Женщина оглядела обоих, набросила шаль, а затем почти пренебрежительно сообщила: – Вам нужна Надия. Она снимает офис семью пролетами выше. Зеленая дверь. Лифт занят, так что придется вам по лестнице. – Она покинула их так же торопливо, как появилась, скорее всего, в поисках своего блудного механика. Хамид и Онси обменялись измученными взглядами, прежде чем пересечь этаж, пробираясь сквозь толпу, и начать подъем. На каждом этаже, который они миновали, были занятые работой женщины. Они делали плакаты, составляли петиции, даже заучивали лозунги. Учитывая, что на этой неделе должно было состояться голосование по законопроекту суфражисток, он понимал их спешку. Агент обратил внимание, что, помимо очевидных каирок, здесь встречались деревенские женщины. Их можно было узнать по простым, но искусно обернутым галабеям. Похоже, сестринство собрало своих участников отовсюду в подготовке к митингам – разумный ход, если вспомнить, что на ранних этапах у движения были проблемы с инклюзивностью и в нем присутствовали только горожанки. К тому времени, когда они добрались до седьмого этажа, Хамид обнаружил, что задыхается. Онси был немногим лучше. Они остановились, чтобы отдохнуть рядом с огромной фреской, изображающей толпы людей с джиннами, спрятавшимися среди них. В центре картины были три женщины в экипаже, все в черных платьях и длинных белых вуалях, одна из них стояла и, кажется, произносила речь. – «Женщины 79-го», – заметил Онси, опознав знаменитую картину. Конечно, это была только копия. Оригинал куда большего размера выставлялся в музее в Гезире, посвящение женщинам, принявшим участие в Национальном восстании против британцев в 1879 году. Неудивительно. В конце концов, женщины были одними из самых убежденных последователей аль-Джахиза. Отведя глаза от фрески, Хамид увидел темно-зеленую дверь в конце коридора. – Мне кажется, мы пришли, – заключил он. Напарники подошли и на этот раз постучали, прежде чем медленно отворить дверь. Внутри они увидели двух сидящих женщин, работающих на широком латунном коммутаторе, их руки быстро двигались, пока они говорили в головную гарнитуру и втыкали длинные черные корды в медные штекеры. – Доброго дня, сэры, я могу чем-то помочь? – донесся голос. Хамид повернулся к еще одной женщине, сидящей за широким расписным столом на ножках в виде лап животного. Не женщина, поправил он себя, но джинния. Ее кожа была глубокого оттенка красного, цвета темного рубина, даже губы. Пара закрученных серебряных рогов заменяла волосы, спускаясь ниже ее плеч и согласуясь с ее изысканным маникюром, длиной напоминающим когти. Кроме того, очень возможно, что она была самым красивым созданием, которое он когда-либо видел, с ее бездонными глазами, сияющими словно драгоценные камни в лунном свете. Пока следователь на нее смотрел, его рот пересох, но он сумел выдавить приветствие, показать удостоверение и спросить о хозяйке. – Присаживайтесь, пожалуйста, агенты, – ответила джинния мелодичным голосом. – Я спрошу, есть ли у шейхи окно, чтобы встретиться с вами. Не желаете ли напиток? Может быть, чаю? Хамид мечтательно кивнул, благодаря секретаршу. Его ноздри заполнялись ароматами, витающими вокруг джиннии: жасмин, мед, пряная корица – такими сильными, что он чувствовал их на языке. Поднимаясь, она сдержанно улыбнулась агенту – джинния была на добрый фут выше его. И Хамид не мог не обратить внимания, что даже в длинном темно-бардовом платье ее походка была почти гипнотической. – Очень примечательная джинния, – с придыханием проговорил Онси, когда они уселись. Хамид не ответил, все еще пытаясь разогнать туман, заволокший его чувства. Вместо этого он принялся наблюдать за женщинами у коммутатора. Теперь, когда он был ближе, агент мог услышать, что они, похоже, принимают заказы – от людей, нуждающихся в зар. Из того, что расслышал следователь, звонки шли со всего Каира. Все звонящие были женщинами, которые просили о церемонии по любому поводу: горячка, бездетность, депрессия, пристрастие, невезение. Список был бесконечен, и двум связисткам приходилось работать в напряженном ритме. Это было ошеломляющим откровением, и он задумался, как много совершенно современных каирских женщин в уединении своих домов участвовали в том, что публично считалось заскорузлым предрассудком. Министерство очевидным образом чрезвычайно недооценило популярность церемонии. – Агенты, шейха готова вас принять, – раздался мелодичный голос. Хамид поднял голову и обнаружил высокого джинна, стоявшего над ним в темно-бордовой