– Разумеется, сударыня! – прошептал тот в ответ. «Разболтает», – отозвалась Севара мысленно. Хотя она бы больше удивилась, если бы он промолчал. А такая история… Что ж, пусть хоть весь город знает о неудачной попытке замужества. Позже Севара будет использовать её для отказов смельчакам. Мол, вот, был один, да сплыл. Теперь не верю мужским уверениям, идите прочь. За серьги ей дали три сотни резов и ещё сорок. Куда меньше, чем их истинная стоимость, но выбирать не приходилось. Севара изначально готовилась к чему-то такому. Но пополнением была довольна. Пока своей репутации она не попортила, а там, если денег так и не пришлют, то придётся распрощаться с дворянским уважением и идти распродавать всё… Если компания откажет в таких выплатах, то ждать придётся почти целый год… ‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ Севару продёрнуло от мыслей об очередных тяжёлых временах в своей жизни, но идти на попятную она не собиралась. Да и вообще, чего бы им отказывать? В конце концов, земля, на которых расположены часть их шахт принадлежит теперь ей. Пусть попробуют поотказываться ещё! Приободрившись Севара неожиданно быстро преодолела путь обратно. Она дала передышку Олене, оставшейся временно одной, и выдала сотню резов. Пятьдесят – Забаве на закупку продуктов, а ещё пятьдесят на нужды, вроде нового ведра и чайника. Оленя отдохнув четверть отреза, ушла в город по поручениям. Не зная, чем себя занять, Севара побрела изучать второй этаж, который, в отличие от первого обойти не успела. Внизу всё было предельно просто: кухня, несколько комнат за ней, столовая, прихожая, коридор, большой зал, и кладовые. Наверху коридор был у́же, с поворотами. Севара знала, что комната, где она ночевала, всегда использовалась, как хозяйская. Просторная спальня с дверью в ванную. Напротив был кабинет, судя по пыльному дубовому столу и оставшимся письменным принадлежностям. Сюда же снесли несколько кресел и диван, который, видно, должен был стоять внизу. Далее по коридору обнаружилось ещё несколько спален, похоже, гостевых. Нашлась и библиотека с пустыми полками, стоящими в ряд. Родной дом Севары тоже имел библиотеку, но та находилась на первом этаже, да и большинство располагали стеллажи внизу, но прежние хозяева «Снежного» решили так. Что ж, осталось лишь понять, куда подевали отсюда книги. Может, бабушка их увезла? Вряд ли. Скорее спрятали их куда-то. В тупике коридора обнаружилась лестница и вход на чердак. Севара негромко сетуя на платье, кое-как взобралась наверх и толкнула крышку. В нос тут же ударил запах пыли и плесени. Низкий потолок здесь повторял очертания крыши. Пространство было огромным – с весь дом, видны были трубы печей, пронизывающие верх. Пачкаясь, новая хозяйка залежей коробок, потрёпанных вещей и хлама, неспешно прошла к книгам, изучая их состояние – смогут ли те вновь стать на полки. Но рядом с ними заметила бабушкин почерк на одной из коробок. Витиеватые буквы складывались в слова: «дядюшка Дарслав». Именно он был последним хозяином «Снежного», он приходился братом отцу бабушки. И он отписал племяннице всё, что было нажито их семьёй, оборвавшейся по мужской линии. Севара не знала этого человека, и знать не могла. Он умер до её рождения, кажется, от болезни. Но бабушка отзывалась о нём с теплом, может, даже большем, чем испытывала к собственному отцу, выдавшем замуж едва минуло её шестнадцать зим. Помнилось, она говорила, что против такого раннего брака выступал разве что её дядюшка, разругавшийся тогда со своим братом. Наверное, будь этот Дарслав жив, он бы и Годияру высказал своё недовольство стремлением выдать замуж сестру… Подумав о таком, Севара усмехнулась, почувствовав симпатию к давно умершему дальнему родственнику. Она опустилась, недовольно расправляя юбки, и бережно, чтобы пыль не полетела прямо в лицо, открыла коробку. Внутри лежали в основном безделушки. Сломанные карманные часы, несколько старых тетрадок, перья, которыми раньше писали, и шариковая ручка с Древней Родины, которая наверняка стоила баснословных денег. Там же хранились шарф в клетку, махонькая заводная шкатулка, стеклянный шар с искусственным снегом внутри и браслет из зелёных бусинок камней. Наугад Севара вытянула тетрадь и раскрыла её. Почерк у предка был ровный и размашистый, понятный для любого читателя. В глаза бросилось – «Хозяин Зимы». Сердце пустилось в неровный пляс тревоги, дыхание спёрло, а под ложечкой мучительно засосало. Севара открыла первую страницу. Тетрадь начиналась с пустого листа. Затем следовал неровный почерк с объяснениями, которые автор, похоже дал торопливо и гораздо позже, чем написал основной текст. Объяснению он, вероятно, и выделил два листа, но в итоге оно заняло лишь одну страницу. ...