Свое детство она считала счастливым, хотя жилось им нелегко. Отец Фрэнсис был типичным итальянцем, переселившимся в США на рубеже веков. Он брался за любую работу, стремясь обеспечить своим детям лучшую судьбу. Не важно, что для этого приходилось трудиться буквально сутками напролет, и отец добирался до дому настолько измотанным, что хватало сил только рухнуть на кровать. Значение имело лишь будущее детей и семьи. Отец настоял на том, чтобы все его отпрыски посещали школу, хотя помочь им с уроками был уже не в состоянии. Его жена тоже проводила время в бесконечных хлопотах по дому. Ценности, привитые юной Фрэнсис Буоно, были довольно просты: брак, дом в респектабельном районе, где проживает средний класс, и большая семья. Муж – добытчик, жена воспитывает детей, в этом и есть залог счастья. Николас Бьянки происходил из семьи, похожей на ту, в которой выросла его будущая жена. Оба они родились в 1919 году и были американцами в первом поколении, выходцами из итальянских католиков. Николасу в детстве приходилось не так тяжело: его отец работал закройщиком обуви в известной компании «Хики-Фриман». В семье было всего пятеро детей, и заработков квалифицированного ремесленника хватало на вполне зажиточное существование. Детские годы Николаса Бьянки были омрачены не столько финансовыми, сколько эмоциональными трудностями. Он сильно заикался и подвергался постоянным насмешкам ровесников. Николас старался держаться открыто и дружелюбно, надеясь, что доброта к окружающим возместит трудности в общении. Однако другие дети жестоко дразнили мальчика, он стал замкнутым, робким и в конце концов на второй год обучения в «Джефферсон хай скул» бросил школу. Юноша нанялся разнорабочим на Нью-Йоркскую центральную железную дорогу, где обнаружил, что взрослые куда больше ценят умение трудиться, чем умение говорить. Николас решил работать над собой. Он попытался поступить на службу в армию, но этому воспрепятствовали трудности личного свойства. Он панически боялся червей и насекомых; эта фобия и другие особенности нервной системы сделали его непригодным к службе. Перенести отказ было тяжело, тем более что приближалась Вторая мировая война. Но раз уж не удалось послужить своей стране, по крайней мере оставалась возможность получить профессию и укрепить собственное материальное положение. Николас поступил в «Америкэн брейк шу компани», где производили тормозные колодки, и по двенадцать часов трудился в конструкторско-литейном отделении, стремясь побольше заработать и обеспечить себе будущее. Фрэнсис Буоно тоже покинула школу «Джефферсон хай» на втором году обучения. Они с Бьянки с детства были влюблены друг в друга, и, когда Николас пошел работать, у Фрэнсис не осталось стимулов продолжать учебу. Деньги, которые она могла заработать, пригодились бы и семье, так что родители одобрили ее поступление на службу в «Химчистку Спиди». Девушка трудилась без устали, заслужила уважение начальства и в конце концов получила должность заведующей в отделении на Вест-Мэйн-стрит. К декабрю 1941 года Николас и Фрэнсис собрались пожениться. Они любили друг друга, усердно трудились на любимой работе и лелеяли общие мечты о будущем. У них будет свой дом и множество детей; молодых людей переполняли чувства, которыми они готовы были щедро делиться. И 27 декабря в церкви Святого Антония Паду-анского отец Майкл Тайдингс обвенчал Николаса Бьянки и Фрэнсис Буоно. Проходили недели, месяцы… Брак оказался счастливым, молодожены по-прежнему обожали друг друга. Вот только в спальне эмоции накалялись. Оба хотели детей, но ничего не получалось. Наконец пара решила обратиться к врачу. Там выяснилось, что здоровье Фрэнсис под угрозой, и единственная возможность спасти ее – гистерэктомия, удаление матки. Разумеется, операция навсегда лишит ее возможности иметь собственных детей. Фрэнсис пала духом. Казалось, жизнь для нее кончилась. Молодая женщина потеряла уважение к себе и постепенно превратилась в ипохондрика, который в любом легком недомогании видит признаки смертельного недуга. К тому же она поддалась депрессии и лишилась воли к жизни. Ничто не могло избавить Фрэнсис Бьянки от чувства неполноценности из-за неспособности родить ребенка, о котором они с мужем так мечтали. Друзья, видевшие, как ласкова Фрэнсис со своими младшими родственниками и соседскими ребятишками, как