– Да-к, полсотни резов за декаду. ‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ – Возьмите всё же колечко. Вы меня порадовали ужином, и я искренне хочу сделать подарок. Ваш талант не должен оставаться незамеченным. – Колечко легло на край стола, а Севара поднялась, одеваясь в придерживаемую Оленей шубу, и заметила: – Работай вы у меня в поместье, я бы платила вам восемь десятков резов за декаду, а то и боле. Повариха бы мне была очень кстати. Всего доброго. Выйти наружу было приятно, ибо здесь ждала свежесть, и одновременно неприятно, потому что свежесть та являлась всё же морозной. Тем не менее необходимо было ещё зайти за постельным бельём и свечами. Благо, Пэхарп не славился масштабами, и всё находилось относительно близко. Тьма уже поглотила городок, и идея пешком взбираться к поместью с покупками и саквояжем, представлялась чем-то вроде пытки или каторги по ту сторону Полозьих гор. Севара отдала три реза на то, чтобы проезжавший мимо мужик на санях довёз их до «Снежного». У нового дома уже ожидал приятный сюрприз: дед Ежа с невысоким мужичком таскали дрова, пряча их под навес. – Семнадцать резов, – крикнули вместо приветствия. Севара вытащила две купюры по десятку резов и протянула Олене, чтобы та расплатилась. Из трубы дома уже тянулся дым. Видно, дед Ежа предусмотрительно затопил то ли кухонную печь, то ли печь в зале со сколотым рельефом и обшарпанной позолотой. Внутри выяснилось, что всё же второе. Стоило бы задуматься об отоплении магией. Хотя бы усиление тепла от печи с помощью кристаллов. В Песчаном Логе подобное сочли бы излишеством, но здесь, на севере, такое лишь обыденная необходимость. В целом поместье, хоть и крепкое, а устарело. Даже свет добывался опасным огнём свечей, а не кристаллами, загорающимися мягко и по велению включателя. В родном доме такое освещение установил ещё отец, выложив приличную сумму. Сейчас цены должны быть ниже, хотя до севера всё доходит позднее, так что не угадаешь. – Нужно убраться, – сообщила Севара вошедшей Олене. Последняя топталась на месте, сбивая налипший снег. – Конечно, сударыня, сейчас же примусь! На вечер решили взяться только за комнату наверху и зал. Вместо воды – растопленный снег, а тряпками послужили старые шторы. Оленя, задрав рукава прохудившегося платья, елозила по полу ветошкой, вычищая толстый слой пыли. Севара, не смеющая оставить на такую грязь одну лишь свою камеристку, помогала протирая печь и мебель, которую дед Ежа снёс вниз с помощью мужика, привёзшего дрова. Несмотря на полумрак внутри и темень, царящую за окном, вечер только вошёл в свои права, а до ночи ещё оставалось время и надежда на то, что затопленная позже спальня успеет прогреться. Оленя, вычистившая зал, поднялась наверх, убрать комнату. Севара осталась внизу, лениво протирая оставшуюся пыль. Увидела бы такое бабушка – сознания бы лишилась. Ведь она столько делала, чтобы внучке не пришлось снова выполнять поручения слуг… И Годияр бы разозлился ужасно. Наверняка бы выкинул эту тряпку в окно, заставил бы вымыться, сказал бы, что нежные руки сестры таким заниматься больше не должны… От воспоминаний о старшем брате на глаза навернулись слёзы. Расстались они неприятно, со скандалом, однако совместные тяжёлые года забыть невозможно. Со смертью мамы, когда отец бросил семью на произвол судьбы, отдавшись алкоголю и азарту, именно Годияр и Севара, как старшие, заботились о младших. Бабушка же воспитывала всех. Однако ей, вдове, было тяжко управлять домами, расплачиваться по долгам собственного сына и присматривать за внуками. Здоровье не позволяло в полной мере брать за всё ответственность, посему, едва Годияр подрос, она с облегчением передала внуку обязанности и ограничивалась советами. Отец вяло ругался со своей матерью, а когда бюджетом занялся старший