《Сие – мой вольный пересказ местных легенд, а также их дополнение. Все они посвящены тому, кого именуют Хозяином Зимы и помогают понять его суть и его путь. Всё, что мне удалось собрать, находится здесь》… Сглотнув нервно, Севара закрыла тетрадь и, убедившись, что остальные хранят похожие записи, она собрала все. Спустилась, едва не свалившись, а затем вернулась в свою спальню. Тетради легли на прикроватную тумбочку. Открывать их снова не хотелось, но сделать это нужно. Вдруг, это поможет что-то понять? Внутри всё так же продолжалось сражение. С одной стороны – паника, смешенная с фактами, которые уверяли, что встреча в холодном лесу с беловолосым незнакомцем – правда, а ещё что тот, скорее всего, является именно Хозяином Зимы. С другой – неверие. Разве ж может что-то подобное существовать без ведома магов? Всего лишь сказка, которую знают все. В снежном лесу, что ещё могло привидеться, если не подходящая легенда? А шуба, шкатулка, цветок… Мало ли. Маг ведь бродит. Вдруг, он встретил замерзающую потеряшку, а дома его ждёт похожая на неё сестра или… невеста. И он решил смиловаться и подарить что-то заплутавшей девушке. А это – лишь часть награбленного. Ведь такое объяснение куда реальнее и понятнее. С первого этажа послышался шум – то гурьбой вернулись Оленя и дед Ежа с Нежданом. Пришлось спуститься, узнать о продвижении дел и отвлечься от теорий. Чуть погодя, настало время обеда, а за ним прибежал посыльный с долгожданными документами от горнодобывающей компании. Толстое письмо Севара вскрывала с придыханием, но волнение оказалось беспочвенным. Компания подтверждала своё согласие с новыми условиями и выслала подписанные документы, которые теперь необходимо было заверить, а копии выслать обратно. Тянуть было бы глупо, потому Севара, потратив весь вечер на изучение договора, и придя к выводу, что помимо сроков выплат ничего не изменилось, подписала их кровью, проколов подушечку пальца швейной иголкой, обработанной спиртом. Увы, магов рядом не было, потому пришлось замотать его и терпеть горячую пульсацию. Мысленно Севара сделала очередную пометку – заказать одноразовые наконечники, чтобы не прибегать больше к такому варварству. Документы она отправляла самостоятельно, хоть и в компании Олени. Осталось лишь дождаться первого перевода и извещения. Судя по всему, ждать оставалось недолго, и скоро у поместья заведутся лишние тысячи резов на восстановление. Радостные вести и вкусная пища заглушили переживания, потому, когда поздним вечером, Севара осталась одна в спальне, то не сразу заметила оставленные тетради с чердака. Бороться с любопытством было бессмысленно. Забравшись под одеяло, тёплое от подложенной заблаговременно грелки, она взяла в руки первую тетрадь, нетерпеливо раскрывая ту и начиная чтение. Уже знакомое начало было пропущено, наискось Севара обследовала страницу. Вся она объясняла важность сказаний о Хозяине Зимы, но на поле обнаружилась короткая побледневшая приписка: …《я верю это поможет в её поисках》… Затем начинался основной текст. Он был написан уверенным почерком, но кое-где виднелись зачёркнутые предложения и кляксы. …《Хозяин Зимы есмь ничто иное, как дух. Доподлинно неизвестно, отколь именно он явился, но что достоверно – он имел некую связь с тем, кого величают Мороком. (Оного некоторые считают тем самым Первым, чьё учение распространено на Техайге. Хоть имя Морок распространено более всего в Кнешествах, причём, как бранное слово и с Первым никак не сопоставляется)》... Севара задержалась на первом же абзаце, вытаскивая из памяти все свои познания. На Техайге, другом материке, отделённом от Осидеста с одной стороны океаном Проливов, а с другой Штормовым, действительно была распространена религия Первого. Его почитали там как единственного бога, могущественного и справедливого. Однако верование то так и не распространилось в империи. Империя Осидест с востока – закрытая часть, не пускавшая чужаков, со всех сторон окружённая горами, которые защищали от возможных нападений. Севернее горы кончались, за ними лежало великое каанство Бирлик, которое теперь входило в империю. Религия там не отличалась особенно ничем – те же