нежны отношения между супругами Бьянки, считали, что им обязательно стоит завести ребенка; ведь несправедливо, что дети порой рождаются у тех, кому они совсем не нужны. В конце концов пара решила взять приемного малыша, который непременно станет для них родным – и в глазах закона, и по велению любящих сердец. О родной матери Кена известно не так много. Впрочем, в записях суда по делам несовершеннолетних округа Монро, штат Нью-Йорк, и других учреждений говорится, что она была совсем юной и забеременела от двадцатичетырехлетнего мужчины, происходившего из итальянской католической семьи, как и сами Бьянки. Девушка в то время была не замужем, а впоследствии вышла за другого мужчину, умолчав о своем внебрачном ребенке. Ростом 1 метр 63 сантиметра, с темными волосами и голубыми глазами, она была чрезвычайно привлекательна. Но девушку портила крайняя нервозность: она грызла ногти и беспрерывно курила. Согласно отчету об усыновлении округа Монро, «мать представляется жалкой личностью с ограниченными умственными способностями». Сообщалось также, что с четырнадцатилетнего возраста она вела распутную жизнь и часто попадала в поле зрение суда по делам несовершеннолетних. Человек, за которого вышла замуж биологическая мать Кена, служил на военной базе Форт-Дикс. В прошлом он перенес нервный срыв и вскоре после свадьбы расстался с женой. Она очутилась в Буффало, штат Нью-Йорк, где познакомилась с сорокатрехлетним мужчиной, видимо, рассчитывая заполучить следующего мужа. Предположительно мать Кена была алкоголичкой. Достоверно это не установлено, хотя есть свидетельства, что она частенько посещала бары. Если проанализировать вырисовывающуюся картину, ребенок был зачат в результате полного неведения насчет методов контрацепции, а не по желанию матери. Растущий живот, по-видимому, негативно влиял на личную жизнь молодой женщины, и она наверняка ощущала неприязнь к плоду в своей утробе. Согласно исследованиям, стресс, испытываемый беременной женщиной, и ее личные проблемы способны нанести вред ребенку. Доказано также, что на младенца могут повлиять алкоголь и наркотики, принимаемые матерью. Пострадал ли Кен Бьянки при рождении? Явных указаний на это нет. Роды прошли при тазовом предлежании, новорожденный был доношен, весил 2 килограмма 800 граммов, что также вполне нормально. Никаких недугов и пороков развития у него не выявили. Если беспокойство матери нанесло эмоциональную травму плоду, то после рождения неприятности Кена Бьянки лишь умножились. Он был передан во временную приемную семью, где им совсем не интересовались. Немолодая приемная мать на целый день отправляла младенца то к одним, то к другим соседям и забывала про него. Судя по всему, она тоже была горькой пьяницей. Кену подобрали новую приемную семью, но лишь спустя несколько непростых недель. Здесь снова возникает множество вопросов о том, как печальное начало жизни повлияло на маленького Кена. Родная мать, которой он был не нужен, отдала его другой женщине, которая тоже не заботилась о мальчике, перекидывая его с рук на руки. Специалисты по вопросам жестокого обращения с детьми считают, что подобные ситуации определенно оказывают влияние на младенца. Доктор Пэмела Ригор, психолог из Южной Калифорнии и специалист по проблемам трудного детства, полагает, что эмоциональные последствия в таких случаях варьируются от обостренного чувства собственной беззащитности до умеренно антисоциального поведения. При этом приемные дети, попавшие в благоприятную обстановку, обычно избавлены от будущих сложностей. Жестокое обращение, если ребенок подвергается ему достаточно долго, может привести к так называемым измененным состояниям сознания. Жестокость – эмоциональная, физическая или их сочетание – способна подталкивать ребенка к насилию, а потом стирать совершенные проступки из его памяти. Доктор Ригор считает, что подобные изменения личности простираются гораздо дальше первых четырех месяцев жизни. Впрочем, поскольку аспекты жестокого обращения с детьми до недавнего времени практически не исследовались, нет и достоверных данных о связи тяжелого детства и склонности к насилию у взрослых. Фрэнсис и Николаса Бьянки узнали о Кене и той ситуации, в которой оказалась его мать. Они решили, что женщина охотно откажется от ребенка, и обратились к ней с предложением об