До меня донесся звук шагов, ведущих на кухню. Оттуда послышался звон посуды. Возможно, Хэчжин готовил себе кофе. Или варил рамен. В любом случае, он не пойдет прямо сейчас в свою комнату. Значит, мне надо поменять последовательность действий. Я бесшумно запер дверь и достал насадку для стимера. Шаг за шагом, начиная с двери, я смыл следы рук и ног. Пока я убирался, за дверью стояла гробовая тишина, от чего я начал волноваться. Я открыл дверь гардеробной и ванной, но все равно не слышал ни единого звука. Возможно расстояние было достаточно большим, или Хэчжин совсем не двигался. Я склонялся ко второму варианту. Он, наверно, просто сидит и ждет, когда сварится кофе или закипит вода для рамена. Душем я cмыл кровавый след на полу и сам вошел в ванную. Я потратил полфлакона шампуня, чтоб отмыть волосы, и четыре раза намыливал тело. Ногти, под которыми запеклась кровь, я почистил маминой зубной щеткой. Периодически я выключал душ и прислушивался, но по-прежнему ничего не слышал. Мне даже хотелось оторвать свои уши и приклеить их к двери комнаты. Выйдя из ванной, я заметил «подарок» мамы. Когда перед зеркалом в комнате я поднял левую руку, я сразу увидел черный синяк, похожий на большую рану. Он тянулся от подмышки до груди, на нем виднелись небольшие черные отметины в форме полукруга — следы зубов. Внезапно я почувствовал боль, которую не ощущал прежде, и сразу вспомнил кошмар прошлой ночи. Я вздрогнул и опустил руку. Я накинул мокрое полотенце на плечи и подошел к бюро. Часы показывали 11:40. Значит, после возвращения Хэчжина прошло сорок пять минут. Достаточно времени, чтобы он приготовил и съел рамен, а затем положил в оставшийся бульон рис и съел его, помыл посуду и даже выпил чашечку кофе. За дверью по-прежнему было тихо. Я приложил ухо к двери, и наконец что-то услышал — какие-то отдельные слова и прерывистые фразы. Хэчжин, видимо, щелкал пультом, переключая каналы. Похоже, все это время он лежал на диване и ждал меня. У него было что мне сказать? Или он решил — что-то не в порядке? Или я оставил какой-то след? Вдруг раздался громкий смех толпы. Хэчжин остановился на каком-то канале, а через некоторое время сам начал хихикать. Может, он вовсе и не ждал меня, лежа на диване. Я вернулся к бюро и взял тряпку, но потом положил ее обратно. Тряпка стала темно-коричневой. Любой бы понял, что это кровь. Я мог запросто столкнуться за дверью с Хэчжином, поэтому мне был нужен пакет — хорошо бы большой бумажный или что-то в этом роде. Я открыл первый ящик и порылся в нем. Там были одни канцтовары. Во втором я сразу заметил красный кошелек мамы. Рядом с ним лежала толстая черная тетрадь. Она выглядела, как еженедельник для офиса — большой формат, черная обложка, раздвижная пружинка для дополнительных листов. Я не помнил, чтобы видел ее раньше. Затем я вспомнил ручку, которая лежала на углу стола. Тетрадь, ручка — передо мной появился кадр. Мама сидит за бюро и что-то пишет, затем, в спешке убирая тетрадь в ящик, встает. Из чистого любопытства я открыл тетрадь на первой странице. Похоже, она вела какие-то записи. Мне не терпелось проверить свое предположение и, если оно окажется верным, узнать, что она писала. На первой странице был приклеен стикер со словом «декабрь». На этом листе были три записи. 6 декабря. Вторник. Комната Ючжина была пуста. Он опять начал выходить через крышу. Такого не случалось уже месяц. 7 декабря. Среда. Второй день подряд. Я ждала его, но опять упустила. 9 декабря. Пятница. Куда же он ушел? Я повcюду искала его до двух часов ночи, но его и след простыл. Я же точно его видела. Очень холодно, страшно и ужасно. Теперь. Фраза заканчивалась на слове «теперь». Затем с новой строки запись продолжалась, но была совсем о другом. Лает Хэлло. Он вернулся. Вернувшийся «он», наверно, тот самый «он», которого мама поймала вчера ночью перед входной дверью. Раз мама повсюду искала его до двух часов ночи, значит, тете и Хэчжину она звонила с улицы. Она сильно промокла под дождем. Теперь стало ясно, почему ее кроссовки были мокрыми. Чтобы принять это за факт, нужно было найти ответ еще на один существенный вопрос. Стала бы мама одна поздней ночью бродить под дождем по району? Моим ответом было «нет». Не стала бы, а тем более пешком. Наш город-спутник Кундо был построен на земле, отвоеванной у Желтого моря, поэтому здесь имелись огромные участки земли под застройку. Место было очень красивое — рядом море и горы, посередине протекала река Тончжиган. Совсем рядом столица и аэропорт «Инчхон». Правительство заявило, что будет развивать его как город-курорт. Все это способствовало