боги и богини. Разве что величали их иначе и обычаи были другими. Так или иначе, а Первый на востоке так и не получил новых почитателей. С западной стороны Осидеста существовали уже сотни зим Кнешества, которые объединились из-за борьбы против духов из Великого Леса. Никаких богов местные не почитали, зато поклонялись собственным предкам, которые будто бы могли переродится духами-защитниками рода. Именно в их традициях существовали и разнообразные Великие духи. Одним из таких и был Морок. По преданиям Кнешеств, когда-то он едва не уничтожил ту часть материка вместе с людьми, но был остановлен духами предков и заперт в недрах земли. Имя его считалось когда-то недопустимым к произношению, но позже, чтобы не увеличивать свой ужас пред грозным врагом, имя его стало ругательным и скорее неприличным, чем жутким. Тем не менее, как это связано? Религия Первого в Кнешествах была более распространённой, может, там кто-то считает, что Морок и Первый – одно лицо? Пусть так, но как это связано с Хозяином Зимы? По всему выходило, что всё тут –разные религии. И если предположить, что сказочный персонаж в действительности лишь дух… Откуда у духа тело? Или он вселяется и меняет его, живя вечно? Ничего не понятно. Покачав головой своим размышлениям, Севара вернулась к тексту. …《К той поре, как Хозяин Зимы пришёл на Осидест, боги ужо возвели свои замки. И, решив, что столь могущественный дух способен навредить, они заперли его в Ледяном замке на вершинах Морозных хребтов, что примыкают к Полозьим горам. Под защитой холодных стен находился дух очень долго. Замок спасал, несомненно, людей и богов от вмешательства духа, посему Хозяин Зимы никак не мог вырваться оттуда》… Вспомнилась сказка Олени. В ней фигурировала опасная Зима, которую победил Хозяин, но… Если он действительно дух, то вполне мог вселиться в девушку, а затем и в юношу. Тогда его действительно могли запереть… – Я что правда размышляю, как сказка может быть реальностью? Севара, – обратилась она к себе строго, – тебе пора спать, а не мифами голову забивать! Если бы он существовал, то маги о нём знали бы! Решив так, она отбросила тетрадь, задула свечу и укуталась в одеяло. День всё же вымотал, и глаза как-то сами по себе закрылись. А во сне явился и Ледяной замок, и чужак, заглядывающий в подёрнутые морозом окна, и родное лицо… Лицо застывшее, неестественно бледное и гладкое, словно маска. Чёрные волосы будто каменные, сделаны из обсидиана и сплетены в сложные косы. А вокруг цветы, цветы… Их лёгкие лепестки поднимаются от ветра, кружат бабочками. И насыщенный аромат ударяет в нос. Севаре семь зим, и она понимает – больше у неё нет мамы. Нет. Не будет её тихого пения и смеха, ласковых рук и объятий. Слёзы стекают ручьями по щекам. Плачет и папа. Глаза у него покрасневшие, он прячет лицо на бабушкином плече, а та нежно гладит сына по голове и что-то шепчет, а у самой тоже слёзы стоят пеленой. Она замечает взгляд внучки и мягко улыбается, стараясь приободрить. Интислава белугой воет, уговаривая молчаливую теперь маму пробудиться. Её прижимает к себе Годияр. Брат плачет неслышно, только капли падают. Севара не может глядеть, выдерживать происходящее… Потому трусливо сбегает. А выходит из укрытия, когда потухает погребальный костёр, а небо становится алым, и Жнецы допевают песни. Их шляпы с широкими полями скрываются из виду, а сами они оставляют после себя шлейф от дыма, цветов и смол. Первым, кого Севара видет, после того как выбралась из убежища в саду, – дедушка Шаркаан. Он сидит с прямой спиной, не растерявший былого величия и с появлением седины. В руках он держит причину маминой гибели – младенца. Тот ворочается и попискивает. Звук мерзкий пробирается в уши и царапает их. Севара ненавидит этот комочек больше всего на свете. – Я дал ему имя, – говорит дедушка, почуяв внучку, замершую за спиной, – его зовут Яшар. Значит «живой». – Пусть бы и умер, – зло откликается она. – Молчи, бала. Мальчик не выбирал рождаться ему или нет, не выбирал он и обстоятельств. Севара всхлипывает и дрожит, а дедушка хватает её руку, подтягивает поближе, чтобы обнять. От него пахнет металлом и раскалённым камнем. Позже входит Годияр вместе с младшей сестрой. Он, тринадцатилетней мальчишка, повторяет слова дедушки, добавляя: – Не вините его. Он наш брат. Обе девочки подходят ближе, чтобы заглянуть в свёрток, в котором копошится махонький малыш. У него мамин разрез глаз, и папин цвет радужки. Голубые