усыновлении. Договорились об условиях, после чего занялись юридическим оформлением через суд. Наконец у Фрэнсис Бьянки появилось желание жить. Она ходила в церковь и читала новену (девятидневную молитву) за младенца. Женщина клялась воспитать Кена в правильной вере и отдать в католическую школу, если Господь позволит ей стать его матерью. Она мечтала наполнить жизнь малыша любовью, дать ему все то, чем обделила родная мать. На тот момент Фрэнсис исполнилось тридцать два года, ее мужу – тридцать три. Они были женаты около десяти лет, и сейчас у них впервые появился шанс завести ребенка – возможно, единственный шанс. Наверное, никто, включая саму Фрэнсис, не сумел бы описать ее чувства, когда трехмесячного Кена передали ей на временное содержание. Наконец-то у нее появилось дитя, настоящий малыш, сын, которого она могла холить, лелеять и воспитывать. Правда, ребенок пока ей не принадлежал. Формально он состоял под опекой суда, хотя Фрэнсис и приняла на себя ответственность за его физическое благополучие. По закону она числилась «временной матерью». Процедура полного усыновления завершилась лишь в 1952 году, когда Кену уже был почти год. Фрэнсис разрывалась между любовью и страхом. Она отдала малышу сердце и душу, но ужасно боялась, что его в любой момент могут отнять. Если суд решит, что она недостойна его воспитывать, второго шанса ей, наверное, не представится. Она должна сохранить Кена, потому что другого ребенка в ее жизни уже не будет. Постепенно страхи Фрэнсис перекинулись на здоровье малыша. Она начала таскать его по врачам. У Кена открылась аллергия, вызванная загрязнением воздуха; были и другие адаптационные проблемы. Но приемная мать всегда находила способ их преодолеть. Между 4 декабря 1951-го и 22 мая 1952 года ребенок восемь раз побывал у врачей. Серьезных осложнений у него не выявили. Он хорошо прибавлял в весе, единственным явным недомоганием была респираторная инфекция, которая поддавалась лечению медленнее, чем обычно. И все-таки поддавалась. Страхам миссис Бьянки за приемного сына не было числа. Она вечно беспокоилась о его здоровье, создав в доме атмосферу постоянной нервозности. Казалось, женщину не отпускает страх, что у нее отнимут единственный шанс на жизненно необходимое ей материнство. И если мальчика не отберет суд, то это сделает некомпетентность медиков. Тревоги за здоровье малыша усиливались жилищными условиями: семья обитала на Сэкстон-стрит, в квартире на первом этаже, выходившей окнами на улицу. У четы Бьянки не было возможности приобрести дом получше, однако Фрэнсис сумела доказать свое умение создать для приемного сына счастливую семейную обстановку. Отчет об усыновлении гласил: «Это неприглядный жилой район всего в одном квартале от оживленного перекрестка Броуд и Сэкстон-стрит. Здесь нет внутреннего дворика, окна выходят практически на тротуар. Четырехкомнатная квартира недавно заново отделана. Миссис Бьянки утверждает, что занималась ремонтом сама. У нее своеобразные предпочтения в выборе обоев, зато художественные наклонности налицо: большинство людей вряд ли выберут для гостиной обои с китайским рисунком. В квартире очень чисто, хозяйке удалось создать милую обстановку в столь невзрачном окружении. У Кеннета собственная спальня, обставленная детской мебелью из клена. В комнате уютно, стены украшены вырезанными из журналов картинками и игрушками, чтобы привлекать внимание малыша». Вскоре семья переехала на Саратога-авеню в квартиру попросторнее. Новый дом находился в гораздо более привлекательном районе и обладал неоспоримым преимуществом – огороженным двориком. Теперь семейству Бьянки не надо было волноваться, что начинающий ходить ребенок, едва они отвернутся, окажется на проезжей части. Усыновление Кена изменило жизнь супругов к лучшему. Друзья говорили, что Николас сделал ребенка средоточием своей жизни. Бьянки стал спокойнее и даже меньше заикался, когда рассказывал о прибавлении в семействе. К оценке семейной обстановки привлекали и медиков. Они проверяли, обладают ли родители достаточной эмоциональной стабильностью, чтобы создать для растущего ребенка подходящую среду. Согласно отчету того периода, приемная мать Кена «с появлением в доме ребенка стала намного меньше жаловаться на собственное здоровье. Он [врач, лечивший миссис Бьянки до усыновления] сообщил, что раньше она