огромному спросу на квартиры — люди валом валили сюда. Именно поэтому здесь, как грибы, появлялись мошеннические риелторские конторы и процветали черные риелторы. Именно в то время мама купила квартиру в доме, который находился в середине второго квартала во втором микрорайоне. Эти дома построила очень известная строительная компания. Основная жилая площадь составляла примерно 120 кв. метров, а дополнительные — около сорока, куда входили моя комната и терраса с деревянным полом на крыше. Это был пентхаус премиум-класса. Чтобы заполучить его, мама даже заплатила сверху двадцать миллионов вон. Она считала, что лучше жилья для студента юридического факультета и будущего адвоката не сыщешь. Со мной она вообще не посоветовалась, но меня это не расстроило. Мне понравилась моя комната, находившаяся на втором этаже в удалении от мамы. Кроме того, квартиры — напротив и внизу — еще пустовали. Да и вид из окна был сказочный. С крыши можно было увидеть необъятное море, горизонт, бьющиеся о бетонный мол волны, рыболовецкие корабли и морской парк. Парк представлял из себя остров, который тянулся вдоль волнореза и соединялся с материком мостом. Побережье острова было рассечено черными обрывами, у одного из них располагалась смотровая площадка «Млечный путь». На ней всю ночь вращался луч прожектора, свет которого менял цвета и освещал море перед городом. Для горожан он служил огромным уличным фонарем и числился среди местных достопримечательностей — предмет искусства, символ нашего города. Однако все преимущества на этом заканчивались. В половине города до сих пор шли строительные работы — достраивали объекты общего пользования. До сих пор был плохо налажен общественный транспорт. С интервалом в полчаса ходил только один междугородний автобус, следующий из Инчхона в Сеул. Городских автобусов не было вообще. В городе не было ни одного нормального торгового центра. Даже отдаленно не было похоже, что правительство реализует свои планы относительно нашего города. Прошел год со времени заселения домов, но половина квартир во втором микрорайоне пустовали. Более того, в ходе аудиторских проверок вскрылось, что все дома в нашем городе построены из цемента, приготовленного из промышленных отходов и мусора с Фукусимы. После этого продажи были заморожены. Все начали громко и издевательски называть наши дома канцерогенными. Местами, где мало-мальски бурлила жизнь, были с десяток церквей и заводы в Технодолине, созданной на севере первого микрорайона. Люди назвали Кундо, окруженный горами, морем и волнорезом, «призрачным островом». С наступлением ночи жители «призрачного острова» не выходили из дома. Дорога вдоль берега реки Тончжинган, по которой проходила граница между микрорайонами, вела в наш микрорайон. Она всегда была пустой, безлюдной и немного зловещей, словно вела на кладбище. Не только женщины, но и мужчины боялись ходить по ней в одиночку. Поэтому люди, которые возвращались поздно вечером с работы домой, сбивались у волнореза в группы, по три-четыре человека, и возвращались в наш микрорайон вместе. Именно по этой причине я был уверен, что мама не пошла бы одна на улицу в два часа ночи. Конечно, можно было предположить, что она поехала на машине, но ее мокрые кроссовки перечеркивали это предположение. Я еще не понял, зачем она ходила меня искать, почему не могла дождаться моего возвращения. Вдруг я услышал, как Хэчжин стал насвистывать песню: Дорогой, смотри лишь на меня. Занят? Чем же ты так занят? Звук раздался со стороны кухни. Телевизора больше не было слышно. Больно в сердце ранишь ты меня, Почему не понимаешь — я люблю тебя. Дорогой, от чего ты смотришь на нее… Насвистывая, Хэчжин вышел из кухни и направился в свою комнату. Вскоре хлопнула дверь. Пришло время выбираться. Я положил мамину тетрадь под мышку, в мокрое полотенце завернул окровавленную тряпку, аккуратно поставил стул и подошел к двери. Перед тем, как открыть дверь, я прислушался, было все так же тихо. Я приоткрыл дверь, высунул голову и осмотрелся. Никого. Я вышел, держа руку с полотенцем за спиной, и защелкнул дверь. Затем пулей бросился вверх по лестнице, перепрыгивая разом через несколько ступеней. Я мысленно прокрутил в голове, как выглядела мамина комната и ванная. Все ли там в порядке после душа. Не оставил ли я чего-нибудь подозрительного. А то вдруг Хэчжину вздумается войти в мамину комнату. * * * Я поднял завалившийся под мою кровать сотовый мамы. Судя по тому, как он лежал, я уронил его, когда уже ничего не соображал. Экран был темным, телефон не включался. Похоже, он разрядился. Мне было немного досадно: надо было проверить СМС-сообщения и мессенджеры. Вдруг там переписка мамы с тетей и с Хэджином, о которой я не знал. Однако заряжать телефон было лень. Да и не следовало включать его дома, где мамы, по моей версии, нет. Наверно, было безопаснее оставить его разряженным. Не стоило сбрасывать со счетов, что кто-то назойливый мог втайне попытаться засечь местонахождение телефона. Бом, бом, бом… С нижнего этажа донесся бой часов. Выполняя свою работу вне зависимости от обстановки в доме, напольные часы сообщили, что наступил полдень. Я положил мамин сотовый на стол, а рядом разложил вещи, которые принес с собой в комнату: куртку с надписью «Частный урок», стеганый жилет, плейер, наушники, ключ от железной двери на крыше, пластиковую карточку от входа в подъезд, маску, бритву, ключи от машины и мамину тетрадь. Разглядывая эти вещи, я чувствовал себя следователем, который допрашивал подозреваемого. С той лишь разницей, что следователь и подозреваемый были одним и тем же лицом, к тому же подозреваемый не страдал честностью и только наполовину помнил, что произошло. Пойди следователь на компромисс или сговор, допрос мог бы не принести нужного результата. Если я жестко не загоню подозреваемого в угол, то итог будет ожидаемым. По «непонятной причине» мама хотела меня убить. Значит, убийство должно квалифицироваться «в целях самозащиты» или «совершенное при превышении пределов необходимой обороны». Я надел брюки и достал из шкафа футболку. В этот момент послышались шаги. Они направлялись на второй этаж — громко и быстро. Кто-то поднимался. Я обернулся в сторону двери и сразу понял, что мы опять повторим противостояние, которое произошло между нами час назад в комнате мамы. На столе лежали вещи убийцы и убитой, у двери стояли средства для уборки и мешок с мусором, а на полу и на постели по-прежнему оставались следы крови. А дверь комнаты — не заперта. Все во мне закипало. Зачем он ко мне поднимается? Так быстро понял, что я уже в своей комнате. Я, словно бейсмен, бросающийся за мячом, стремительно вытянул руку и полетел к двери. Молниеносно открыл дверь и вышел в коридор. В ту же секунду, как я закрыл за собой дверь, передо мной вырос Хэчжин. Нас разделяло сантиметров двадцать. Я держал в руке футболку, а он — что-то синее и округлое. — Почему ты не сказал, что поднялся к себе? Надо было дать мне знать, а то я все стучал в дверь мамы… — Хэчжин не договорил, глаза его расширились. — А это еще что? Он резко схватил мою левую руку и поднял вверх. Я был не готов к такому внезапному нападению. — А, это? Во время уборки я ударился о ручку стимера, — я освободил руку. Хэчжин медленно изучал синяк, тянувшийся до груди. — Мне кажется, это не от удара о ручку. — Хэчжин опять потянулся и схватил мою левую руку: — Дай еще раз взглянуть. — Ну, хватит уже! — я резко дернулся, освобождаясь. Хэчжин был в шоке от моей реакции. Я почувствовал, что ему стало неловко. — Я же сказал, что ударился, — холодно сказал я, чтобы пресечь дальнейшие вопросы, и надел футболку. — Дурак, чего ты так ерепенишься? Твоя подмышка позолоченная, что ли? — проворчал Хэчжин, трогая указательным пальцем зажатую в руке вещь. При этом он издал звук, похожий на урчание довольного кота. — Зачем ты поднялся? — спросил я, расправляя футболку. Хэчжин сделал такое выражение лица, будто вспомнил, зачем пришел. Его робость и удивление испарились. — Ты это видел? Это? Я оставил что-то в гостиной? Или на кухне? Или в прихожей? — О чем ты? Я опустил взгляд и внимательно посмотрел на предмет, зажатый в ладони Хэчжина. Судя по цвету и форме, это была беспроводная мышь. Затем я посмотрел на Хэчжина и попытался прочитать выражение на его лице. Я почувствовал, что Хэчжин изо всех сил пытается казаться безразличным, но его большие добрые бычьи глаза не могли скрыть его настроения. Как специалист по дешифровке выражения лица Хэчжина, я мог быть уверен, что его глаза улыбались. — Ты выскочил из комнаты не потому, что ты это увидел? — спросил Хэджин. Мой мозг продолжал судорожно работать: что это за «это», которое мы могли одновременно увидеть — он на нижнем, а я на верхнем этаже? Я перебрал в голове все предметы, которые только что рассматривал на столе. Ни один из них не мог быть связан с бычьей улыбкой Хэчжина. — Я не угадал? — Хэчжин слегка наклонил голову. Я скрестил руки на груди и немного расставил ноги. Тем самым давая ему понять: говори, хватит расспросов. — Тогда почему ты, как ошпаренный, выскочил из комнаты? Сегодня утром я был похож на медлительного медведя. В поисках простого оправдания я каждый раз опаздывал на один шаг.