Оскалы превратились в крики. Стоявший неподалеку французский дипломат толкнул германского коллегу, и завязалась драка. Охранники короля оттащили его назад, пока он призывал послов к порядку. Вильгельм и Пуанкаре обменивались оскорблениями, стоя лицом к лицу, а Жилинский выглядел готовым броситься в бой. Посреди всего этого хаоса Фатима изо всех сил старалась уследить за самозванцем. Она не сводила с него взгляда, несмотря на все усиливающийся накал дискуссий. Но теперь люди перемешались. Кто-то вцепился в одежду соседа. Другие пытались их разнять. Амина громко призывала успокоиться, в то время как Дженн выглядел готовым унести ее отсюда в любую секунду. Фатима растолкала людей, которые загораживали обзор, чтобы обнаружить, что самозванец исчез. Она выругалась и закружила на месте, пытаясь его найти. Он не мог просто испариться. Он должен быть здесь! Ее отчаявшиеся глаза натолкнулись на самозванца, и она замерла в замешательстве. Человек в золотой маске стоял на другом конце сада, наблюдая за происходящим, словно сторонний зритель. Как он так быстро туда добрался? Это невозможно! Их взгляды встретились, затем он повернулся и двинулся прочь. Фатима бросилась вслед, протискиваясь сквозь толпу, отпихивая послов. Когда она наконец вырвалась из столпотворения, то перешла на бег. Сады вокруг дворца были огромными. Ночные празднества проходили только в одном их секторе, и она видела, что он направился в неосвещенную часть – где пальмы и топиары сливались в густой лес. Фатима была уже на полпути, когда рядом с ней появился еще один человек. – Я так думаю, куда бы ты ни торопилась, – сказала Сити, – мне туда тоже надо! Фатима окинула подругу взглядом – та бежала, придерживая подол белого платья. Она надеялась на Хамида, Хадию или других агентов. Но на Сити всегда можно было положиться в бою. – Он пошел в ту сторону! – пропыхтела следователь, указывая тростью. Они добежали до деревьев, окунаясь в их тень, и принялись оглядываться. Сити втянула воздух, будто принюхиваясь. Затем указала подбородком: «Туда». Фатима не стала спорить, уже зная, что ее странностям можно доверять. Они перешли в бег, минуя топиары животных, образующих лабиринт, поворачивая в разные стороны, пока наконец не увидели своего врага. – Стой! – выкрикнула Фатима. Самозванец, не сбавляя шага, торопился под защиту деревьев. Направив револьвер в воздух, она нажала на спусковой крючок. Скоро на выстрел сбегутся охрана и солдаты. Хорошо. Кроме того, выстрел произвел желаемый эффект, заставив самозванца обернуться. Он уставился на них из-за своей золотой маски, а затем поднял руку, бросая в темноту нечто, похожее на песок. Нет, не песок. Пепел. В воздухе закружились хлопья, быстро собираясь в одинокую фигуру в маске и черной одежде. Пепельный гуль. Через мгновение их стало двое. Они зашагали вперед, пока хозяин остался в стороне, наблюдая. Фатима не собиралась подпускать их ближе. Она прицелилась. Рядом с ней Сити с силой рванула подол – отрывая его напрочь. Под платьем открылись белые бриджи, заправленные в сапоги. К ее ногам были пристегнуты металлические детали, которые она сняла и начала собирать вместе. Фатима выждала, пока два пепельных гуля не подошли достаточно близко для выстрела в темноте – и нажала на курок. В ту ночь на Кладбище она выяснила две вещи. Чем больше существо разделяется, тем слабее дубликаты. Кроме того, ранения одного из них влияли и на остальных. Пуля ударила в гуля слева, и он вскрикнул, истекая черным пеплом. Его доппельгангер дернулся, рассыпая пепел из идентичной раны. Она выстрелила вновь в того же гуля. Каждая пуля попадала в цель, замедляя их приближение. – Готово! – Нубийка сделала шаг вперед. – Дай-ка мне попробовать. Фатима повернула голову и обнаружила, что ее подруга держала в руках бландербасс с дулом-раструбом. Она