Я вцепилась в Никко, Никко в какой–то выступ с другой стороны, лошади испуганно остановились. И наша, и те, что несли фаэтон. А дальше началось: ругань возницы, шипение и скуление управлявшего фаэтоном молодчика, фырканье лошадей. Участвовать в этом не хотелось. — Никко, разберешься с этим, езжай домой, хорошо? — сказала я ему, и направилась к собору. Тут было недалеко — только пересечь небольшой парк позади каменной громады. Остановить меня никому и в голову не пришло. Я вошла под кованую арку ворот парка, сразу исчезнув в теняз высоких деревьев. За деревьями оказалось неожиданно просторно — и рядами стояли каменные склепы. Так прямо посреди города настоящее кладбище! Только оно, похоже, принадлежит собору и не управляется так, как мое. Я шла между склепами, и немного трепетала, но страха особо не было, притерпелась к своему кладбищу. Да и мертвецов я уже особо не боялась — живые опаснее. В тени одного из склепов мне почудилось движение, и я замерла. Прижаться к ближайшей каменной стенке — дело секунды, а достать и активировать фонарь — еще одной. И сразу же по ушам резанул крик. — Стоять! — со стороны собора выскочили несколько людей с факелами, и кинулись туда, где только что мне почудилось движение. Донеслись ругательства, сверкнуло оружие — похоже, ножи. — Вы окружены! — пророкотал тот же голос, и затем завязалась потасовка. Между церковными служками, которых возглавлял сам отец Енох, и какими–то неизвестными мне ворами или расхитителями гробниц. Я только и успела, что активировать режим невидимости на своем фонаре, и продолжила смотреть представление, не высовываясь из своего укрытия. Служки тем временем взяли в кольцо трех людей, прятавшихся в тени, и вывели на открытое место. Подошел отец Енох и стянул с головы одного из пойманных капюшон, скрывавший лицо. — Так–так–так. Кого я вижу, господин Домек Ларуццо… — процедил святой отец. — И что ж вам в такую холодную зимнюю ночь не сиделось где–нибудь в тепле с кружкой пива в одной руке и девкой в другой? Вор, который когда–то давно притащил меня в логово Милисенты, не ответил, только сплюнув себе под ноги. Служка, державший его, тут же наградил его тычком под ребра, и прикрикнул: — Тебя спросили, грешник! Отвечай! — и снова пихнул своим наверняка не маленьким кулаком. — Да мы просто мимо проходили, что вы, святой отец. Покаяние принести хотели, — проныл вор, извиваясь в руках служки. Безуспешно. — На святом кладбище? Кому другому заливайте, — издевательски произнес отец Енох. — Ну–ка, поучите их еще, — махнул он служкам. Те вытащили небольшие дубинки, и прошлись по ворам, выбивая из них дух. До меня донеслись глухие удары и болезненные вскрики. — Будете отвечать? — снова спросил хозяин собора. — Воля госпожи, — проскулил Ларуццо. — Что ж еще, кроме этого. Только воля госпожи заставляет идти на это. — Ну–ну. Будто не знали, чем такая профессия заканчивается. И что искали? — Уж и не знаю. Госпожа дала карту, да выронил я ее, пока вы нас хватали. А где — не помню. — Обокрасть, значит, решили мой собор, да? Ларуццо опять не ответил, ну оно и понятно. Я сидела тихой мышкой, стараясь даже дышать через раз. Тем более что таймер невидимости неумолимо приближался к своему окончанию. Но рассусоливать отец Енох не стал. — Всыпьте им, во отпущение грехов, но не до смерти. И выкиньте отсюда, — распорядился он, развернулся к собору и неспешно пошел обратно. Через несколько мгновений все стихло. Служки выволокли бессознательные тела воров за ворота, и исчезли, каки не было. Я выбралась из своего укрытия, стараясь двигаться бесшумно. Карта, значит. У Милисенты. Что ж, поищем. Обойдя склеп, за которым прятались воры, я ничего не нашла. Тогда начала обходить по спирали все остальное кладбище. И в одном месте под зеленым светом моего фонаря очертился