и яркие, в них отражается тусклые лампочки из кристаллов. На ощупь он тёплый и мягкий, но при том хрупкий, как хрусталь. Проснулась Севара снова рано, щёки остались влажными. Она старательно утёрла лицо, чтобы никому не показать своей слабости. Заснуть не удалось, а череда картин из прошлого настырно лезла в голову. Вспомнился снова дедушка Шаркаан. Он умер в тот же год, что и мама. Ещё папа… Он умер этой зимой. До ужаса нелепо – пьяным свалился с лестницы и разбил себе голову. Годияр тогда отъехал к сестре, недавно вышедшей замуж, а Яшар и Севара глядели, как расползалась лужа крови… Страшно. Страшнее то, что все его дети вздохнули с облегчением. Плакали недолго, грустили ещё меньше. Даже бабушка, хотя и печалилась больше всех, а отпустила его, быстро вернувшись к привычному ритму. Траур они носили максимально короткий. Дольше всех его оставлял Годияр, который с отцом, кажется, имел самые плохие отношения. Как-то в тихий вечер, когда они ещё не спорили о браке, Севара спросила, отчего он так долго держит траур. Брат признался, что ему жаль отца. Он был неплохим человеком, просто сломленным и глупым, раз так и не принял младшего сына. Яшар же не расстроился вовсе. Папу он считал кем-то вроде сумасшедшего старика по соседству. Отцовской фигурой для него всегда был Годияр, которого он уважал и исполнял все его наказы. А когда старший брат ругал, то Яшар всенепременно прятался в объятиях Севары. Она вздохнула и поднялась, прогоняя образы родных прочь. Бестолку печалиться, дел полно. Впрочем, близкие всё же напомнили о себе уже через пару отрезов. Письмо из Песчаного Лога взбудоражило, особенно после неприятных снов, сотканных из воспоминаний. Однако, внутри ждала удивительная новость от младшей сестры: Севара скоро станет тётей. Поздравления в ответе дались легко, она порадовалась тому, что Интислава не видит изумления на её лице. Конечно, здорово узнать о скором пополнении, но при том беспокойство не отступало – не рано ли? Сестра и так выскочила замуж едва то стало возможно – в шестнадцать зим, а тут ещё беременность. Однако, разумеется, главное, чтобы она сама была довольна, а судя по восторженному тону письма Интислава ощущала лишь счастье. Глава 5. Скотий праздник Дни неслись быстрее поезда. Наконец пришло извещение из банка, а вместе с ним и спокойствие хотя бы по поводу денег. Настало время оплатить долги и начать работу над поместьем. Ко всему прочему, стоило заказать личную магическую печать, чтобы как минимум не приходилось прокалывать палец для подписи документации каждый раз. Домашние наконец расселились по отведённым покоям. Оленя теперь жила в горнице, через стену от хозяйской спальни. На первом этаже, за кухней, шёл узкий коридорчик, ведший к чёрному выходу во двор, в нём было четыре комнатки, три из которых заняли Забава, Неждан и дед Ежа. Четвёртая была отдана под кладовую. Вся мебель заняла свои места: в столовой появился длинный стол и мягкие стулья, гостиная обзавелась, помимо диванчика у печи, креслами у окна, где поставили чайный столик. Заказанные шторы выстирали и развесили по обжитым комнатам. В прихожую перенесли раритетный шкаф, куда теперь можно было вешать верхнюю одежду. Но самое главное – у Севары появился кабинет. Старый дубовый стол менять не стали, только передвинули к окну, в которое был виден двор и крыша над крыльцом парадного входа. Сидеть пока приходилось в немного обшарпанном твёрдом кресле, спиной к свету. По другую сторону стола оставили простенький стул «для посетителей», как обозначила его Оленя. По бокам стен тянулись несколько полок с шкафчиками внизу. Ещё был узкий комод, в котором полагалось хранить бумаги, сверху на него поставили хрустальную ваза и подсвечник. Расширялось и хозяйство. Приличную сумму отдали в уплату той самой гнедой кобылы и снаряжения. Кроме того, купили возок – крытый экипаж на полозьях. Почти сразу же взяли и карету на колёсах для летних поездок. Затем пошли укреплённые стёкла в окна, вставленные на места битых и обычных. Докупили и дров, а сама Севара с облегчением купила полушубок, чтобы спрятать странный дар с белоснежной шёрсткой подальше. – Корреспонденция! – объявила Оленя, занося две местные газеты и несколько писем. – От магов есть что? – Пока нет. Обещались передать печать к концу весны ведь. Но есть, смотрите, дворянин. Севара приняла протянутый первым конверт. Адрес отправителя был незнаком, но находился рядом – в Великом Лединске.