все это время носила его разобранным под платьем? Оружие выстрелило с ужасающим грохотом, разрывая пепельного гуля на части, так что его конечности разлетелись в стороны. Сити шла вперед, перезаряжая и стреляя на ходу. После четырех выстрелов от гуля осталось только подергивающееся тело с двумя раздробленными ногами. Она взмахнула мушкетоном, как дубиной, сокрушая врага в пепел. – Впечатляет, – сказал самозванец. – Но у нас незавершенное дело. – Он протянул правую руку и вытащил из пустоты гудящий клинок, направляя его на Сити. – Помнится, я всадил этот клинок тебе под ребро. И все же ты здесь. Как так получилось? – У меня еще много сюрпризов. – Сити растянула губы в оскале. – Мы знаем, что ты взял в хранилище. – Фатима тоже обнажила свой клинок. – От меня ничто не укроется. – Самозванец издевательски взмахнул оружием. – Зачем они тебе? Что ты задумал? Он прижал палец к губам золотой маски, как бы призывая к тишине. – Девять Владык спят, – прошептал он. Фатима нахмурилась. Девять Владык? О чем он? – Девять Владык спят, – нараспев продолжал самозванец. – Разве мы хотим их разбудить? Загляни им в глаза – и они выжгут твою душу! Фатима стиснула зубы. Ну хоть раз могут злодеи не говорить загадками? – Мы и дальше будем болтать или делом займемся? – прорычала Сити. Она надела свои когти и теперь чуть не пританцовывала в нетерпении. – Давай! – выкрикнула Фатима и бросилась вперед. Они встретили самозванца в рывке. Фатима атаковала, парируя поющий меч, затем нанесла собственный удар. Сити полоснула когтями, которые, разбрасывая искры, встретил клинок противника. Теперь ими двигало нечто иное, чем той ночью на Кладбище. Сити видела, как чернят и нападают на ее друзей. Фатима видела, как горит министерство. Память питала их решимостью. Сегодня это должно закончиться! Сити кинулась на самозванца внезапным броском. Когти прошли сквозь защиту, распарывая его мантию. Он попятился, только чтобы получить пинок в грудь, отправивший мужчину на землю. Ударившись оземь, он явственно застонал, и черный меч растворился в тумане. Сити победно вскричала, подогнула колени, готовясь к прыжку, но аль-Джахиз вдруг поднял затянутую в кольчугу ладонь: – Нет! – Слово прозвучало резко, будто приказ. И Сити совершенно неожиданно замерла. – Ну конечно! – удивленно выдохнул самозванец. – Мне еще тогда показалось, что я это почувствовал. Но я не был уверен. Как еще ты могла пережить мой клинок? Фатима непонимающе уставилась на Сити. Что происходит? Женщина просто остановилась на месте с напряженными перед атакой мышцами. Однако казалось, что она не может пошевельнуться, словно окаменев на месте статуей. Какое-то новое колдовство? Агент подняла меч и направила его вниз, на самозванца: – Отмени то, что сделал! – потребовала она. Он расхохотался. Фатима впервые услышала его смех. И его глаза засияли еще ярче. Опасно. Самозванец произнес слово. Что-то на языке джиннов. Ей показалось, что оно может означать «откройся» или «превратись». Глаза Сити обратились к Фатиме, в них плескалось чувство, которое раньше она в своей любовнице не видела, – страх. Затем она изменилась. Фатиме показалось, что Сити попросту исчезла. На ее месте появилась женщина, чье лицо немного напоминало ее подругу. Но она была выше, неестественно выше, с чернильно-черной кожей. Над головой изгибалось два багровых бараньих рога, а глаза напоминали кошку – вертикальные, кроваво-красные зрачки на переливчатом золоте. Фатиме понадобилось мгновение, чтобы понять, что она видела. Сити не превратилась в другую женщину. Сити стала джиннией. – Ты не знала. – В голосе самозванца звучало веселье. – Так даже слаще. – Он повернулся к Сити. На этот раз он говорил на арабском: – Убей. Фатима оказалась на земле, не успев и глазом моргнуть. Воздух с силой вырвался из ее груди, когда на нее навалилась