сын, который не позволил брать, по сути собственные деньги, обезумел вовсе. Брань слышалась по всему дому каждый день, Севара только и успевала, что выводить младших на прогулку, но по их большим умным глазам ясно было – они понимают. Интислава младше сестры всего на зиму и понимала, разумеется, больше карапуза Яшара. Однако в подробности её не посвящали, а она никогда в разборки не лезла, демонстративно занимая позицию наблюдающей. Интислава не ссорилась ни с отцом, ни с братом. Оба её любили и баловали. Когда она достаточно подросла, то сбегала от ругани сама, прячась на прогулках с подругами. Яшар, младший в семье, получал от папы больше всех. Именно его тот винил в смерти жены. Если Годияра не было рядом, то Севаре приходилось самой успокаивать батюшку. Она, похожая на мать раскосыми глазами, желтоватой кожей и чёрными гладкими волосами, могла действовать на отца умиротворяюще, но иной раз он злился, особенно, когда понимал, что дочь ластится только для защиты «маровского порождения». По имени Яшара отец не звал никогда. Годияр ходил из-за такого отношения к младшему злой. Он никогда не винил брата в смерти матери, даже объяснял сёстрам, что тот не виноват, просто так уж печально сложилось. Годияр с юных лет заботился о младших. Он первым кидался под руку отца, лишь бы не досталось Яшару, успокаивал расстроенную Интиславу, помогал бабушке и, конечно, всегда был рядом с Севарой. Она ужасно по нему скучала, но простить его странный порыв не могла. Наверное, Годияр считал, что делает лучше сестре, подыскивая ей мужа. Но не слушал желания Севары, которая уже воспитала детей, пусть и брата с сестрой, а новых заводить не желала. Как не желала и отдавать себя какому-то мужчине, который всегда мог превратиться в пугающего незнакомца, как когда-то отец сделался из очаровательного добряка злым и сумасшедшим. В пылу ссоры Севара кинула неосторожную фразу, сравнив Годияра с их отцом. И брат пришёл в бешенство, впрочем, как и сестра… Брошенный бокал разбился об стену, достаточно далеко, но Севаре до сих пор было стыдно. Потому что брат, сколько бы не кричал, а рук не поднимал и вещи не швырял ни в неё ни рядом. Но он был выше, шире и страшнее. А она, затянутая в корсет с множеством юбок казалась мелкой и незначительной. Впрочем, звон разбитой посуды не помог, Севару так и не услышали, а сбежать показалось единственно верным решением. Жаль было лишь Яшара, которому только исполнится тринадцать… Громкий стук прервал череду невесёлых воспоминаний, и Севара с удовольствием отшвырнула тряпку в сторону. Дворецкого в доме не было, не было и ключницы, так что отворять дверь пришлось самой. – Здравствуйте. – Севара скрывала удивление за маской кажущегося спокойствия. На занесённом снегом крыльце мялась знакомая толстоватая женщина с добрым румяным от мороза лицом. – Доброго вечерочка, госпожа, – кухарка из трактира смущённо улыбнулась. – Простите уж, что так поздно… С работы я… Как освободилась вот… – Проходите, не мёрзните, – Севара отступила пропуская гостью внутрь. – Не пугайтесь пыли, мы только начали уборку. – Что вы! Какое там «пугаться»! – Вот и хорошо. Снимайте свой тулуп, да кладите рядом с шубой или поверх, её не испачкаете, а то эдак запаритесь. Проходите в зал, присаживайтесь. Только на диван, пожалуй, кресла ещё не очищены. Женщина бережно положила верхнюю одежду, стараясь не задеть дорогой хозяйской шубы, стянула валенки и вошла в зал, на миг остановившись. Видно, даже в запущенном виде комната могла произвести впечатление. По крайней мере не на дворян точно. – Вы меня, простите, я совершенно забыла представиться. Моё имя Тамьярова Севара Милояровна. – Очень приятно, сударыня, очень! Меня Забавой кличут. – Прекрасное имя. Позвольте спросить, какова же причина, по которой вы пожаловали ко