых полицией? Джейн гадала: удастся ли ей в очередной раз одурманить Фроста своим враньем? — Я подумала: может, когда приедем, ты уступишь мне право вести разговор? — спросила Риццоли. — Почему это? — Просто мне хочется с ней побеседовать. Фрост поглядел на напарницу. — У тебя есть какая-то особая причина для подобных желаний? Джейн не спешила с ответом: она не могла отреагировать честно, потому что это лишь усугубило бы пропасть, пролегавшую между ними, пропасть, причиной которой стала Джозефина. — Просто мне кажется, именно я должна с ней беседовать. Раз уж в этой истории инстинкты меня не подвели. — Инстинкты? Ты это так называешь? — Ты поверил ей, а я нет. Я ведь оказалась права насчет нее, разве не так? Фрост отвернулся к окну. — Или просто позавидовала ей. — Что? — Свернув на больничную парковку, Джейн заглушила двигатель. — Значит, вот так ты думаешь? Он вздохнул. — Какая разница. — Нет, скажи мне — что ты имеешь в виду? — Ничего. — Фрост толкнул дверцу автомобиля. — Пошли, — добавил он. Выбравшись из машины и захлопнув за собой дверцу, Джейн задумалась: а есть ли хоть капля правды в том, что сказал Фрост? Неужели ее возмущает, как легко живется привлекательным женщинам лишь потому, что она сама не красавица? Мужчины боготворят хорошеньких женщин, угождают и что самое важное — слушают их. «А мы, остальные, привлекаем внимание, как можем», — подумала она. Но даже если Джейн завидовала, факт оставался фактом: инстинкты ее не подвели. Джозефина Пульчилло — мошенница. Заходя в больницу и поднимаясь на лифте в хирургическое крыло, напарники молчали. Никогда еще Джейн не ощущала такую пропасть между ними. Они были совсем рядом, но казалось, будто их разделяет целый континент, и, когда они шли по коридору, Джейн даже не взглянула на Фроста. Мрачно толкнув дверь в палату 216, она зашла внутрь. С койки на них глядела женщина, которую они раньше считали Джозефиной. В своей тоненькой больничной рубашке она казалась очаровательной и ранимой, этакая девица с наивным взором, нуждающаяся в срочном спасении. И как, черт возьми, ей это удается? Даже с немытыми волосами и неуклюжей загипсованной ногой она умудрялась быть красавицей. Джейн не теряла времени даром. Быстро подойдя к койке, она спросила: — Может, расскажете нам о Сан-Диего? Джозефина тут же уткнулась взглядом в постельное белье, избегая смотреть на Джейн. — Понятия не имею, о чем вы. — Тогда вам было лет четырнадцать. Вы были уже достаточно взрослой и наверняка запомнили события той ночи. Джозефина покачала головой. — Похоже, вы меня с кем-то путаете. — В то время вас звали Сьюзан Кук. Вы учились в Средней школе Уильяма Говарда Тафта и жили вместе с матерью, которая называла себя Лидией Ньюхаус. Однажды утром вы с ней в спешке собрали вещи и уехали из города. С тех пор никто больше не слышал ни о Сьюзан, ни о ее матери. — И что, по-вашему, внезапно уезжать из города запрещено законом? — огрызнулась Джозефина. Вдруг расхрабрившись, она резко подняла взгляд на Джейн. — Нет. Не запрещено. — Тогда зачем вы спрашиваете меня об этом? — А затем, что законом запрещено стрелять человеку в затылок. Лицо Джозефины стало похожим на маску. — Какому человеку? — невозмутимо спросила она. — Тому, что умер в вашей комнате.