– Прошло довольно много, возможно… возможно, час, полтора. Жуткие подробности перемежались воспоминаниями о жизни с Келли Бойд: Бьянки рассказывал, как играл с Шоном, кормил его, гулял с ним по улицам Беллингхема, занимался всем тем, чем отец занимается с подрастающим малышом. Кен поведал и о своих отношениях с Келли: как они ходили в кино, в гости, проводили вечера с ее родными. Он вышел из себя только раз, когда говорил о венерическом заболевании и изнасиловании, которые она пыталась от него утаить. Искренняя нежность в голосе Кена, когда он вспоминал о своей обычной жизни, усугубляла ужасы, с которыми пришлось столкнуться полиции. Этот человек был чьим-то мужем, чьим-то отцом. И он же временами впадал в такую ярость, что отнимал жизнь у других людей. Он мог выйти вечером из дому, изнасиловать и задушить женщину, а потом вернуться к Келли таким же ласковым и нежным, как всегда. Перечисление подробностей лос-анджелесских убийств продолжалось. Перед полицейскими разворачивалась повесть о страхе, насилии и бесчеловечной жестокости. Теперь детективы, которые месяцами выслеживали Бьянки и видели тела погибших женщин, еще больше ненавидели человека, обвиняемого в убийствах. Им приходилось выслушивать такие заявления: – Когда она умерла, тело осталось валяться. Привели другую девочку с завязанными глазами, она спросила, где ее подруга. Ей сказали, что она скоро с ней увидится. – Что касается убийств, то никакой подготовки не было. Просто я заходил к нему и говорил: давай поедем попробуем кого-нибудь подцепить, а он: ладно, давай; шел собираться, менял рубашку, и мы ехали. – На Миллер надели наручники, как только она села в машину на заднее сиденье. – Старался… пока Анджело… пока Анджело, ну, знаете, не занялся с ней оральным сексом. Убийства, предположительно происходившие в доме Анджело, совершались в одной и той же комнате: – Всегда в запасной спальне. Всегда на полу. – Я… я всю голову себе сломал, пытаясь понять, что на самом деле происходило и по какой причине… в общем, какие были мотивы действий и эмоции, которые при этом ощущались. Меня всегда душила сильная ярость… то есть действительно глубокая, страшная, всепоглощающая ярость… Мне кажется, я… я определил причины убийств и событий до них и во время… и разделил их на три категории. Первая причина – встряхнуться; вторая – получить возбуждение от… от занятий сексом, когда знаешь, что все это закончится убийством… которое само по себе тоже возбуждает; и третья, наряду с остальными, до которой я додумался недавно, третья основная причина – это… Просто кошмар… я не хочу проявлять неуважение к девушкам, но мертвые не говорят. Никаких свидетелей. Но не думаю, что последняя причина была главной. Тут скорее главенствовал колоссальный всплеск гнева. Бьянки рассказал о первых двух расправах, которые вызывали самый сильный интерес у прессы, – убийствах Йоланды Вашингтон и Джуди Миллер. Одно практически не освещалось в средствах массовой информации, другое заинтересовало журналистов главным образом из-за странного положения трупа. Бьянки описал убийство Йоланды Вашингтон и объяснил, что ее подобрал Анджело, когда ехал в машине один: – Ее снял Анджело, он занимался с ней сексом… Потом он отвез ее к… к тому месту, где его ждал я, у заправки. Он остановился, и я… Она сидела на переднем сиденье. Он остановился и… Я подошел к машине, открыл дверцу, забрался внутрь и… Мы разыгрывали офицеров полиции. Я не уверен… Какой-то кусок выпал. Помню, что мы с ней оказались вдвоем на заднем сиденье, но точно не знаю, в какой момент она очутилась сзади – тогда же или в другом месте. Я занялся с ней сексом, – продолжал Кен. – А потом, пока мы ехали по… по автостраде, задушил ее прямо на полу машины… После этого снял с нее все украшения, и… мы были рядом с каким-то жилым комплексом у