— Неужели поедание коровьих кишок — часть твоего лечения? — Нет, просто они мне нравятся. Спроси о моём любимом блюде, и я отвечу — потроха. Моя любовь — внутренние органы! — Что же ответить на это гордое признание? — Я забыла заказать рис. Взять? — Не надо. Вскоре нам принесли большое блюдо со всеми заказанными ею внутренностями. От их вида, ещё более гротескного, чем я себе представлял, у меня практически пропал аппетит. Послав официанта за белым рисом, Сакура увлечённо принялась раскладывать внутренности на решётке жаровни. Ничего не поделаешь, пришлось помочь. — Смотри, этот поджарился! Она не смогла равнодушно взирать на то, что я сторонюсь этого безобразного месива, и, не спрашивая согласия, положила на мою тарелку нечто белое, булькающее, испещрённое дырками. Мои убеждения запрещали мне транжирить еду, и я с опаской отправил кусок в рот. — Вкусно ведь? По правде сказать, он и жевался хорошо, и пах приятно, и оказался куда вкуснее, чем я ожидал, однако изнутри поднялось странное чувство обиды — будто меня провели, и я ограничился кивком. Она, как обычно, беспричинно улыбалась. Я заметил, что у неё кончился чай, подозвал официанта и попросил у него ещё улуна и немного обычного мяса. Я в основном ел мясо, она — требуху. Иногда я тоже клал себе кусочек, и она смотрела на меня с раздражающей ухмылкой. В такие моменты я делал вид, будто жевать заботливо приготовленные ею внутренности — занудная обязаловка, она стонала от досады, а мне становилось легче на душе. — Не хочу кремации, — предложила она очевидно неподходящую для случая тему, пока мы с удовольствием угощались жареным мясом. — Что, прости? Я мог ослышаться и на всякий случай переспросил. Она с серьёзным видом повторила: — Не хочу кремации. Вот если бы меня после смерти зажарили… — Ничего, что мы тут едим жареное мясо? — А то ведь пропаду из этого мира насовсем. Как бы уговорить остальных меня съесть? — Давай доедим, а уж после обсудим, как избавиться от трупа. — Ты мог бы съесть мою поджелудочную! — Ты меня слышишь? — В некоторых странах есть поверье: если тебя съедят люди, твоя душа продолжит жить в них. Похоже, ни черта она не слышала. Или слышала, но не слушала? Скорее второе. — Не прокатит? — Не прокатит. По этическим соображениям. Не знаю, как по юридическим, надо проверять. — Ясно. Жаль! Не смогу поделиться с тобой поджелудочной. — И не надо. — Не хочешь её есть? — Ты из-за неё умираешь. Наверняка в ней первой застрянет часть твоей души. А твоя душа — тот ещё раздражитель. — Это да, — она радостно захохотала. После смерти столь неуёмной девушки её душа не успокоится и наверняка сосредоточится в поджелудочной железе. Не стану я такое есть, и не просите. Если сравнивать, она уплела гораздо больше меня. Наелась до отвала и мяса, и риса, и потрохов — аж дыхание спёрло. Я-то остановился, когда понял, что желудок раздулся от насыщения. Разумеется, я с самого начала заказывал ровно столько, сколько мог вместить, и не повторил её ошибки — она уставила весь стол дополнительными закусками. Обед завершился, официант забрал гору пустых тарелок и ставшую ненужной жаровню, а напоследок принёс сорбе[7]. Хотя моя спутница постоянно ныла, что её тошнит и нечем дышать, при появлении замороженного десерта у неё открылось второе дыхание. Набрав полный рот освежающего холода, она, как по волшебству, начала оживать. — Ты не ограничиваешь себя в еде? — В основном нет. Спасибо прогрессу медицины за последние годы. Человек — поразительно сильное существо. Болезнь ничем не грозит моей повседневной жизни. Но лучше бы они добились прогресса в лечении! — И то правда. В медицине я разбирался плохо, но надо же изредка соглашаться с мнением собеседницы. Мне приходилось слышать о таком подходе к борьбе с тяжёлой болезнью — не лечить, а слиться с ней. Но, как ни крути, следует развивать способы лечения болезни, а не способы с ней сдружиться. Впрочем, не наши слова двигают вперёд медицину. Для этого надо поступить в медицинский институт и пройти специальное обучение. У неё, разумеется, не было на это времени. У меня — желания. — Что дальше? — В смысле — в будущем? Я, знаешь ли, планов не строю! — Нет, я о другом. Слушай, я тут подумал: ты отпускаешь