очень часто к нему обращалась, но он принимал ее только в случае реальной необходимости. Он считает, что она всегда была легковозбудимой, но не видит в этом вреда для ребенка. По его мнению, ее материнская любовь компенсирует любые эмоциональные расстройства, поскольку чувства миссис Бьянки искренни и непритворны». Другой врач отметил, что «состояние и эмоциональная устойчивость [миссис Бьянки] могут улучшиться после преждевременного наступления менопаузы, вызванного оперативным вмешательством». Итак, в жизни Кена Бьянки наконец наступила стабильность. Он больше не переходил из рук в руки, отвергаемый каждой новой приемной матерью. Его усыновила любящая семья. Миссис Бьянки, которая боялась на всю жизнь остаться без детей, теперь могла расслабиться. Однако Кен расслабиться не сумел. Почти с самого момента усыновления мальчика мучили всяческие недуги. В первую очередь – астма, из-за которой семья на время даже переехала в Лос-Анджелес, надеясь, что ребенку помогут солнце и теплый климат. Но жизнь там не задалась. В январе 1957 года Кен упал с игрового комплекса на детской площадке начальной школы «Сенчури парк», разбив нос и затылок. Он вообще часто падал, и родители выразили персоналу школы недовольство плохим присмотром за детьми. Кроме того, у мальчика случались легкие припадки и появилась привычка закатывать глаза, когда он бывал чем-то расстроен. Миссис Бьянки не сомневалась, что у него эпилепсия. Врачи же считали, что дело в другом. По их мнению, приступы были обусловлены психологическими проблемами. Позиция медиков выводила мать Кена из себя. На следующий год, когда Бьянки вернулись в Рочестер, Кена поместили в больницу из-за частого неконтролируемого мочеиспускания. Миссис Бьянки перепробовала все методы наказания, какие только могла изобрести, чтобы отучить сына мочиться в штаны. Согласно отчетам социальных работников, она дошла до того, что шлепала мальчика перед походом в туалет, проверяя, сухие ли у него брюки. Согласно больничному заключению, «Кеннет Алессио Бьянки, семилетний усыновленный мальчик, направлен доктором Таунсендом в социальную службу. Поступил в клинику 15 декабря 1958 года с диагнозом „расстройство мочеиспускания“. Поставлены следующие диагнозы: 1) дивертикул; 2) подковообразная почка; 3) транзиторная гипертензия. Помимо данных физического обследования, доктор Таунсенд подчеркнул наличие у мальчика психологических проблем. Ребенок измучил все отделение. Днем он чувствовал себя отлично, но как только наступало время посещений и приходила мать, все сразу становилось плохо, особенно по мнению миссис Бьянки. Кен постоянно жаловался, а его мать отвлекала этими жалобами любого врача или медсестру, которые оказывались рядом. Госпитализация ребенка оказалась тяжелым испытанием, и доктор Таунсенд не уверен в адекватности социального и домашнего окружения пациента». Больничный персонал счел миссис Бьянки слишком эмоциональной и суетливой, а поведение Кена – ненормальным. Однако вопрос о том, что же происходило на самом деле, остается открытым. Возможно, Кен превратился в типичного ребенка-манипулятора, который ладит с медицинскими работниками, потому что они откликаются на его дружелюбие, и при этом постоянно жалуется матери, поскольку ему на руку, когда она злится на окружающих? Так поступают многие дети, причем без всяких отклонений. Как бы то ни было, врачи и привлеченные к делу социальные работники решили, что и матери, и ребенку необходима консультация психиатра. Но они туда так и не попали. В 1959 году в жизни миссис Бьянки появились новые трудности. Они с мужем решили приобрести дом, о котором всегда мечтали, хоть и не могли позволить такие крупные выплаты по кредиту. Социальные работники, которых вызвала рочестерская больница, полагали, что миссис Бьянки ведет себя «все более и более неразумно». Но так ли уж неразумно, если учесть ее воспитание? Брак, семья, дом и церковь были для Бьянки основополагающими ценностями; с покупкой дома в Грисе осуществилась их мечта. Грис, пригород Рочестера, был застроен скромными, не слишком дорогими домами. Это место отлично подходило для воспитания детей и спокойной респектабельной жизни. Супругам Бьянки оно казалось раем на земле. Но сколько стоит мечта? Какую цену придется заплатить за полное счастье? Дом в пригороде Рочестера стал для четы Бьянки