автострады… Его еще не заселили… Украшения выбросили в кусты. Наверное, там была площадка для стоянки или съезд с автострады; и… здесь с нее сняли одежду и… положили на переднее сиденье. Я тоже перебрался на переднее сиденье. Потом тело перевезли – я уже про это рассказывал… И тогда был единственный раз, когда все происходило не у Анджело. В общем, тело перевезли на Форест-Лон, на Форест-Лон-драйв… и там выбросили. Также Бьянки рассказал о смерти Джуди Миллер, чья смерть почему-то очень угнетала его – как угнетала и тех, кто видел труп девушки. Кен начал объяснять: – Только в случаях Миллер и Вашингтон… только с ними двумя меня не было в машине, когда их сняли. – Где вы находились, когда Миллер… Вы были дома у Анджело? – Нет, когда Миллер… Я стоял на углу бульвара Сансет. Помню, что именно Сансет, потому что вижу его здания. Доктор Ланд продолжил обсуждение: – Ладно… Анджело подцепил Миллер, а потом подобрал вас на перекрестке. И ей сразу же заткнули рот кляпом и надели наручники – верно? Бьянки ответил: – Миллер надели наручники, как только она села на заднее сиденье. – А кто обычно… не знаю, придерживались ли вы привычных схем, – обычно кто-то один был за рулем, а другой?.. – Нет. – Вы менялись? Хорошо, кто надел наручники в тот раз? – Я. – Что еще? Кляп? Повязка на глаза? – Нет… нет, пока не приехали к Анджело, кроме наручников, ничего не было… ничего. – Ладно, что вы ей сказали? – Просто… что идет борьба с проституцией. Вы же знаете, проституция незаконна. – То есть вы опять изображали полицейских? – Мы изображали полицейских почти каждый раз. – Понятно, выходит, наручники… – Были в тему. – То есть после объяснения у них складывалось впечатление, что их везут в участок, так? – Так. Бьянки объяснил, что Джуди Миллер вставили в рот кляп, после чего довольно надолго сняли наручники, чтобы она разделась. И продолжал: – Анджело занялся с ней сексом. Самое обычное сношение. Еще у них был… оральный секс. Я… имел с ней обычное сношение, а потом ей позволили одеться. Сразу после этого она пошла… она ходила в туалет, перед тем как одеться. Доктор Ланд спросил, как вела себя Джуди Миллер во время изнасилования. – Не помню, чтобы она отбивалась… кажется, была пассивна; просто лежала как бревно. Джуди Миллер разрешили сходить в ванную. Во рту у нее по-прежнему был кляп, но наручников не было. Когда она вернулась, убийцы уже приготовили веревку. – Какую-то белую веревку. Какую именно, сказать не могу, не знаю. Кажется, из мастерской Анджело. – Бывало ли, что помимо наручников, жертвам связывали руки и ноги? – Да. – С какой целью связывали ноги? – Я… позвольте мне… Насколько я могу судить, единственной целью было не дать девушке сбежать – чтобы она не сбежала. Если ее… ну, знаете, ненадолго оставляли одну, чтобы собрать вещи, сложить в пакеты, убедиться, что не осталось следов, и все такое… И тогда девушке связывали ноги. Джуди Миллер оставили лежать на спине и наблюдать, как Бьянки готовится ее убить. Ужас в ее глазах выбил его из колеи. Кен припомнил, что видел по телевизору рисунки, сделанные перед казнью, – наброски портретов приговоренных, привязанных ремнями к электрическому стулу и ожидающих смерти. По его словам, тот же ужас он наблюдал и у Джуди Миллер. – Она понимала, что происходит… Я видел наброски с того парня – глаза у него расширились, потому что он понял: конец близок… У нее, знаете, было почти то же самое… Я это увидел, и в голове у меня что-то щелкнуло, и мне действительно… действительно стало от этого плохо. Я не мог разобраться… Понимаете, я долго размышлял и наконец понял, какие испытываю чувства насчет… всех этих убийств, но вот взгляд Миллер – его я совсем не мог выдержать… Кен Бьянки смолк, погрузившись в воспоминания. Он не хотел смотреть в лицо той реальности, которую старался забыть. Ему не