Фатима подняла дрожащую руку, чтобы сложить пальцы в неприличный жест. Она от всей души ненавидела этого джинна. * * * Следователь все еще ворчала по поводу надменных джиннов и коварных ангелов, пока автокарета мчалась сквозь Каир к следующему пункту назначения. Хотя бы магия забытья была снята. Они проверили эффект, даже открывали книги – и теперь абзацы текста читались без проблем. Марид сдержал слово. Фатима отнесла его бутылку обратно в хранилище и подала срочный запрос, чтобы для нее нашли безопасное место – желательно в утяжеленном сундуке в самой глубокой части моря. – Вы уверены, что в порядке? – спросила она Хадию. Ее напарница сидела напротив, деловито просматривая журнал Портендорфа. Она отмечала слово «список», подтверждая то, что они узнали. Сива сполна воспользовался украденным журналом. Он искал клиентов и нашел покупателя, готового заплатить самую высокую цену, – им оказался Алистер Уортингтон. Вероятно, ангелы предполагали, что у кого-нибудь из высокомерного круга англичан будет достаточно сильная воля, чтобы наткнуться на упоминание кольца. Услышав вопрос, Хадия подняла голову. – Меня засунул в стену джинн. Думаю, на какое-то время я сама превратилась в стену. Затем он попытался оплавить мою кожу. Так что нет. Я не в порядке. Но, Иншааллах, я справлюсь. Фатима решила не настаивать. – Мы не задали один вопрос, – сменила тему Хадия. – Почему ангелы – или кто они – собирают и хранят вещи, связанные с аль-Джахизом? Фатима покачала головой. Если они чему-то сегодня и научились, так это тому, что, когда дело касалось ангелов, никто не понимал их мотивов. Карета затряслась, когда улица сменилась бугристой дорогой, и она откинула занавеску, чтобы выглянуть наружу. – Мы на месте. – Снова, – добавила Хадия. При свете дня Кладбище выглядело так же, как и ночью. Разве что ночью темнота скрывала часть запустения: раскрошенные кирпичи на земле, самодельные лачуги, которые держались на честном слове. Не во всей эль-Карафе царила разруха. За некоторыми мавзолеями ухаживали их жители, и многие могилы недавно убирали и красили. В других местах шли стройки, а торговцы продавали гипсовые вазы – будто и не пятница. Дети играли у каменных надгробий, среди веревок с одеждой, которую оставили сушиться под полуденным солнцем. – Как думаете, нас кто-нибудь узнает? – тревожилась Хадия, когда они выбрались из кареты. Она решила не надевать министерский китель, учитывая недавние события. Фатима заметила, что за ними наблюдает женщина из своей кухни, где она готовила на каменной печи рядом с искусно отделанной гробницей. – Возможно. Мы здесь чужие и сильно выделяемся. – Не говоря уж о ее светло-сером костюме, жилете того же цвета и рубашке в красно-белую полоску. Не слишком неприметный наряд. – Нам туда. – Она кивнула на высокий мавзолей. Он выглядел почти как тот, на котором они сражались с самозванцем. У входа ошивались четыре молодые женщины. Нет, девушки. В ярко-красных кафтанах до колен поверх мешковатых шальвар. Темно-синие турецкие шаровары были заправлены в высокие черные ботинки со шнуровкой. Девушки прислонились у входа в мавзолей и праздно болтали. Одна тренировалась крутить кинжал на тыльной стороне руки, в то время как другие оставили оружие в ножнах у бедра. При виде Фатимы и Хадии они перестали разговаривать, встречая новоприбывших недобрыми взглядами. Фатима поздоровалась, а затем сказала: – Мы здесь, чтобы встретится с Леопардицей. Высокая девушка с суданскими чертами лица оглядела ее с ног до головы: – Вернулись за добавкой? Где тот жирный полицейский? Я бы с удовольствием зарядила ему по морде еще разок, валлахи! Остальные девушки разразились хохотом. Значит, это была та самая девчушка, что отпустила Асиму полновесную пощечину. И, насколько помнила Фатима, замахивалась на нее тоже. Пожалуй, лучше не напоминать. – Она знает о нашем визите. Так что просто отведите нас к ней. Другая девушка сказала что-то грубое, вызвав у своих подруг новый приступ смеха. Но первая бросила взгляд, от которого те притихли. Она снова зыркнула на Фатиму, а потом повернулась и показала им следовать за собой. Агентов повели в мавзолей, где они увидели еще больше людей. Только женщины, все одеты в одинаковые красные кафтаны и турецкие шаровары. Те, что постарше, носили хиджаб. Возможно, это обозначало ранг. Неподалеку раздавался неожиданный детский смех. Девушка остановилась, чтобы поговорить с одной из женщин, которая внимательно оглядела Фатиму и Хадию. Когда они закончили, девушка ушла, вероятно, возвращаясь на свой пост. Из скопления людей