при мне эти свои шуточки, потому что меня они не смущают. Она посмотрела на меня растерянным взглядом, а затем сдержанно хихикнула. Как стремительно меняется выражение её лица! И не скажешь, что мы с ней — существа одного вида. Возможно, поэтому у неё иная продолжительность жизни. — А я ни с кем больше так не шучу. Обычно людей это отталкивает. А ты крутой! Можешь нормально болтать с умирающей одноклассницей. У меня бы, наверное, не получилось. Тебе я могу сказать всё, что захочу. — Ты обо мне слишком высокого мнения. Что правда, то правда. — Вовсе нет. В моём присутствии ты не выглядишь опечаленным. Постой, неужели ты плачешь дома? — Не плачу. — Так поплачь! С какой стати? Не на того напала. Я не печалюсь и тем более не проявляю подобных чувств при ней. Она не показывает свою грусть на людях, и надеяться при этом, что кто-то сделает это за неё, — заблуждение. — Вернёмся к нашим баранам. Что дальше? — Меняешь тему? Значит, всё же плачешь. А дальше я пойду в магазин за верёвкой. — Ни фига я не плачу. Зачем тебе верёвка? — Всё-то вы, мальчишки, грубите. Припугнуть меня хочешь? А верёвка — чтобы повеситься. — Кому охота заигрывать с девушкой, которая не сегодня-завтра помрёт? Так ты хочешь покончить с собой? — Подумывала об этом. Мол, лучше самой, не дать болезни себя убить. Но, полагаю, не сейчас. А верёвку я куплю для прикола. Но знаешь что, [одноклассник, узнавший мой секрет]? Ты злюка! Вот обижусь, наложу на себя руки — будешь виноват! — Для прикола? Я уже запутался: ты вешаешься или нет? Соберись с мыслями. — Хорошо. У тебя была девушка? — Даже спрашивать не хочу, с какими мыслями ты собралась. Можешь не рассказывать. Она попыталась что-то сказать, но я взял инициативу в свои руки и встал. Чека на столе не оказалось, я подозвал официанта и попросил нас рассчитать. Он направил меня к кассе. Моя спутница произнесла: «Что ж, пора», улыбнулась и тоже встала. Похоже, она не из тех, кто сожалеет о незаконченном разговоре. Я нашёл выгодную для себя черту её характера. И решил, что теперь буду этим пользоваться. Когда мы вышли из ресторана на улицу, стараясь не растрясти плотно набитые животы, по нам ударили лучи по-настоящему летнего солнца. Я невольно прищурился. «Отличный погожий денёк, чтобы умереть», — послышалось тихое бормотание, но я понятия не имел, какого ответа от меня ждут, и пока что решил прибегнуть к самому действенному способу обращения с этой девушкой: «ноль внимания». Это как с дикими зверями — нельзя смотреть им в глаза. Затем, после недолгого обсуждения — как несложно догадаться, говорила в основном она, — мы решили отправиться в большой торговый центр, примыкавший к станции. Там находился известный хозяйственный магазин, где могли продаваться вожделенные верёвки для самоубийства. Хотя на самом деле таких не существует. Пройдясь немного, мы очутились в торговом центре. Он был переполнен посетителями, но в хозяйственном магазине, и уж тем более в отделе верёвок, никого не оказалось. Наверняка в такую хорошую погоду верёвки выбирают лишь торговцы, ковбои и умирающие девушки. Откуда-то издалека доносились голоса резвящихся детей. Я стоял чуть в стороне, сравнивая гвозди по размеру, а моя спутница заговорила с молодым продавцом: — Извините, я ищу верёвку для самоубийства, но мне не хочется, чтобы на шее остались раны. Какой тип верёвок в таком случае безопасней всего? Я ясно расслышал её безумный вопрос. Обернулся, увидел явное замешательство на лице продавца и улыбнулся. Затем сообразил, что это она так шутит, и почувствовал досаду. Безопасная верёвка для самоубийства — типичная её шуточка. Застигнутые врасплох, мы с продавцом оба растерялись, но улыбнулся только я. С лёгким раздражением я поштучно раскидал по местам гвозди, попавшие не в те ящики, и подошёл к озадаченному продавцу и своей смеющейся спутнице. — Простите. Жить ей осталось недолго, и у неё помутился рассудок. Не могу судить, схватился ли он за брошенный мной спасательный круг или его просто вконец ошарашило, но продавец оставил нас и вернулся к своим обязанностям. — Он как раз собирался предложить подходящий товар! Не мешай мне больше. Неужели при виде возникшей между нами гармонии ты взревновал?