небольшой прямоугольник, ровно в один кирпич. Я подошла, пригляделась. Очередная головоломка на Тайное знание, — короткая, всего на два слова «открой меня» — и я вытащила кирпич из кладки. А затем из открывшегося тайника — деньги, какие–то листки и несколько украшений, немедленно отправившихся ко мне в пояс. И едва только я вставила кирпич обратно, как от собора снова донеслись гулкие звуки. Я вышла на широкую аллею и погасила свой фонарь, а затем широким шагом направилась прямо к собору. Дойти, конечно, не успела. Оставалось еще шагов десять, как задние двери собора открылись и мне навстречу вышел сам Архиепископ Адам. Он замер в дверях, разглядывая меня. — Госпожа Аджаи? — удивился он. — Что привело вас сюда? Он, похоже, не ожидал увидеть меня, открыто идущую по его кладбищу. — Мою телегу повредили там, в переулке, — капризно пожаловалась я. — А тут холодно. Вы же не откажете благочестивой прихожанке в нескольких минутах ночного бдения в вашем соборе, пока мой транспорт починят? — тут же попросила я. — Я обязательно помолюсь за ваше здоровье! — пообещала я, глядя в его мгновенно скисшее лицо. Архиепископ, слегка обескураженный моим напором, лишь махнул рукой, открывая мне проход в внутренние помещения собора. — А что вы делаете на кладбище так поздно ночью? — спросила я его. — Провожу инспекцию, — холодно ответил Адам. — И как? Не гуляют покойники? — Покойники нет, а живых что–то слишком много. — Это хорошо. А то я на днях столкнулась с гуляющими по городу покойниками, и они оказались ну совсем гадкими! Такие злобные, голодные и старающиеся убить все живое… Не знаете, кто их потерял? Архиепископ подавился воздухом. — Не я. Разве они не ваши? Вы же некромантка, — тут же уколол меня он. — Мои на кладбище работают, а не шатаются без дела, — парировала я. — А вот у вас, я слышала, были пропажи… Я вошла в боковой зал собора. Похоже, в этой комнатке переписчики и делают те свитки и книги, которые потом идут на рынок. Здесь даже был небольшой очаг. Адам решил показать себя радушным хозяином и зажег огонь, а затем ответил. — Надо же. Не замечал. — И поэтому посреди ночи, да еще зимой, решили проверить, все ли ваши постояльцы на местах? — Думаю, это не ваше дело. — Конечно не мое. Но мне не хотелось бы, чтобы чьи–то чужие мертвецы наворотили дел, а на костер благодарные горожане потащили бы меня. Думаю, это будет неприятно. — Ну хорошо, — сдался наконец Адам. — пропало несколько тел. — Три? — Четыре. — Значит, один еще где–то бегает. — А остальные? — Один разлагается под землей бывшей лавки «Синий вереск», два других сдохли окончательно в каком–то портовом пабе, не помню его название. Но там стреляли на днях. — Я должен поблагодарить вас? — недоверчиво прищурился он. — Было бы неплохо. А то я рискую здоровьем, калечусь и болею, а все только потому, что вы не в силах уследить за своими мертвецами! — И что вы хотите? Какой покладистый. Ну держись, сейчас я буду оглашать весь список своих желаний. — Для начала я хочу денег. Мне надо улучшить кладбище, да и платье новое не помешало бы. Архиепископ рефлекторно облизнул меня взглядом, и на его лице появилось сложное выражение. — Что–нибудь еще? — Хотелось бы знать, за что ваши служки так избили воров? И как к этому отнесется моя тетка? — Это вам лучше у нее узнать, — он проигнорировал первый вопрос, ответив только на второй. Ну, не больно–то и хотелось. — С этим трудно. Тетушка последние дни совсем не хочет меня в гости. Не то что в первые дни. Не знаете, почему? — Видимо, ей больше не нужно то, что могло быть у вас, — услышала я пространный ответ. — Молилась? — Молилась. — А еще я хочу знать вашу миссию. И, может быть, миссии других, если вы владеете информацией. Архиепископ наконец рассмеялся. — Вот же наглая девка! Тебе дай палец, по колено ведь откусишь!