мне? – Вы… вы говорили… – Забава смущённо опустила голову, перебирая складки понёвы. – Вы сказали, вам бы пригодилась кухарка. – Верно. Я остро нуждаюсь в поварихе. Видите ли, я только переехала и ищу работников. Хотели бы наняться? – Да, только… А жить у вас здесь? – На ваше усмотрение. Я лишь прошу свежую еду и завтрак вовремя. – Я бы жила… А то у меня сын… Невесту он нашёл, ну приведёт, а я там… Две хозяйки в избе… Не доброе дело. – Рядом с кухней есть комнаты. Правда, пока там нет окна… – задумчиво протянула Севара. – Мы что-нибудь найдём для вас, без сомнений. – Да-к, мне не к спеху. – Тогда не сомневайтесь и не беспокойтесь, уж комнат в поместье достаточно. Сколько же вы хотите за свой труд? – Пять десятков бы оставили, да жить позволили – и мне хорошо. – Ну, пять десятков… Моя камеристка шесть десятков берёт. Но она служанка, она не применяет свой талант. Не могу я вам платить меньше слуги. Сколько я вам обещала? – Кажется, восемь десятков… – Ну, не тушуйтесь. Восемьдесят, а ещё пять резов сверху. Севара держала спину настолько прямой, что та начала побаливать, а деньгами раскидывалась так, будто они у неё лежали в кармане. Но недооценивать людей она не хотела. «Скупые платят вечность, а щедрые – лишь однажды», – учила бабушка. Она всегда говорила, что денег отдавать нужно столько, сколько бы хотела сама получить за такую работу. Когда придёт нужда, платить будет нечем, но те же люди будут знать, что получат сполна позднее, да и отношение к доброму хозяину иное. Не побегут, как крысы с палуб идущего ко дну корабля. Слуги бабушки не менялись довольно давно, редко кто-то уходил, но и то только в ремесло, чтобы использовать свои таланты, делая их семье такие скидки, что становилось стыдно платить так мало. Например, бывшая бабушкина камеристка стала швеёй, и лишь благодаря ей Севара, её братья и сестра одевались не в обноски даже в период повального безденежья семьи. – Однако учтите, что оплата будет лишь через две декады. Видите ли, средства идут на облагораживание моего поместья. За ожидание, конечно, доплачу. – Да что вы, что вы! Я и так буду рада! Вам, может, помощь нужна? Я бы кухоньку прибирать начала, глядишь, утром уже на ней готовить стану. Севара облегчённо улыбнулась. Помощь лишней не будет. Оленя как раз закончила чистить комнату. Там осталось лишь подготовить спальное место. Забава немедля сдружилась с хозяйской камеристкой, будто давно её знала. Обе ушли прибирать холодную тёмную кухню, а Севара неспешно вытирала кресла. Заглянул дед Ежа, отчитался о дровах, которых должно хватить на две декады, а ещё похвалился, что болтливый мужик выложил, что у соседа кобылка продаётся. Не породистая, но для извоза послужить может. Севара в лошадях не разбиралась, однако иметь свою не отказалась бы, да и планировала такую покупку, но животному понадобиться много чего от снаряжения до пищи. Дед Ежа всё же упросил хоть съездить взглянуть, всё равно мужик тот уезжает, подбросит. Несмотря на наступивший вечер, решительность новоявленного слуги оставалась нерушимой. Держать силой – бессмысленно, да и работы другой ему не поручишь, но раз уж он после таскания тяжестей такой активный, то почему бы не отправить хоть взглянуть на ту кобылу. Севара махнула рукой, мол, езжай. Дед Ежа радостно потёр руки, едва ли не убегая вон. Помимо встречи с разбойниками в холодном лесу, остальное пока складывалось удачно. Лишь бы компания по добыче кристаллов ответила скорее и желательно согласием. Тогда будут деньги за зиму, а там и за весну. Так можно будет не подсчитывать кропотливо каждый рез и прикидывать сколько будут стоить, например, привезённые серьги с изумрудами. В кухне потеплело – то затопилась побелённая печь. Оленя и Забава негромко переговаривались и Севара невольно прислушалась, подойдя