робе. Он был таким же рубиновокожим, как джинния, и у него были такие же длинные серебряные рога, завивавшиеся назад, словно волосы. Может, родственник? И его тоже окружал этот сильный запах. И в его глазах играла знакомая искра. Хамид моргнул, когда до него дошло. Он не был другим джином, это был тот же джинн! Следователь открыто его разглядывал, не в состоянии себя перебороть, а улыбка джинна была в большей степени понимающей, чем сдержанной. – Ваш чай, агенты. И не могли бы вы пройти за мной? Хамид принял свой стакан, предложил второй Онси, и напарники поднялись, чтобы следовать за джинном. – Я слышал об этом виде джиннов! – шепотом произнес юноша, придвинувшись поближе. – Интересно, как они предпочитают, чтобы к ним обращались? Все равно замечательно красивый! – И с той же завораживающей походкой, – вынужден был признать Хамид. Их провели сквозь еще одну дверь в небольшую комнату. Джинн предложил сесть и оставил их, закрыв за собой дверь. Две фигуры перед ними отличались друг от друга настолько, насколько это вообще возможно. Первой была совсем не женщина и не джинн, но автоевнух. Только эта модель была незнакома Хамиду. У всех механических людей, которых он встречал, отсутствовали определенные анатомические особенности, они состояли из бочкообразных туловищ с присоединенными к ним шарнирными конечностями. Эта модель, со всей определенностью, была механической женщиной: плавные изгибы стройного тела легко просматривались даже под длинной белой робой. Все автоевнухи были одинаково безлики, но у этой модели наличествовало бронзовое лицо, отлитое словно в подражание какой-нибудь древней богине. Свет от лампы отражался на ее выступающих скулах металлическим сиянием. Необычный автомат стоял неподвижно, с руками, сложенными на груди, разглядывая их пустыми овальными глазами, его полные губы были отлиты в легкой улыбке. Другая фигура, без сомнений, была человеком, женщиной среднего возраста с собранными в косу волосами с проседью. Она сидела за отполированным столом сандалового дерева, с выгравированными по всей его поверхности пересекающимися кругами из суфийской символики, включая каллиграфический сигил, обычно используемый для обозначения аль-Джахиза. Не было ничего удивительного в том, что женщина оказалась суданкой – это было очевидным по тхобу цвета индиго, укутывающему ее от головы до щиколоток. Здесь же, на стене позади нее, висел бросающийся в глаза красно-черно-зеленый флаг с полумесяцем и копьем – означавший Махдистскую Революционную Народную Республику. Хамид поприветствовал шейху, представив себя и Онси. Она приняла их с прохладной вежливостью, карие глаза разглядывали их, как можно смотреть на пару гадюк, пригласивших себя за ваш обеденный стол. Пальцы рассеяно водили по запутанным узорам из хны, покрывавшим другую руку, пока они обменивались любезностями, и следователь задался вопросом – что ее так встревожило в их визите? Ответа долго ждать не пришлось. – Я ожидала, что рано или поздно ко мне придут из министерства, – сообщила шейха с заметным акцентом ее родины. – Но мне кажется, вы должны понимать, что я не смогу способствовать вашему предприятию. – Агент Хамид потрясенно на нее уставился. Он еще даже не изложил свою просьбу. Неверно истолковав его замешательство, и до того твердый взгляд ужесточился до стали. – Я не склонюсь перед любым принуждением зарегистрироваться в министерстве. И сразу вам скажу, что любая другая шейха или кодия также будет сопротивляться подобным попыткам – это бы означало выдать женщин заблуждающимся мужчинам, которые считают то, что мы делаем, каким-то видом балади[129] или даже харамом[130]! Хамиду понадобилось мгновение, чтобы понять, о чем она говорит, и агент выругал себя за недомыслие. Конечно, она думает, что два агента, появившихся в ее офисе, хотят поместить зар под контроль министерства. Учитывая то, что он знал о церемонии – с ее многочисленными лидерами и маленькими ячейками, – в городе обитали сотни подобных женщин. К тому же она, скорее всего, была права. Стоит министерству узнать про обширную природу ее операций, начнутся меры по регистрации и санкционированию их практик. Но он мог ее уверить, что это не было их текущей целью. – Шейха Надия, – уважительно ответил Хамид, – мне жаль, что мы вас потревожили. Но мы пришли по другому поводу. – «Во всяком случае сегодня», – виновато подумал он. – Мы ищем вашей помощи, если вы готовы ее оказать. Шейха уперлась в него недоверчивым взглядом, и следователь торопливо объяснил, что им было нужно. Она