тяжесть. Кто-то сидел сверху, придавив ее коленом, удерживая ее. Она пыталась дышать. Но кто-то схватил ее за шею и начал душить. Не кто-то. Сити. Ее душила Сити. Фатима судорожно била ногами, пытаясь сбежать из этого кошмара. Но Сити и раньше была сильнее, а теперь она перестала быть человеком. Между вспышками боли Фатима пыталась сосредоточиться, всматриваясь в странное, но знакомое лицо – наполненное яростью, оскаленное, с острыми длинными клыками. Ее взгляд метнулся вверх и нашел глаза Сити. Глаза джиннии. Приоткрыв губы, она попыталась вдохнуть, чтобы произнести имя: – Сити. Звук получился настолько слабым, что Фатима с трудом узнала свой голос. Она надеялась, что ее имя сможет разрушить убийственный транс, в который погрузилась подруга. Прорваться сквозь ту силу, что ею овладела. Но все оставалось по-прежнему. Она сумела сделать еще один вдох и попыталась снова: – Абла. Опять ничего. Даже ни малейшего намека на узнавание. Словно она ее даже не услышала. И Фатима вспомнила, где уже видела такие глаза. Загрос. Именно так выглядел джинн-библиотекарь, когда пытался ее убить. Лицо, как застывшая маска ярости, и мертвые глаза. Безжизненные глаза. Будто за ними никого не было. Фатима задыхалась, из нее выжимали воздух. Но даже пока она боролась с Сити, ей приходилось подавлять желание просто сдаться. Больше не сражаться. Позволить себе погрузиться в спокойный сон. Лишь на мгновение. Ее веки так отяжелели. Мир отдалился, и даже боль притупилась до тупой немоты, казавшейся чужой заботой. «Нет!» – Какая-то упрямая часть ее души не сдалась, возвращая ее в сознание. Мир снова обрушился на Фатиму волной чувств. Вес Сити на ее груди. Боль. Невозможность дышать. В ее голове упрямый голос не останавливался, призывая ее продолжать. – «Сражайся, – настаивал он. – Ты здесь не умрешь! Давай! Борись за свою проклятую жизнь!» Фатима заставила себя распахнуть глаза – и обнаружила, что видит не безжизненный взгляд Сити, но изображение рычащей львицы, свисающее с обрывков платья. Протянув руку, она схватилась за серебряную брошь. Ее отчаяние достигло пика, раз она рассчитывала, что это сработает. Пальцы обхватили украшение, следователь из последних сил сорвала брошь и поднесла ее к глазам джиннии. – Сехмет. Когда она произнесла имя погребенной богини, ее голос был еще слабее, чем прежде, почти неслышимый хрип. Но ответ, которого она так ждала, последовал незамедлительно. Глаза Сити наполнились чьим-то взглядом. Не мертвым, но за гранью жизни. Не древним, но вечным – словно его обладательница видела, как рождаются и сгорают звезды. Глаза смотрели вниз с любопытством львицы, рассматривающей мышь или бескрайнюю жаркую пустыню, размышляя о существовании капли дождя. Под этим взглядом Фатима чувствовала себя песчинкой, пылинкой, попавшей в бурю, – и ей казалось, что она может усохнуть под силой этого взора, бившего с мощью сотен солнц. Затем ужасающие глаза исчезли так же быстро, как появились, оставив на своем месте глаза джиннии. Больше не безжизненные. Больше не пустые. Они наполнились безграничным ужасом. Сити – или джинния, в которую она превратилась, – отдернула руки с шеи Фатимы. Она вскочила на ноги в одно движение, попятилась прочь, дрожа всем телом. Нубийка дико затрясла головой, словно пытаясь что-то вытряхнуть, затем из ее горла вырвался мучительный крик. Из-за спины вдруг развернулись широкие, пернатые крылья. Они лихорадочно забились, поднимая ее в воздух. Через мгновение Сити была высоко в небе, уносясь в ночь. Фатима наблюдала за происходящим и пыталась отдышаться. Сколько это продолжалось? Минуты? Секунды? В ее глазах плавали пятна света. Ей снова пришлось заставить себя не терять сознания. В случившемся она разберется позже. Позже у нее будет время, чтобы подумать о Сити. Позже у нее будет время, чтобы собрать