пределом стремлений. Фрэнсис Буоно взлелеяла его в своих фантазиях. Конечно, обойдется он недешево. Все обходится недешево. Выкупить две закладные, даже со всеми сверхурочными Николаса, будет трудно. Но это ерунда. Главное, Кен получит ту жизнь, мечты о которой привели на американскую землю родителей миссис Бьянки. Неразумно? Возможно. Но тогда столь же неразумно вели себя миллионы иммигрантов и их потомки. Настоящие сложности вызывал не столько сам дом, сколько напряженность из-за выплат по закладной. Николас Бьянки все время трудился сверхурочно, и Фрэнсис тоже пришлось подыскать работу на неполный день. Возможно, нервозная обстановка сказалась и на Кене, хотя полной уверенности в этом нет. В медицинских заключениях обычно не исключалось, что мальчик просто притворяется. Например, когда Бьянки еще жили в Калифорнии, доктор Ральф Букмен отметил: «Закатывание глаз случается у мальчика в момент испуга, или же, как предполагает доктор Уикс, это выработанная ребенком дурная привычка». Врач добавлял: «Мать утверждает, что отец позволяет сыну делать все, что он пожелает; вполне возможно, что между родителями существует конфликт в вопросах воспитания ребенка». В Грисском отделе образования сохранилось досье Кена, где есть и наблюдения, сделанные во время родительского собрания 16 декабря 1958 года: «Присутствует миссис Бьянки. Очень нервная, легковозбудимая особа. В результате Кен тоже стал нервным, мочится в штаны. Проверить его медицинскую карту. Матери необходимо вести себя спокойнее». По мнению некоторых психиатров и психологов, когда один из родителей доминирует, а другой несколько пассивен, у ребенка по мере взросления могут возникать эмоциональные расстройства. Впрочем, существует столько различных расстройств, что критики этой теории считают ее всего лишь отговоркой, когда не удается установить более конкретные причины нарушений поведения. Миссис Бьянки производила впечатление доминирующего родителя, но действительно ли это приводило к проблемам? Ее поступки диктовались любовью. 13 сентября 1959 года Фрэнсис даже направила в школу требование, чтобы ее обязательно уведомляли, «если Кеннет упадет или получит травму, вне зависимости от ее серьезности». Она боялась, что будет потеряно слишком много времени, если в школе недооценят тяжесть его состояния, – законные опасения родителя, заинтересованного в благополучии своего ребенка. Пятнадцатого сентября 1962 года Рочестерское общество по предотвращению жестокого обращения с детьми составило отчет. Ситуация с Бьянки была повторно доведена до сведения органов опеки из-за беспокойства по поводу психологического состояния Кена. В отчете, в частности, говорилось: «Соцработник находит, что мать – личность очень тревожная, озабоченная своим социальным положением, неудовлетворенная, неуверенная, категоричная и излишне осмотрительная. По-видимому, страдает комплексом вины, оттого что не смогла родить ребенка. В 1951 году перенесла гистерэктомию, затем постоперационную депрессию. Женщине предложили усыновление, которое она восприняла с большим энтузиазмом и религиозным пылом как средство борьбы с разочарованием в себе. Соцработник полагает, что с момента усыновления в возрасте трех месяцев мать подавляла приемного сына чрезмерным вниманием к медицинским проблемам и родительской тревожностью». К тому времени, когда семейством Бьянки заинтересовались общественные структуры, домашние проблемы усугубились. Согласно отчету, «амбициозное стремление матери проникнуть в более высокие социальные слои столкнулось с финансовым крахом. Вскоре после нашего первого контакта с семьей родители лишились частного дома, который намеревались приобрести, и вынуждены были переехать в менее привлекательное жилище. Мать устроилась на работу. Соцработник отметил, что период, когда миссис Бьянки работала, положительно повлиял как на нее, так и на мальчика. Мать неохотно соглашается с тем, что им с ребенком требуется скорее психиатрическая, чем медицинская помощь, и постоянно ищет „подходящего“ врача. В течение всего времени, пока мы занимались этой семьей, психиатры высказывали мнение, что мать не способна придерживаться плана психологического лечения, выработанного для мальчика». Далее констатировалось: «Супругам стало ясно, что они больше не могут оплачивать счета и продолжать вносить деньги