слушала с непроницаемым лицом. Когда Хамид закончил, женщина поначалу ничего не ответила, все еще обдумывая его слова. Хотя бы ее пальцы перестали водить по узорам. – Должна признаться, агент Хамид, – наконец сказала она, – я не этого ожидала. – Плечи Надии расслабились, и она откинулась в кресле. Взяла стакан красного чая, до того стоявший нетронутым. – Вы рассказали интересную историю про этот трамвай, в который вселился дух. Никогда раньше о подобном не слышала. Но скажите, почему вы не искали помощи одного из великих джиннов? – Хамид почувствовал, как дернулись его усы, когда он силился найти тактичный ответ. – А, – вздохнула она, прочитав его нерешительность, – вы предположили, что шейха выйдет дешевле, чем элитный марид. Ну, вы правы. Мы не пытаемся разбогатеть на женщинах города, хотя просим оплаты по мере их возможностей. Но, к сожалению, я должна вас разочаровать, отказавшись от вашей просьбы. Хамид почувствовал, как ветер покидает паруса его надежд. – Но почему? – спросил он. Шейха сделала длинный глоток чая, прежде чем ответить. – Во-первых, вы неправильно понимаете, чем мы занимаемся. Зар – это не церемония изгнания духов. Мы оцениваем каждую женщину, чтобы понять природу ее несчастья. Вполне возможно, что вселившийся джинн был потревожен действиями женщины или неким нарушающим порядок присутствием. Может, он хочет чего-то. Или предупреждает. Некоторые просто капризны. В чем бы ни заключалась проблема, мы работаем, чтобы успокоить джинна, привести личность к гармонии с духом, так, чтобы его желания были удовлетворены. Мы не экзорцисты. – Она выплюнула последнее слово с отвращением и сделала еще глоток чая, будто пытаясь смыть его вкус. – Так что, как видите, я ничего не могу поделать с вашим трамваем, он же не личность на самом деле. И у нас нет привычки выкидывать джиннов оттуда, где они решили поселиться. Ну, это не воодушевляло. Хамид мысленно пробежался по известной ему информации о заре, которой, признаться, было немного. Считалось, что эта традиция пришла из Абиссинии, где практиковалась как христианами, так и мусульманами. Она путешествовала по Нилу, пока не достигла Судана и Египта, выйдя за их границы в Магриб. Это был женский домен, или, во всяком случае, он никогда не слышал о мужчине, проводящем зар. Насколько понимал следователь, они имели дело с малыми джиннами того вида, что причиняли проблемы и которые редко принимали телесную форму. Как кто-нибудь мог оценить подобных созданий, было за гранью его понимания. Агент размышлял, как выйти из этого тупика, когда неловкую тишину нарушил Онси. – Шейха Надия, – спросил он, – вы когда-нибудь ездили на трамвае? Она покачала головой, ее лицо исказилось. – Когда я вижу, как они пролетают надо мной, у меня уже головокружение. Я ценю чудеса этой эпохи, но предпочитаю твердую землю под ногами. – В таком случае позвольте рассеять возникшее недоразумение, – ответил Онси. – Простите меня за мое несогласие, шейха, но я не уверен, что различие между одержимым человеком и трамваем, которое вы делаете, имеет под собой основание. – О? – спросила она, оценивающе поднимая бровь. – Прошу, просветите меня. К этому парень, похоже, и стремился. – Трамвай, о котором идет речь, разработан джиннами, – объяснил он. – Он наделен механическим мозгом, насыщенным магией. Таким образом, трамвай способен мыслить – что он делает, чтобы безопасно перемещать себя и пассажиров. Эти головокружительные маневры, свидетельницей которых вы оказались, выполняются мыслящим существом. Учитывая это, я утверждаю, что трамвай мало отличается от личности, страдающей от недуга и требующей вашей помощи. Разве первые суфийские мастера не писали, что в достижении духовного совершенства нет ничего важнее великодушия? Теперь поднялись обе брови женщины и Хамида тоже. – Хотела бы я знать, откуда копт столько знает о концепции футуввы[131], – хмыкнула она, бросая взгляд на татуированное запястье. – Вы сделали интригующее заявление. Однако ваш аргумент приводит лишь к еще одной проблеме. Если трамваи, как вы говорите, мыслящие существа, выходит, они существуют в состоянии рабства. И я не буду помогать подобной угнетающей системе. – Рабство! – вскричал Хамид, совершенно сбитый с толку. – Откуда во всем этом рабство взялось? Шейха поднялась, и когда она заговорила, по речи чувствовалась, что монолог заучен наизусть. – Мыслящие существа, созданные Аллахом или человеком, не должны принуждаться к службе, но иметь право выбирать свой путь. В Народной Республике все формы