осколки своей жизни. Вместо этого глаза Фатимы вглядывались во тьму. Она нашла самозванца, который смотрел в небо, вслед Сити, а потом развернулся, чтобы уйти. Что-то внутри Фатимы зарычало зверем. Она поднялась на дрожащие ноги и, спотыкаясь, зашаркала вперед, схватив первое, что сумела найти. Брошенный бландербасс. Без картечи. Но все еще полезный. Задыхаясь от спотыкающегося бега, она приблизилась к самозванцу насколько смогла и пронзительно засвистела. Он удивленно обернулся, и агент взмахнула ружьем. Этого самозванец не ожидал. Скорее всего, думал, что она мертва. Или недееспособна. Его ошибка. Когда дуло мушкетона врезалось в голову, Фатима услышала приятный хруст. Золотая маска треснула и отлетела в сторону. Он попятился, черные кудри выбились из-под капюшона, а затем его лицо пошло рябью. Глаза Фатимы округлились, когда она увидела, что темная кожа мужчины пошла волнами, словно вода. Он схватился за то место, куда пришелся удар, либо от боли, либо чтобы разгладить искаженную щеку. Слишком поздно! Отбросив бландербасс, следователь схватила его за волосы, в другой руке сжимая джанбию. Ей удалось ухватить только прядь, когда он отпрянул назад, кинжал просвистел мимо тела, отсекая лишь волосы. Она почувствовала сильный удар и отлетела, кувыркаясь, а следом за этим ночь взорвалась огнем. Ифрит. Казалось, он материализовался из тьмы, живое кроваво-красное инферно в форме гиганта с пылающими рогами и лавовыми глазами. Свирепый ветер ударил по деревьям и топиарам – превращая их в костры. Все еще держась за лицо, самозванец вскарабкался на спину джинна. Его скакун расправил огненные крылья и одним прыжком взмыл в небеса, унося своего хозяина. Фатима смотрела, как они исчезают, а затем, прихрамывая, подошла к тому месту, где лежала золотая маска. Подняв ее, она обнаружила темный локон волос, который сумела отрезать. Ее руки сжали маску и волосы, и лишь одна мысль билась в голове агента: «Рябь на его лице!» Глава девятнадцатая На сцене «Жасмина» одинокий тромбонист исполнял соло. Лягух, известный так же, как Альфред, получил свое прозвище не за маленький рост. Или сиплый голос. Но за звуки, которые извлекал из тромбона, – нечто среднее между кваканьем и трубным гудком – на которые, по его утверждению, он вдохновился ночной заводью в родном Новом Орлеане. Раздувая щеки, он играл сегодня печальную мелодию с длинными, тягучими нотами. В заведении было меньше людей, чем обычно, – побочный эффект неспокойной обстановки в городе. Владелец-джинн уныло мялся среди своих официантов и не сводил глаз с двери, надеясь на новых клиентов. «Что ж, – мрачно подумала Фатима, – у них есть я». Она не помнила, как решила сюда прийти. После того как полиция и дворцовая стража нашли ее среди горящих топиаров, события сливались в размытое пятно. Она помнила, как отдала треснувшую золотую маску Хадие. Потом она убрела прочь, с единственной мыслью в голове: превращение Сити в джиннию. Нет, была еще одна. Сити, пытающаяся ее убить. Когда Фатима закрывала глаза, она снова видела этот нечеловеческий взгляд – остававшийся безжизненным, пока Сити ее душила. Она должна бы чувствовать слабость. Злость. Боль. Но Фатима чувствовала онемение. И в этом оцепеневшем состоянии она оказалась здесь. – Тебе бы лучше притормозить. Фатима повернулась на голос. Через стул от нее сидел Бенни, его серебряный корнет молчаливо лежал между ними. Он хмуро посмотрел на ее стакан. – Тебе бы чего серьезного выпить, чтоб утопить тоску. Сарсапарель ни черта не помогает! – С листьями мяты и чаем, – пробормотала она. – Должно быть, тот еще вечерок. – Окинув ее взглядом, он покачал головой. Фатима опустила взгляд на свой костюм с пропалинами и прорехой на плече. Котелок она тоже потеряла, и ее короткие черные кудри обвисли засаленными прядями. – Те еще две недели, Бенни.