за приобретенный дом. В сентябре 1959 года семья рассталась с домом и переехала на Вилла-стрит, 59. В это же время мать устроилась на работу в „Белл эйркрафт компани“, чтобы помочь мужу справиться с финансовыми проблемами. За мальчиком согласилась присматривать соседка, и в течение этого периода все шло хорошо. Кеннету стало заметно лучше, энурез исчез. С выходом матери на работу и ее отсутствием дома напряженность в отношениях уменьшилась. Отец, по-видимому, был доволен новым местом жительства и ослаблением материальных затруднений». Пространный отчет Рочестерского общества по предотвращению жестокого обращения с детьми сосредоточил внимание и на том, что из-за частого мочеиспускания Кена миссис Бьянки неоднократно заставляла его сдавать анализы, в том числе с введением катетера в гениталии. Это вызывало дискомфорт, возможно – унижение, страх и боль, хотя остается неизвестным, какой психологический эффект оказали процедуры. Некоторые психиатры считают, что неоднократное введение катетера может психологически расцениваться как изнасилование. Другие говорят, что участие матери препятствует такому ощущению, поскольку ее благие намерения по отношению к сыну очевидны. И все же нельзя с уверенностью сказать, как это могло сказаться на психике маленького мальчика. В личном деле Бьянки есть и другие документы. 3 февраля 1959 года госпиталь «Стронг мемориэл» Рочестерского университета составил предварительный отчет о Кене и его матери. В нем отведено немало места враждебному отношению миссис Бьянки к медикам («…чрезмерно подозрительна, ей кажется, что все и всегда против нее…», и далее: «…резко заявила мне, что она такого не потерпит»), а также проблемам Кена с контролированием мочеиспускания. В разделе «Школьная адаптация», в частности, говорится: «Он не посещал школу в течение двух месяцев из-за вновь проявившейся неспособности контролировать мочеиспускание, затем у него начало болеть горло, и мать решила подержать его дома». В том же отчете госпиталя «Стронг мемориэл» доктор Дэйн Пью писал: «Складывается впечатление, что у самой матери имеется серьезное расстройство; ее рассказы о хождении с ребенком по разным врачам отчетливо указывают на параноидальные наклонности. Очевидно, что она жестко контролировала мальчика, часто забирала его из школы, особенно в последние месяцы, поскольку опасалась ангины и недержания. Неясно, согласится ли мать пройти психиатрическое освидетельствование, но ей необходимо предложить диагностическое обследование, чтобы точнее определить степень личностного расстройства мальчика и возможное воздействие на первичные симптомы эмоциональных компонентов, а также природы семейных взаимоотношений, включая степень личностного расстройства матери». К тому времени Кен перешел в пятый класс в школе Святого семейства и, по-видимому, постоянно подвергался врачебным осмотрам, анализам и другим процедурам. Его мать редко соглашалась с заключениями медиков, которые зачастую вторили друг другу. Затем, в 1962 году, Кен побывал в клинике Де Поля в Рочестере. В разделе «Проблемы ребенка» медицинского заключения указывалось: «Мальчик страдает непроизвольным мочеиспусканием, нервными тиками, с трудом заводит друзей. Другие дети смеются над ним, а мать очень сердита на учителей за то, что обидчиков не наказывают. Судя по всему, она чрезмерно опекает мальчика. Когда на перемене в начальных классах мальчик упал на детской площадке, она на целый год забрала его из школы». Сотрудник по фамилии Коннорс, проводивший опрос пациентки в клинике Де Поля, добавил: «Она призналась, что ее раздражают постоянные советы отвести сына к психиатру. По ее мнению, психиатр ему не нужен; ей якобы отлично известно, что докторов в наше время интересуют только деньги, и она им нисколько не доверяет. Она до того подавлена, что постоянно плачет, а недавно сама ходила к психиатру. В первый раз она опоздала на прием, и на разговор с врачом осталось только двадцать минут. В следующий раз у них был целый час, но психиатр только и делал, что ковырял в носу и чистил уши. Это ее страшно разозлило, а кроме того, врач посоветовал сделать Кеннету энцефалограмму и проч., что страшно напугало миссис Бьянки. Она отказалась назвать фамилию психиатра, и у меня сложилось мнение, что она хочет утаить от меня информацию. Я предположил, что она мне пока