Когда синий «сааб» сворачивает к парковке в Хардему, на школьный двор уже опустился вечер. Всё выглядит так непривычно. Там, где стояли качели и горка, теперь царит тьма и гуляют монстры. Такое, про что людям ничего не известно. Свет в большом кирпичном здании не горит. Но окошки столовой светятся. – Ещё пять минут, – говорит мама, взглянув на часы. – Давайте уже пойдём, не будем ждать. Она запирает «сааб», и они все втроём идут к зданию столовой. Хедвиг причесалась и вычистила грязь из-под ногтей. Но до кофточки, хоть мама её и погладила, дело всё же не дошло. Хедвиг ненавидит кофточки. До столовой недалеко, по дороге Хедвиг рассматривает машины тех, кто тоже приехал раньше времени. Красная – это машина Бенгта Ламма. Хедвиг узнаёт далеко не все машины. Вот «форд» Линдиного папы – стоит у церковной стены. На заднем стекле у него наклейка: «Даёшь бензин без пошлин». В столовой тепло и шумно. В круглых стеклянных кофейниках дымится кофе. Есть ещё булочки и морс. Прибегает Линда: – Привет. – Привет, – отвечает Хедвиг. – Улле уже приехал? – Нет. Барашек Бенгт надел костюм. Директор Стигбьорн разговаривает со стайкой мам. То и дело прибывают новые семьи. Вот Черстин с «Мельницы» и её пятеро бледных мальчиков. Йон – самый старший. Ян – самый младший. Он до сих пор носит памперс. – Прошу! – приглашает Стигбьорн. – Угощайтесь, мы вот-вот начнём. Из столов составили один длинный стол и накрыли его белой скатертью. Как же всё красиво, когда на праздник приходят взрослые! Вот бы детям так накрывали столы во время обеда. Хедвиг берёт морс и булочку и садится рядом с Линдой. А вот и Улле! Кажется, с последнего раза сто лет прошло, хотя на самом деле – всего лишь чуть больше недели. Его мама надела пиджак и брюки в обтяжку. Она выглядит совсем не так, как Хедвиг себе представляла. Она думала, что мама Улле – красавица, такая, что хочется, чтобы она была и твоей мамой тоже. Но Ингер Бэк какая-то мрачная. И всё время подтягивает брюки – похоже, ей в них неудобно. Наконец Стигбьорн повышает голос: пора им поговорить об учителе Ларсе, который уже так давно не появлялся в школе. Мама тут же поднимает палец – жест, который означает: «Хочу сказать кое-что умное». – Да? – говорит Стигбьорн. – Дело в том, что из-за сломанного запястья пять недель на больничном не сидят, – говорит мама. – По-моему, всё это очень странно. Кто-то бормочет в знак согласия. – Да, возможно, – кивая, отвечает Стигбьорн. – Но Ларс вообще-то был на больничном только одну неделю. А после этого он взял отпуск. – Отпуск? – восклицают все в один голос. – Но почему? – Потому что он устал. У него нет сил идти на работу. Мамы, папы и дети смотрят на него разинув рты. Нет сил идти на работу? Вот так новость. Ничего более странного они ещё не слышали. Стигбьорн прокашливается и рассказывает кое-что ещё более странное, настолько, что даже в голове не укладывается. Ларс, их старый учитель, длинный, как флагшток, с русой бородой и сандалиями, безнадёжно вышедшими из моды, Ларс, который стоял у доски и кричал на них с самого первого учебного дня, – так вот, этот самый Ларс хочет уволиться! Во всяком случае, может быть. Потому он и сидел дома, чтобы поразмыслить, как ему лучше поступить. Но это ещё не всё. Если он уйдёт, то заменит его Бенгт. Бенгт Ламм! Вот какое отличное решение придумал директор Стигбьорн. Проходит секунда. Потом две. А потом вдруг все как закудахчут! Мамы и папы вспоминают об учителе Ларсе так, как будто он Иисус Христос! Они без него жить не могут! И конечно, это очень мило со стороны Бенгта, что он согласился его подменить, но, по