– Скажи что-нибудь. – Отстань, – отвечает Хедвиг. – Не хочу. Бамс. – Ты не будешь меня учить? – Он подвигает ей кубик. Шнурки похожи на мёртвых червяков. – Нет. – Почему? Хедвиг вздыхает. Бамс. – Почему, говорю? – Это бессмысленно. – Почему? – Во вторник я пойду на физкультуру. Две недели уже прошли. Улле долго молчит. Он отпихивает кубик. – Я не хочу. – Я тоже. Но придётся. Улле смотрит в стол. Глаза чёрные и маленькие, а не карие и круглые, как обычно. Правда, ресницы такие же густые – как щётка для обуви. Хедвиг хотелось бы опрокинуть Землю, перевести часы назад и вернуть тот день, когда он сидел у неё на коленях и был девочкой. Любить ту девочку было проще. С мальчиком Улле всё сложно. Они долго молчат, как два кирпича. И не пинают друг друга, со свистом рассекая ногами воздух. Всё это так глупо, что в конце концов Хедвиг не выдерживает и встаёт. – Я пойду выйду. Пойдёшь со мной? – Иди, – помедлив, отвечает Улле. – Я здесь подожду. – Ладно. Хедвиг тащится к своим мокрым резиновым сапогам. Одевается и садится на широкое крыльцо. Ждать приходится недолго. Скоро третьеклассники возвращаются с физкультуры – как всегда, румяные, потные и вонючие. Хедвиг идёт в раздевалку с Линдой. Линде не терпится стянуть с себя спортивную форму. – Ну как? Научился? – Нет. Из душевых валит густой белый пар. Приятно сидеть на жёсткой деревянной скамье и втягивать в себя тепло, приятно чувствовать, как лицо покрывается тысячью миллионов маленьких капель. Карин мыло попадает в глаза, и она думает, что ослепнет, а в остальном в девчачьей раздевалке царят тишина и спокойствие. Звенит звонок на урок. Бенгт Ламм открывает класс – уверенно и быстро. Улле так и сидит за партой, подперев рукой подбородок. – Ну что, есть прогресс? – спрашивает Бенгт. Улле пожимает плечами: – Ну так, немножко. – Это хорошо. Бенгт похлопывает его по макушке и идёт к учительскому столу. И вдруг Хедвиг замечает кое-что такое, что живот скручивает от страха. Дверь в подсобку приоткрыта. Хедвиг подкрадывается к Улле. – Что ты сделал? – спрашивает она. Тот улыбается: – Увидишь. Постепенно класс заполняется вымытыми детьми, последним прибегает Пэр. Он закрывает за собой дверь. В четырёх жёлтых стенах собрались девятнадцать сопливых деревенских детей. Бенгт замечает на своём столе записку. Он берёт её в руки и читает. Хедвиг как будто окатили ледяной водой. – О? Ещё одна записка от мамы? – спрашивает Бенгт Ламм. – Неужто простуда так и не прошла и тебя надо ещё на две недели освободить от физкультуры? Хедвиг молчит, но в ушах протяжно гудит какой-то зловещий сигнал. Барашек Бенгт втягивает щёки. – Будь добра, как придёшь домой, сделай кое-что. – Да? – Спроси свою маму, не хочет ли она снова поучиться в школе. Если что, я с удовольствием приму её в третий класс. – Что? – «Простуда» пишется с одной «с». А «Хедвиг» – с одной «д». – Да, точно. Хедвиг косится на Улле. Он похож на рыбу, выброшенную на песок, которая в отчаянии шевелит челюстями и хватает ртом воздух. Бенгт садится. – Значит, твоя мама не писала эту записку. Возможно, и предыдущую записку про простуду тоже написал кто-то другой? Хедвиг кивает. – А записку, которую ты принесла во вторник? Про Ларса? – Её написала мама. Рукой. А я перепечатала на компьютере, чтобы никто не догадался, что первую записку придумала я. Барашек Бенгт хлопает влажными глазами и, чтобы довести пытку до конца, выдерживает паузу – такую длинную, что кажется, целая вечность проходит. – Ты понимаешь, как это серьёзно? Хедвиг что-то бормочет, но разобрать ничего невозможно. Щёки пылают огнём, из глаз вот-вот хлынут слёзы. – Что ты сказала? – Я не одна это сделала. Бенгт немного озадачен, но быстро понимает, что к чему. – Ты тоже приложил к этому руку? – говорит он, сверля Улле взглядом. Улле растерян. – Может быть, немножко. – Тогда мы с нетерпением ждём объяснений, – говорит Бенгт и сцепляет руки на столе в замок. – Кто начнёт? Хедвиг молчит. В язык как будто вкрутили железные винты. – Хедвиг сказала, что поможет мне с бантиками, – шепчет Улле, опустив голову. – Вот и всё. И тут Рикард, конечно, никак не может удержаться. Набрав в рот побольше воздуха, он громогласно кричит: – Я же говорил! Они влюбились! Жених и невеста! Не жизнь, а мука После уроков у забора стоит автобус. Он поджидает счастливых детей, чтобы отвезти их домой к счастливым родителям. В счастливых семьях не пишут записки на компьютере. Там все всегда счастливы и веселятся день-деньской.