— Ну, за здоровье! — произнесла я тост, прощаясь с последними крохами игрового здоровья. Выпью — и очнусь в том самом ледяном саркофаге анабиозной капсулы. И может быть даже успею заснуть до входа в очередной Прыжок, сводящий с ума всякого, кто окажется в нем в сознании. Поднесла к губам флакончик, одним разом проглотила все зелье из флакона, и скривилась от мерзкого вкуса. Да уж, не лекарство. Прикрыла глаза, ощутив спиной жар очага. И провалилась в сон–дремоту. Ледяной холод постепенно отпускал, разжимая свои пальцы на моем горле. Жар из груди перетек во все тело, и меня скрутило судорогой, а затем я словно разлетелась на тысячи мелких искорок, чтобы собраться в одной точке. Зелье «Вечной юности» подействовало, — пропела подсказка. Открыла я глаза от методично врезающегося в уши боя часов на ратуше. Вот вроде далеко живу, а слышно, будто на торговой площади. Пробило пять ударов. Поднявшись, я для начала проверила таймеры над подсказкой аватара. Простуда опять была легкой и дотикивала последние минуты, а переохлаждение исчезло. Как же хорошо. Хотелось прыгать и танцевать. Сделав несколько неуклюжих па по комнате, я еще раз проверила аватара. Да, и сразу по пробуждении я это заметила, но удостовериться было не жалко — свеча в руках моего изображения снова выросла, и вернулась к тому виду, что и в самый первый день игры. Возраст, конечно, никуда не исчез, но внешность вернулась к виду юной и свежей девушки. А не изможденной женщины, как вчера. Живем! Я расплылась в улыбке. Да жить, молодой и красивой — это так прекрасно. Все, больше никаких вылазок без охраны. А то вчера просто чудом никто из игроков ко мне никого не подослал. От очередных убийц я бы просто не отбилась. Интересно даже, чем они там были заняты? Хотя в городе есть место, где можно узнать все свежие сплетни и события, причем из первых рук. Ну или из вторых, но это не так уж и важно. — Никко, ты здесь? — позвала я. — Отож, хозяйка! Куды ж я денусь–то! — отозвался мой возница. — Отлично. Едем в собор! Надо показать всем, что я все еще жива, и вовсе не собираюсь на собственное кладбище не хозяйкой, а постоялицей. Глава 24 В пять утра новой зимы на улице было темно и холодно. Но не настолько, что бы прям замерзнуть и упасть ледяной статуей. Пока Никко выводил лошадь и запрягал телегу, я сунула нос в ящик с письмами. Один посеревший листок с странной печатью, два счета — те самые, налог и церковная десятина, — и еще один конверт. Похожий на посеревший и с такой же печатью, но с вчерашней датой. Что делать, открыла. «Госпожа Аджаи! Вы могли бы послать господину Ульфберту что–нибудь в этом году в доказательство своей любви, чтобы заключить помолвку немного раньше. В данный момент срок ухаживания составляет 3 года. Мы можем отправить подарок в виде: — туалетной воды (649 марок), — букета прекрасных роз (1598 марок) — скаковой лошади (5023 марки). Предложение действительно до 7:00 08 г. цикла» Однако! То есть я и в предыдущие дни могла делать такие подарки, но не замечала это? Видимо, это еще один пропущенный мной элемент игрового интерфейса. Здесь же ни подписи, ни названия «фирмы», которая будет осуществлять доставку, да и само письмо похоже на автоматически сгенеренное. Покосившись на оставшиеся после оплаты счетов деньги, я печально вздохнула. София вчера неплохо продала все, что Никко ей привез, но изрядная доля денег ушла на оплату бутылочек с лекарствами. Так что на подарок, даже самый дешевый, не хватало. А добыть еще денег я смогу только после открытия городских ворот: когда Никко доберется до кладбища, заберет произведенное за ночь и отвезет это Софии. Я смяла «письмо счастья», и оно рассыпалось трухой в пальцах. Следом отправился такой же, но прошлогодний листок, уже просрочившийся. Отряхнув пальцы от жирной пыли, я забралась в телегу. Возле собора сегодня было довольно людно. Но здесь, кажется, и в любой день людно. Прихожане стояли небольшими группками по двое–трое и болтали о всяком. Со мной, увы, сплетничать никто не захотел, так что пришлось надеть на лицо маску самого скучнейшего равнодушия, и прислушиваться к болтающим. Говорили о всяком. О том, что Сенье обзавелся сыном, но жена от него отдалилась и холодна, и все больше проводит времени либо в ратуше, либо гуляя по городу в компании Судьи. О том, что сгоревший в порту склад — дело рук Милисенты Уффорт, но только тсссс, никто об этом «не знает», доказательств–то нет. О том, что Нуартье вышла замуж, и что некто Мохаммед Али Хейре объявил кровную вражду Ши Сюэсинь. Значит, все заняты друг другом. Это хорошо, мне меньше времени и сил тратить на их уничтожение — сами справятся. Успокоенная и даже умиротворенная, я прослушала очередную службу отца Еноха, чтобы в конце ее с не меньшим удовлетворением увидеть как церковник опять изобличает в греховности одного из соперников. Травит, зараза, опускает отношения с городом. Молодец. Но, кажется, с этим семейством я еще не знакома. Какой–то Морис Дэвидсон. На службе он не присутствовал, и я не поняла, который из двух гербовых носит это имя — желтый с вороном, или тот, герб которого я даже не видела. Сенье присутствовал на службе, но по окончании ее прошел мимо меня даже не взглянув, словно я была