появилась фигура – женщина в белом платье и черном хиджабе, на шее которой, как ни удивительно, было бриллиантовое ожерелье с сапфирами и рубинами. Ее смуглая кожа пошла морщинами, под глазами виднелись небольшие мешки, а тело приобрело старческую полноту. Однако выражение глаз было обескураживающим, почти хищным. Вполне в порядке вещей для предводительницы Сорока леопардиц. Стоило ангелам сказать, что Сива нанял воров, достаточно дерзких, чтобы вломиться в их хранилище, как Фатима знала, что это могут быть только они. Кому еще хватит наглости? Леди-воровки начинали с мелких краж в магазинах, часто надевая полные бур’а, себлехи и мелая леф, чтобы скрывать незаконно добытые товары. Позже они принялись грабить богатые дома, выдавая себя за служанок и горничных, затем перешли к аферам с драгоценностями, предметами искусства, а однажды совершили налет на бронированную повозку с бочонками золотых монет. До сих пор оставалось неизвестным, что с ней случилось. Бандитки то и дело попадали в тюрьму, обычно за мелкие преступления. Но никто из них не проронил и слова, отбывая срок в молчании. Их предводительница оставалась нетронутой и непреданной. Молва твердила, что поймать ее так же трудно, как кошку, чье название носила банда. – Ас-саляму алейкум, Леопардица. Я агент Фатима, это агент Хадия. Спасибо, что согласились встретиться. – Ва-алейкум ас-салям, агенты, – ответила глава Сорока леопардиц. – Уста предупредил о вашем приходе. Она говорила о Халиде. Букмекер был лучшей связью Фатимы с преступным миром Каира. Она позвонила ему сразу после встречи с проклятущим маридом. К ее удивлению, он сообщил, что лидер банды готова с ними встретиться – сегодня. – Скажите, агенты, – продолжала она, – почему бы мне не приказать моим дочерям прямо сейчас связать вас двоих и запереть в одном из мавзолеев – где даже хваленое министерство не услышит ваших криков? Фатима напряглась. Леопардица задала вопрос вскользь, словно спрашивала, сколько меда положить в чай. Но в этих словах таилось обещание обнаженного клинка. Хадия за ее спиной замерла, сканируя комнату взглядом. Здесь не было девушек, как снаружи, только взрослые и мускулистые женщины – настоящие леопардицы. Такой, значит, будет эта встреча. – Мы пришли не для того, чтобы вам угрожать, – сказала Фатима. – Или чтобы угрожали нам. – Последний раз, когда агенты появились в эль-Карафе, вы устроили погром. – Голос Леопардицы похолодел. Фатима ощутила, как в ней поднимается негодование. – Это ваши люди раззадорили толпу. Вы были на стороне человека в золотой маске. – Мы всегда на стороне эль-Карафы. – Глаза предводительницы сузились до щелей, голос стал резче. – Не смейте говорить, что мы в союзе с этим нечестивцем. Вы пришли на нашу землю, как армия, к нашим людям, которых мы защищаем, а они защищают нас в ответ. Мы будем сражаться с вами до конца. «Вот и чудно, – подумала Фатима. – Один ответ она получила – пусть и не так, как планировала. Пора разрядить обстановку». – Та ночь, – сказала она с сожалением, – была ошибкой. Леопардица, казалось, оценивала ее искренность. Наконец, она приняла извинение едва заметным кивком. – Люди эль-Карафы и без того в плохом положении, а вы делаете еще хуже. Кажется, что полицию мы видим, только когда преступления происходят в более респектабельных районах Каира. Люди здесь не доверяют властям, и у них есть веские причины. Та ночь ничем не помогла. – Не думаю, что человек в маске чем-то помог, – вмешалась Хадия. – Проблема в нем. Предводительница Сорока леопардиц посмотрела на Хадию – и та отступила на шаг под ее взглядом. Но старшая женщина одобрительно кивнула. – Проблема в нем, – согласилась она. – Живущие здесь не отличаются доверчивостью или глупостью. Они просто устали от эксплуатации. Устали, что их игнорируют. Отчаявшиеся уши выслушают любого, кто расскажет, кого винить. Чего вы от меня хотите? – Халид сказал, что вы готовы рассказать об одном из ваших контактов, – приступила к делу Фатима. – О джинне по имени Сива. Пожилая женщина пристально на них уставилась. Последовавшую напряженную тишину нарушил азан[88]. – Время молитвы, – заметила она. – Вы присоединитесь ко мне. И можете называть меня Лейлой. Это была не просьба. Так что после омовения все приступили к молитве. Когда они закончили, Леопардица – Лейла – повела Фатиму и Хадию через мавзолей к заднему входу, ее свита следовала за предводительницей как телохранители. Снаружи их ждало удивительное зрелище. Позади мавзолея были расставлены синие тенты. Под ними рядами за множеством столов сидели дети – скорее всего, именно их они слышали раньше. – Я здесь выросла, – сказала Лейла. Она взяла у кого-то белый передник, расшитый яркими цветами, и повязала его поверх платья. – Когда-то здесь жила женщина, которая ухаживала за одной из гробниц. Там была похоронена не ее семья, а семья тех, на кого работали ее родные. Я считала ее дурой. Ухаживать за мертвецами тех, кто, скорее всего, поколениями относился к ее семье как к прислуге? Но каждый день после пятничной молитвы она приходила сюда и раздавала детям хлеб и сыр. Позже я выяснила, что она брала деньги, которые ей выделяли владельцы гробницы, и тратила их на нас. То был урок – не судить поспешно. Ее больше нет, но я продолжаю традицию. Фатима промолчала. Если женщина хотела показать, что ее банда воровок на самом деле филантропы, которые воровали у богатых, чтобы накормить бедных, она не станет спорить. Но следователь сомневалась, что кто-нибудь еще в этих трущобах мог себе позволить такие нарядные фартуки. А красный рубин на ожерелье Леопардицы – размером с куриное яйцо – мог бы год кормить всех этих детей. – Вам тоже понадобятся фартуки, – сказала Лейла. – И половники. Кто-то шагнул вперед, протягивая и то и другое. – Мне кажется, вы не понимаете, зачем мы пришли, – начала Фатима. – У нас нет времени… – У вас было время, чтобы прийти и испортить жизнь этим детям, – отрубила Лейла. – У некоторых родители до сих пор в тюрьме. Другие видели, как их братьев или родственников избивала полиция. Мне кажется, у вас есть время, агенты. Разве что ваши извинения были всего лишь словами. Фатима посмотрела на детей. Никто не обращал внимания на их разговор. Но она все равно почувствовала себя виноватой и без дальнейших протестов набросила на себя фартук. Хадия присоединилась к ней. Вскоре они уже раздавали лепешки балади и миски супа молохия с курицей – наполнявшего воздух ароматами обжаренного чеснока и кориандра. Где-то посреди процесса Лейла заговорила: – Меня временами нанимает джинн по имени Сива. Ну вот и подтверждение. – Чтобы проникнуть в хранилище ангелов, – сказала Фатима. – Туда он нас посылает. – Лейла сделала паузу, чтобы отругать двух детей, устроивших драку за хлеб. – Хорошо платит. Хоть это не так захватывающе, как надеялись мои девочки. – О? Что так? – Фатима обменялась взглядами с напарницей. – Мы ожидали, что проникновение в хранилище ангелов будет опаснее, – пожала плечами Лейла. – Или сложнее. Не сказать, чтоб это было просто. Но… – Проникновение кажется достаточно опасным, чтобы ваши девушки смогли справиться, – предположила Фатима. – Достаточно сложным, чтобы они сумели преодолеть трудности. И обстоятельства складываются в их пользу. Постоянно. Предводительница притихла, уткнувшись в агентов подозрительным взглядом. – Странно это, как думаете? – Она вернулась к работе. – Когда Халид Уста сказал, что ты хочешь задать вопросы о моей договоренности с Сивой, я согласилась. Потому что уже несколько недель меня кое-что тревожит. Когда он нанял нас в последний раз, мы должны были украсть два предмета. Он сказал, что очень важно, чтобы я пошла за ними сама. Я пошла. – Увидев их удивленные взгляды, она нахмурилась. – Не дайте этим старым костям вас обмануть. Я довольно ловкая. Я забрала предметы с помощью информации, которую он дал, – он точно знал, где их найти в ангельском хранилище. Но странная штука. Я помню, как крала меч – клинок, что поет, темный, как полночь. Но второй предмет… – Она нахмурилась еще сильнее. – Когда я пытаюсь вспомнить, что еще я украла… – …вы не можете, – закончила Фатима. – Я ничего не могу вспомнить о той ночи, кроме того, как забирала меч. – В ее острых глазах застыла растерянность. – В моей памяти будто дыра. Я не знаю, с чем еще я вышла из того хранилища. Но потом на улицах Каира появляется этот человек в золотой маске. С тем самым черным клинком. И он называет себя аль-Джахизом. И ездит на спине ифрита! – Она замотала головой от нелепости происходящего. – Нам хорошо заплатили. Но я не могу отделаться от чувства, что причастна к бедствию, охватившему город. И каждую ночь с тех пор, как вернулась из хранилища, мне снятся дурные предзнаменования. Что-то страшное грядет. – Она примолкла. – Я это рассказываю, поскольку верю, что вы пытаетесь это остановить. – Так и есть. Вы нам очень помогли. Теперь нам нужно посетить… – Все это чудесно, – оборвала Лейла. – Но только когда вы закончите здесь. – Она демонстративно указала на пустую миску. Рядом сидела девочка с грязным носом и ожидающим взглядом. – А теперь продолжайте накладывать еду. Дети голодны.