ближе. – … трудная у сироток, – прозвучал вздох Забавы. – Но ты молодец, раз устроилась. – Да. На постоялом дворе сложно было, тут… пока не знаю, но сударыня мне очень нравится. Она такая… величавая. И вроде бы добрая, общается так… с уважением. – Верно, я тоже подметила. Эдак гордо, но людей ценит поболе нашего. Я уж забыла, когда со мной, хоть и вдовой, так говорили. Одни мужики в том трактире, только успевай от скабрёзных взглядов уворачиваться, едва покажешься. Тьфу! Севара зарделась от похвалы, но одёрнула себя, напоминая, что такой стиль коммуникации для неё нормален, и гордиться здесь нечем. Разумеется, она лучше каких-то чумазых работяг, на то и дворянка. Пожурив себя за подслушивание, Севара заглянула на кухню. Разговор стих. – Похоже, я справилась с вытиранием мебели. Она выглядит… сносно. Здесь нужна помощь? – Что вы, сударыня, отдыхайте, мы сами управимся! – горячо заверила Оленя. – Негоже вам ручки белые марать, – поддакнула Забава. – Ясно дело, людей сразу не найдёте, но уж и нас тут хватит на уборку-то. Мы приученные. Вы и так тут уж столько помогли, посидите хоть. – Скучно сидеть, – призналась Севара. – Хотите я вам сказки расскажу? Я много знаю. Всё веселее, коль не в тишине. – Конечно, Оленя, если тебя не затруднит. – Мне в радость. Что бы вам рассказать… Хотите про Хозяина Зимы? Его весь Осидест знает, конечно, но сказывали о нём изначально только у нас. Возражений не нашлось, а юная камеристка перевоплотилась в юную сказочницу и начала: – Жила-была Зима. Дыхание – холод, поступь – хруст снега, глаза – лёд, когти – мороз, одеяние – вьюга. Бродила она по вершинам гор, накрывала их белыми одеялами, да только надоело ей сидеть в одном месте. Спустилась она к реке, лишь дотронулась, как та обернулась стеклом – прозрачное и твёрдое, только трещинки бегут. Ринулась она по устью, глядь – деревья стоят. Зелёные, точно камень жадеит. Протянула она к ним бледные пальцы, как листва осыпалась и ковром легла. Севара присела на скрипучий стул, вытащенный откуда-то из недр кухни Забавой. Последняя стала рядом, давая себе передышку и вслушиваясь в историю. – Голову поднимает Зима к небу синему, а над ней птицы кружат. Дыхнула на них она, те и упали. Идёт себе дальше, видит дом стоит, а в доме том щели. Через них она стужей забралась, да дитя заморозила, – печально выдохнула Оленя. – Ходила она по свету, люд пугала, души забирала, а за ней покрывало снега стелилось. Встретила она однажды на пути ведьму. Та говорит: коли будешь народ изничтожать, тот тебя изничтожит. Не поверила ей Зима и ушла. «Чая не хватает», – подумала Севара. Ей вспомнились вечера из детства, когда мама ещё была жива, когда они собирались вместе читать сказки. – Долго ли коротко, а Зима бродяжкой скиталась по свету. Но люди собрались вместе и начали молиться богам, чтобы те послали им спасение. Чтобы за Зимой следили, чтобы та приходила и уходила вовремя, чтобы жизнь была. Тогда боги из ночного света, ветра, металла и камня сотворили его – Хозяина. – Последнее слово Оленя произнесла немного напевно. По спине прошли мурашки, Севара скрестила руки на груди, чуть опустив голову. Сказки про Хозяина Зимы она знала. Но те обычно начинались иначе. Он либо карал, либо давал дары, но ни разу в книгах она не встречала истории его возникновения. Подразумевалось, что он неведомое существо, которое по сути и является зимой. В истории Олени всё выходило иначе. Всё ещё сказочно, но отчего-то близко, будто и вправду ходила такая хладная дева, которую победил он… – Хозяин схватил Зиму, да обернул волчицей, а дары её себе забрал. С тех пор он властитель севера, живущий в замке богов. И коли увидали мужчину с глазами-алмазами, отражающими свет звёзд, с волосами из снега и короной изо льда, то знайте, тот, кого вы встретили – Хозяин Зим… Ааа!