не доверяет, а в ответ миссис Бьянки заявила, что „незачем ворошить прошлое“ и вряд ли это настолько важно. Я возразил, что это достаточно важно – знать, что ее беспокоит и как она пытается с этим справиться». Миссис Бьянки без конца спорила с персоналом клиники Де Поля. В заключениях часто проскакивали такие комментарии: «По-моему, на самом деле эта женщина совершенно не настроена помочь себе или сыну, но если в ближайшие годы школа не махнет рукой на этого мальчика, хорошо бы обследовать его у нас в клинике»; «Отчасти мне даже кажется, что она приводит сюда сына только с целью доказать, будто у него все в порядке»; «Мать явно доминирует в семье и производит впечатление женщины, не вполне здоровой психически»; «Миссис Бьянки склонна вымещать свой гнев на врачах и больницах и винит в проблемах ребенка окружающих». Кена Бьянки обследовали и позднее, когда ему было около одиннадцати лет. «Доктор Доулинг сообщил, что Кеннет – крайне недружелюбный мальчик, чрезвычайно зависимый от матери. Мать обеспечивает само его выживание, и ребенок прилагает огромные усилия, чтобы подавить и скрыть свою враждебность. Он страстно стремится к другим отношениям и очень часто прибегает к отрицанию, чтобы справиться со своими чувствами. Например, он говорит, что его мать и отец – лучшие родители в мире. Он очень одинок и мечтает избавиться от материнского контроля. При этом Кеннет очень зависим и боится, что будет страдать, если отдалится от нее. Мать, по-видимому, считает его своим единственным другом на свете. Очевидно, это вносит определенную путаницу в его самоидентификацию. Он изо всех сил старается задобрить мать, но она вечно недовольна. Подводя итог, доктор Доулинг заключил, что Кеннет чрезвычайно подавлен, беспокоен и одинок. Доктор Доулинг считает, что свое сопротивление матери ребенок может выражать только через психосоматические недуги. По мнению доктора, без такой соматической защиты психика мальчика не выдержит». Когда Дин Бретт и другие участники расследования ознакомились с этими отчетами, начал вырисовываться портрет ребенка, избыточно обожаемого приемной матерью, которая преувеличивала проблемы сына из страха потерять его. По-видимому, ребенок отчаянно нуждался в ее одобрении и в то же самое время испытывал невероятное раздражение от того, как она с ним обращается. Он подавлял свой гнев, отрицал наличие каких бы то ни было проблем, отказывался напрямую говорить врачам что-либо плохое о своих родителях, хотя постоянно твердил о своей подспудной нервозности. В клинике Де Поля зафиксировали еще один диагноз: «Доктор Салливан сообщил, что Кеннет – очень тревожный мальчик, у которого имеются фобии и контрафобии. Использует подавление и реактивное образование. Очень зависим от матери. Страдает тиками, поскольку чрезвычайно сосредоточен на здоровье. Доминирующая мать потакает ему в собственных целях. Ее тревожность, гиперопека и навязчивое контролирование породили в нем двойственное отношение, но он подавляет свою враждебность и все больше зависит от нее. Доктор Салливан считает, что мальчик очень одинок и сторонится нормальных отношений с ровесниками. Мать, судя по всему, жестко контролирует как сына, так и отца». 30 января 1963 года в клинике описали результаты дополнительных наблюдений: «Он был тревожен, пассивен, контактен и послушен. Тревожность и недоверчивость скрывает. Кажется довольно одиноким ребенком, который скорее запрется дома, чем столкнется с опасностями внешнего мира. Легко поддается угрозам, боится властей и агрессивных людей, которых старается задобрить. О себе он сообщил, что из-за подковообразной почки иногда мочится в штаны, но уже избавляется от недуга. Бульшую часть времени нервничает. Грустит, когда с ним никто не играет. Сообщил, что боится взрослых, особенно агрессивных. Не знает, кем хочет быть, когда вырастет, но мечтает не ходить в школу и поменьше трудиться, жить вечно и как можно больше наслаждаться жизнью. Обожает играть с друзьями в страшные игры, в которых играет роль монстра». Ниже отмечалось: «Говорит, что ненавидит школу, потому что учиться трудно, а учитель на него орет. Потом добавил, что учитель не имеет права „срывать зло на детях“. Сказал, что ребята часто обвиняют его в том, чего он не совершал, а учитель им верит. Нервничает, когда надо делать уроки, а у него не получается.