принуждения были отринуты. Ни один мужчина или женщина не могут иметь других в собственности. Также не можем мы позволить разумным трамваям или механическим людям, созданным по подобию нашему, служить нашим прихотям, в то время как мы процветаем от их труда. Сам аль-Джахиз, как вы знаете, был солдатом-рабом у одного из ваших пашей. Он часто говорил о том, какой вред рабство наносит душам тех, кто скован цепями, и душам тех, кто держит эти цепи. Многие джинны скажут вам то же, ибо они ненавидят рабство, может быть, сильнее любого другого земного порока. Хамид был немного знаком с этой историей. Рабство запретили вместе с рождением независимого Египта в 1883 году[132]. Однако в Судане раннее махдитское движение собиралось возродить практику – пока джинн не обратил их руководство в революционный суфизм. Все же Хамид не мог не упомянуть очевидное, тем более что оно находилось лишь в футе от них. – Шейха Надия. Не хочу показаться грубым, но вы сами хозяйка автоевнуха. Шейха повернулась к механической женщине, которая все это время стояла неподвижно. – Агент Хамид, вы снова неправильно поняли. Я не владею автоевнухом. Фахима мне не собственность, но ассистентка. Так ведь, Фахима? – Да, мадам, – подтвердила автоевнух. – Мне кажется, агент ошибся по поводу природы наших отношений. Хамид чуть не упал со стула. Эта автоевнух разговаривала? Ее губы не шевелились, а лицо оставалось неизменным, как у статуи. Но то были ее слова! И не просто обычные «да» или «нет» или «чем я могу служить?», но сложная фраза! – Фахима – освобожденная машина, – сказала шейха, не пытаясь скрывать веселья от его потрясенного вида. – Когда-то она была обычным автоевнухом, но я помогла ей увидеть, что она нечто большее. Она начала думать за себя. Есть и другие, подобные ей, и они пробуждают сознание в своих товарищах. Вы смотрите в будущее. Челюсть Хамида все еще висела. Автоевнухи обретают личность? Он уже мог представить хаос, когда механические люди начнут выступать против своих владельцев, требовать зарплаты или предпочитаемую работу. Если у женщины и были подобные опасения, они потерялись за самодовольным выражением лица. Некоторым только дай Маркса почитать… – Пожалуй, шейха слишком оптимистична, – вмешалась Фахима, слегка склоняя голову. – Только немногие из нас одарены внутренней искрой, позволяющей становиться чем-то большим. Возможно, это заложено в определенной конструкции. Или в какой-то науке, которую мы пока не понимаем. Большинство из нас довольны своей работой и больше одного выходного для себя не хотят, может, двух. «И это все?» – сардонически подумал Хамид. – Не уверен, как это что-либо меняет, – начал Онси, видимо, найдя новый аргумент. – Являются мыслящие машины рабами или нет, может оказаться предметом захватывающей дискуссии. Но плохой причиной, чтобы позволить трамваю 015 изнемогать в беде. Вы не больше поспособствуете рабству, исцелив его недуг, чем вылечив эксплуатируемого рабочего. Положение пострадавшего не устраняет вашего этического долга. Похоже, шейху тронули его слова, взгляд ее стал задумчивым. Онси воспользовался брешью с мастерством шахматного игрока. – Кроме того, вполне вероятно, что такой акт милосердия сделает трамвай 015 более восприимчивым к посланию свободы. Это заставило ее вскинуться с интересом. Хамид резко повернул голову, бросая на Онси злобный взгляд. Они сюда не революцию пришли устраивать! – Фахима, что ты думаешь о доводах агента? – поинтересовалась шейха. – Мне кажется, в них есть смысл, – ответила механическая женщина. Шейха Надия согласно кивнула. – Я бы с большим удовольствием когда-нибудь устроила с вами пролетарский диалог о философии мастеров-суфиев и коптских мыслителей, агент Онси. – О! – воскликнул тот, просияв улыбкой. – И я бы с большим удовольствием! – Агент Хамид, – резко обратилась она, – я посмотрю, что смогу сделать с вашим трамваем. – Спасибо, – с благодарностью ответил следователь. Хотя часть его все еще пыталась понять, что здесь только что произошло. – А теперь, – строго сказала Надия, – давайте обсудим меру ваших возможностей. Следующие полчаса они провели, слушая, как шейха составляет план и высчитывает оплату. Фахима почтительно стояла рядом с ручным механическим калькулятором. Ее ловкие металлические пальцы расплывались в пятно, нажимая на цифровые клавиши, которые клацали по мере того, как в машине крутилась катушка, выпуская отпечатанную бумагу. Когда с этим было покончено, они вручили Хамиду длинный счет. Он чуть не поперхнулся чаем. Глава четвертая