правде сказать, он, как им кажется, чересчур уж строг с детьми. Особенно не повезло Улле Бэку. Бедняжка сидит в классе, вместо того чтобы заниматься физкультурой. Это же ни в какие ворота не лезет! Тут вступают те, кто считает, что ничего ужасного в этом нет – хочешь не хочешь, а в девять лет шнурки завязывать надо уметь! Ингер Бэк раскраснелась, как помидор, и, кажется, готова провалиться сквозь землю. На ногах у неё деревянные сабо. Может, она и сама с бантиками не дружит, кто знает! За нарядно накрытым столом разражается почти что драка. Все, кому не лень, обсуждают, хорошо это или плохо – позволять кудрявым красавчикам сидеть вместо физкультуры в классе и вязать бантики. Все хотят вставить словечко, голоса звучат громче, и Стигбьорн разевает свой маленький круглый ротик, пытаясь утихомирить собрание. Барашек Бенгт ни слова не говорит, а сидит тихо, как мышь. Но вдруг Александр указывает на пустой стул и кричит: – Где Улле? И только тут кудахчущая толпа замечает, что Улле, который только что был тут и пил морс вместе со всеми, исчез. Хедвиг вытягивает шею. – Ты не видела, куда он делся? – спрашивает она Линду. Линда качает головой. Ингер Бэк встаёт и выглядывает за дверь. – Улле? Но Улле там тоже нет. Ни в раздевалке, ни в уборной. – Так… – говорит Стигбьорн. – Александр поищет Улле на улице, а мы тем временем… – Я его вижу! – кричит Рикард, подняв длинную белую скатерть. – Он здесь, под столом! А потом всё происходит очень быстро. Улле накидывается на Рикарда и изо всех сил толкает его. – Ябеда! Рикард падает и тянет скатерть на себя. Кофе, морс, искусственные цветы в горшочках, чашки, булочки и блюдца сыпятся на колени мам, пап и детей. Все кричат, вскакивают со стульев, стекло и фарфор разлетаются на тысячи осколков. Улле бежит к Хедвиг и хватает её за руку. – Пошли! – говорит он и бросается к выходу. Бенгт кулаком указывает на Улле. – Стоять! – гремит Бенгт и, поскольку Улле его не слушается, бросается вслед за ним. Но тут же как подкошенный плашмя падает на пол. Мокасины Барашка Бенгта сцеплены изящным бантиком. Улле наконец научился завязывать шнурки. Обманщик и воришка Ну конечно. Ведь говорила же Уллина учительница из его старой школы, что в один прекрасный день он научится, вот он и научился! Правда, если честно, бантик он завязывает не совсем настоящий, а «лёгкий». Для этого надо просто сложить две петельки и связать их узлом. Выглядит точно так же, как обычный бантик, и вполне годится для тех, кто не слишком придирчив. Улле несколько раз показывает, как завязывать «лёгкий» бантик на ботинках Хедвиг и на своих кедах. Он сам придумал этот способ, когда тренировался. – Поэтому ты сидел дома? – спрашивает Хедвиг. – Чтобы научиться? Улле кивает: – Я целыми днями корпел над этими бантиками. Такая скука. Воздух на улице холодный и свежий. Улле и Хедвиг сидят на качелях. Ледяной полоской светится на небе луна. – Надеюсь, он хоть нос не разбил, – говорит Улле. – Кто, Бенгт? – Мм. Потом вынимает что-то из кармана куртки. Ворох каких-то мягких штучек. В свете близкого фонаря видно, что у каждой штучки свой цвет и узор. Это повязки для волос, которые Ингер Бэк сшила на своём оверлоке. Улле кладёт их на колени Хедвиг. – Держи. Можешь выбрать любую. Хедвиг рассматривает повязки. Одна фланелевая, мягенькая. Одна красная. Хедвиг примеряет. – Не так, – говорит Улле. – Давай покажу. Вытянув свои тонкие пальцы, Улле спускает повязку ей на шею. Потом снова надевает на голову, подобрав со лба чёлку. – Вот так. Хедвиг дотрагивается до повязки руками. Да, вот как надо. Именно так, и никак иначе.