верилось, что он убивал невинных женщин. Он никого не хотел лишать жизни и даже вышел из «шерифского резерва», когда понял, что оружие ему выдали не для внушительности, а для убийства, если оно потребуется. И все же он преступил свои нравственные нормы. Он убил, и не единожды, а много раз. Временами Бьянки рыдал у себя в камере, а потом стыдился своих слез. Дважды он пытался совершить самоубийство: один раз, в Беллингхеме, он даже смастерил петлю из одежды и пытался повеситься на решетке. Оба раза ситуацию удалось взять под контроль посредством гипнотического внушения доктора Уоткинса: Бьянки одумался, а затем обратился за помощью, чтобы справиться с жесточайшей депрессией. Чем больше расспрашивали Кена, тем большее отвращение он испытывал к тому, о чем говорил. В конце концов мозг взбунтовался. Несколько месяцев спустя, после экстрадиции в Лос-Анджелес, он уже рассказывал о преступлениях отчужденно. Сознание уподобилось видеомагнитофону, где Кену, словно на телеэкране, показывали убийства. Он видел себя совершающим ужасные деяния, но по сути он не принимал участия в убийствах. Обычный человек помнит, что с ним происходило. Когда вы срываете розу, осторожно держа стебель, чтобы не уколоться, а затем подносите ее к носу, желая насладиться ароматом, вы запоминаете положение руки, вид цветка, запах, а также испытанное удовольствие. Память субъективна. Вы переживаете событие заново, испытывая те же ощущения, что в первый раз. Согласно выводам психиатров, Бьянки обладал «объективной» памятью на убийства. Он помнил случившееся так, словно смотрел видеозапись, где его тело приближалось к цветку, срывало его и нюхало. Но теперь Кен не переживал заново свои чувства, не ощущал аромат. И поскольку Бьянки обладал обычной, субъективной памятью на рядовые события своей жизни и только убийства помнил «объективно», сознание в некоторой мере освобождало его от ответственности. Он не ощущал эмоциональной вовлеченности в преступления. Информация о них была будто подсознательно внедрена в его разум. Таким способом помутившийся рассудок Бьянки справлялся с несоответствием убийств его собственным нравственным нормам. Однако существовала и та часть Кена, которая знала правду. Часть его сознания подавляла память о тех чувствах, которые могли заставить его снова пережить кошмарный срыв, ощутить под собой безгласные тела насилуемых им жертв. Часть Бьянки помнила, как напрягались мускулы, когда он затягивал удавку на шеях женщин; помнила, как он тащил обнаженные, недвижные, одеревеневшие трупы. И когда эта часть сознания выдавала даже фрагментарные воспоминания, он в ужасе отшатывался от самого себя. В такие моменты непритворного ужаса, когда Кену, пусть надолго, в полной мере открывалась чудовищность содеянного, он думал о Келли и Шоне. Разумеется, Келли могла изменить имя, снова выйти замуж и никогда не рассказывать Шону о его настоящем отце. Она обещала, что не бросит Кена, но ему почти хотелось, чтобы она исчезла – умерла или навсегда ушла из его жизни. Ему нужен был только Шон и возможность его растить, с Келли или без нее. Но было уже слишком поздно. Часть Бьянки цеплялась за жизнь, а часть жаждала умереть, чтобы избегнуть позора и моральной ответственности. Жизнь Кена превратилась в беспрерывный кошмар, которому не было конца. Поскольку еще существовали сомнения в причастности к делу кузена Бьянки, доктор Ланд с удовольствием покончил с жуткими историями о мучениях и убийствах. Он уже провел значительную работу для полиции Лос-Анджелеса, однако решил пойти еще дальше и попросил Бьянки рассказать об устройстве дома Буоно. Таким образом можно было выяснить достоверность обвинений в адрес кузена Бьянки, а также установить, могли ли вообще эти убийства происходить там. Естественно, детективам предстояло проверить дом, чтобы