пустым местом. Ну что ж, я не в обиде. Меньше цепляется ко мне, лучше я живу. Хотя было бы интересно узнать, что у него за Миссия. И вообще миссии остальных игроков, и на какой они стадии исполнения. Проверив состояние своих грехов, я убедилась, что чиста как ангел, и могу не волноваться о вызове в суд. С тем отправилась дальше — на родное и почти любимое кладбище. Ворон поприветствовал меня хриплым карканьем и в награду получил кусочек мяса, который я купила в лавке мясника по дороге. Хорошая птичка. Чего не скажешь о работниках. Далия… разложилась. А Ендол с Бенно использовали все кости и черепа, и так и не удосужились без моей команды собрать еще. Считай, день насмарку — ведь выпустить их под солнце, даже зимнее, я не могу. Ну что за люди! Точнее, существа. А ведь мне еще нужно обязательно сегодня или завтра начать улучшение кладбища, а то противный старикашка Арантон грозился не учить меня дальше. Но это было еще не все. Только я более–менее разобралась с существами, как возле ворот кладбища началось: подъехало сразу четыре печальных кортежа. Два из тех, что и раньше у меня арендовали места, и два свеженьких. Интересно, по зиме самая большая смертность что–ли? В прошлую зиму тоже много было захоронений. Я размышляла об этом, пока копала могилы, — одну за одной. Последнего постояльца опустили в промозглую землю уже когда солнце давно село, и на небе появились звезды и луна. Хорошо еще, что нет туч, а то на кладбище никакого освещения так и не предусмотрено. Пока шел день, мне опять ездили по ушам, но уже на тему — как у меня тут все хорошо, ровненько и грамотно устроено, не то что позади лечебницы или собора. Да и мертвяки там почему–то начали пропадать. Гробы стоят на полках родовых склепов, а внутри увы, нет никого. Как будто покойники взяли и ушли погулять. И я даже предполагала — куда. Как минимум трое таких свободно гуляющих трупов мне уже встречались в городе. Едва за последним скорбящим закрылись ворота кладбища, как я потянула из кошеля Череп–фонарь. Мне срочно нужен работник, и будет лучше, если никто не увидит, как именно я его добуду. Вот только тревожить покой свежезахороненных не хотелось. Мало ли что, и мало ли кто. Так что я раскопала тот самый «тюремный груз», который мне привезли уже довольно давно, и подняла его. Слава богу, после наставлений Арантона я стала понимать, как же это все таки происходит. Так что обошлось без лишних проволочек. Отправив всех трех существ искать кости и черепа, я забралась на телегу Никко и потребовала вернуть меня в город как можно быстрее — до закрытия ворот оставалось всего ничего. Телега остановилась около кузницы — Рауль все еще не ушел домой, а сосредоточенно полировал какую–то железяку. Как и в прошлый раз, перед свиданием я купила пирог. И теперь с удовольствием наблюдала, как Рауль его ест, между глотками успевая похвалить мои таланты. — И не забудь завтра все–таки явиться на собрание в Совет, — заметил он, когда я уже собралась уходить. — Зачем? — удивилась я. — Так ты же теперь городской Писарь, — ухмыльнулся он. — А я, как твой начальник, жутко не люблю, когда мои работники отлынивают! Так что не вздумай прогуливать, — сказал он с добродушной улыбкой. А ведь и вправду, я вчера же подавала на должность. Но работы на кладбище было так много, что я только отмахнулась от выпавшего вызова, да и от таймера тоже. И теперь придется разбираться с последствиями. — а что за обязанности у меня будут? — решила заодно узнать я. — Вот завтра и узнаешь! На этом и пришлось удовлетвориться. Дома меня ждало очередное послание от службы подарков для объектов ухаживания. Благо, за те две неарендные могилы мне все же заплатили, так что я несколько неуверенно отправила один из подарков. Сегодня там предлагался кухонный нож за триста марок, сборник стихов за шесть сотен, и карта сокровищ за две с половиной тысячи. И тут же была обрадована изменением срока на шкале в интерфейсе — остался всего год. Значит, два года за подарок — неплохо. Но тогда получается, что моя помолвка — уже завтра! А я даже близко не представляю, что тут необходимо делать, и какой ритуал происходит. — Никко, едем в собор, — попросила я своего возницу. Идти не хотелось — мало ли кто опять пристанет с нападением, и так сил никаких. Болезни вроде подрассосались, да и к ночи стало как будто теплее, но мое платье плоховато защищало от холода. Снова заболеть у меня желания не имелось. Это неприятно. В прошлые разы я как–то сама добиралась до собора, а утром была несколько не в себе, и потому не замечала дороги. Но в этот раз я села рядом с Никко, и могла насладиться поездкой. Насколько возможно, конечно. Потому что телега есть телега, и никаких подушек на сиденьях или других средство облегчающих езду по каменной мостовой, а то и просто по земле, не было. Так что я вполне прочувствовала почти каждый ухаб и колею на улицах. Когда мы уже подъезжали к собору, то вырулили в какой–то переулок рядом с ним. И тут в нас вписался какой–то лихач на фаэтоне, подобном тому, на котором разъезжал герцог Сенье в первый день. Он повернул из–за угла здания, и попытался уклониться от столкновения, но его занесло, и его фаэтон опрокинулся прямо на борт моей телеги. Тряхнуло.