убедиться, что он соответствует описанию. Бьянки начал набрасывать план: – Здесь ванная, здесь запасная спальня… Здесь теперь комната отдыха. Это гостиная. Тут столовая. Это спальня Анджело… Здесь просто маленький сквозной закуток со стиральной и сушильной машинами… Выходите сюда, тут лестница, машину обычно ставят перед ступеньками или чуть дальше… там, где мастерская; потом идете туда, где темнее, там большой навес над мастерской, которая уходит вглубь. – Там есть… есть что-нибудь наподобие высокой ограды или деревьев, которые заслоняют дом? – спросил доктор Ланд. – Да, вот здесь… здесь теперь кованая ограда… а тут крыльцо. А заслоняет дом здание стекольной компании неподалеку, оно расположено ближе к улице. Дом Анджело в глубине квартала… Вот это, к примеру, улица, а тут тротуар. Его дом в глубине квартала, а стекольная компания рядышком, вот так. – Вход здесь, правильно? – Да. Дело в том, что рядом автомойка. Рядом автомойка; а с этой стороны стекольная компания… Так что получается очень удобно… понимаете, там… там действительно не… – Можно было выглянуть и проверить, нет ли кого на улице, пока тело находилось в машине, или?.. – Да, Анджело мог подойти к двери… к двери или к окну, чтобы посмотреть, не едет ли кто. Обычно все это происходило поздно ночью, и машин было очень мало. – И что он тогда говорил? «Все чисто» или что-то вроде этого? – Да, – кивнул Бьянки. Потом подтвердил: – Там в это время никого не бывало – ни прохожих, ни машин. На этом психиатр наконец завершил опрос. Доктор Ланд проделал большую работу, помогая лос-анджелесской полиции обосновать обвинение против Бьянки, а также предоставил беллингхемским властям дополнительную информацию о психическом состоянии подсудимого. В заключении, составленном психиатром для судьи, помимо прочего, говорилось: «По моему мнению, Кеннет Бьянки страдает диссоциативной реакцией, крайне тяжелой, граничащей с психозом. Это состояние проявлялось у него с девяти лет и выражается периодами, в течение которых подсудимый не осознает своих действий, а впоследствии их забывает в результате амнезии. В процессе некоторых периодов больной проявляет чрезвычайно сильную неосознанную (подавляемую) враждебность по отношению к женщинам. Наилучшую демонстрацию вышеописанного можно увидеть на некоторых видеозаписях, сделанных, когда Бьянки находился под гипнозом и выступал в качестве совершенно иной личности, называющей себя Стивом. Действительно ли Бьянки страдает расщеплением личности, на мой взгляд, вопрос спорный, но, несомненно, психологическая динамика сильно расстроенной структуры его личности схожа с описанной динамикой расщепления личности, являющегося подвидом диссоциативной реакции. Вопрос о симуляции подсудимым симптомов диссоциативной реакции (напр. амнезии) я довольно подробно рассмотрел в прошлом месяце». Далее доктор Ланд прокомментировал попытки Бьянки выдать себя за психолога: «Мои собственные наблюдения свидетельствуют, что подсудимый не настолько подкован в психологии и не настолько умен, чтобы сконструировать изощренную историю, которая обеспечила бы ему невменяемость. Более того, тогда пришлось бы предположить, что Бьянки начал замышлять стратегию совершения убийств, а заодно и свою защиту в девять лет, поскольку именно в этом возрасте впервые проявились симптомы душевного расстройства. Бьянки страдает не просто „удобными провалами в памяти“. По-видимому, у него действительно имеется амнезия на события различной давности, которая подтверждена документально и не связана ни с нынешними уголовными обвинениями, ни вообще с какими-либо уголовными обвинениями». Итак, многостороннее психиатрическое освидетельствование завершилось. Следующим важным событием стал суд над Бьянки, повлекший многочисленные последствия для родных, близких и всей правовой системы в целом.