– Хвостик, – повторяет Карин. – Какой ты сделаешь? – Э-э… сбоку, наверно. Нет, погоди. Я подумаю. Противная Сандра, чего она там застряла? Она прикасается к волосам Улле. Смотреть тошно. Наконец они уходят. Улле снова начинает бить ногами по перилам. Хедвиг оставляет девочек и направляется к крыльцу. Перила все в грязи от ботинок Улле. – О чём вы разговаривали? – спрашивает Хедвиг. – Чего? – Вы с Сандрой – о чём говорили? – А что? – Просто хочу знать. Улле отворачивается. Щёки у него пунцовые. – Она научит меня завязывать шнурки, – бормочет он. – Мы будем заниматься на переменах. Хедвиг молчит. – И ты подаришь ей за это… повязку? Улле кивает. Хедвиг смотрит на него. Это маленькое личико как будто сделано из фарфора – да-да, можно запросто принять его за фарфоровое! – Откуда у тебя столько повязок? – спрашивает Хедвиг. – Мне мама сшила, – отвечает Улле. – У неё есть оверлок. Хедвиг не знает, что такое оверлок. Да и о жизни в целом ей известно не так уж много. Но одно она знает точно. Никакую повязку Сандра не получит. Чего бы ей это ни стоило, она сама проследит, чтобы Улле научился завязывать свои шнурки. Записка от мамы Сложность лишь в том, чтобы учить его незаметно от других. Иначе все опять решат, что он ей нравится, а этого она не вынесет. То есть на переменах его учить нельзя. Сегодня вторник, и дома у Хедвиг тихо. Мама спит после ночного дежурства в больнице. Все сломанные ноги загипсованы, забарахлившие сердца снова бьются. На кухне сидит папа и жуёт бутерброд с варёной картошкой. Он трёт заспанные глаза и, кажется, вот-вот снова уснёт. Но вдруг папа бросает взгляд на часы. Сон как рукой сняло. Папа бежит к лестнице. – Хедвиг? Комната с ангелами на обоях пуста. Постель не заправлена, одеяло скомкано. Одежды на плетёном кресле нет. Хедвиг встала. Но где она? Папа на цыпочках обходит дом. Войдя в каморку, где он пишет статьи для газеты, он останавливается. Из-за двери доносится слабое «тик… тик… тик-тик». Так стучат клавиши на его старом компьютере. Папа дёргает за ручку двери. Заперто. – Хедвиг? – Подожди, – отвечает Хедвиг. – Автобус будет через пять минут. – Я успею! Как пишется «недели»? «Ни» или «не»? – «Не». А что ты делаешь? Тик… тик-тик. – Я уже заканчиваю. Можешь сделать мне бутерброд? – Конечно. Папа спускается на кухню и готовит бутерброд. Только вот любит ли Хедвиг хлеб с варёной картошкой? Вроде бы да. Ну конечно. Завтрак готов, и в ту же секунду на лестнице раздаётся топот. – Наконец! Что у тебя за секреты? – Так, пустяки, – отвечает Хедвиг и что-то суёт в карман брюк. Надев сапоги и куртку, она берёт бутерброд. Вообще-то она ненавидит хлеб с картошкой, но ничего не поделаешь, времени нет. – Пока! – кричит она, убегая по шуршащей дорожке. Проснулись осенние ветры и с гулким воем носятся по лесам. Под их напором гнутся берёзы и тянут ветви, будто хватаясь за свои жёлтые шапки – то малое, что у них осталось. Автобус трогает и катится в сторону серых Хардемуских холмов, а папа стоит и машет у окошка. Он зевает и поёживается, чувствуя, как во все поры проникает ветреный октябрь. Хедвиг проглатывает последний кусок скучного бутерброда. Суёт руку в карман. Под пальцами шуршит небольшой тоненький листок. Только бы он не испачкался в масле… Когда они подъезжают к школе, с неба выглядывают несколько капель. Ветер разносит их во все стороны. Постепенно капель становится больше. В раздевалке уже собралось много третьеклассников. Все в спортивной форме. Хедвиг садится на скамейку и ждёт. Приходит Линда, она тоже переоделась. – Написала? – шёпотом спрашивает она. Хедвиг кивает и хлопает себя по карману. Линдины глаза сверкают – немного испуганно и немного восторженно. Она знает, что задумала Хедвиг, они обсуждали это по телефону вчера вечером. А ещё она знает, что такое оверлок, у её мамы он тоже есть – это специальная швейная машинка, которой можно сшивать эластичные ткани! Появляется Бенгт в своём тесном костюме с лампасами. В руке он держит корзинку. В ней – биты и конусы. – Сегодня будем играть в брэнболь[1]. – УРА-А-А! – кричат дети. Им плевать на холод и ветер. Они обожают брэнболь. Даже Линда не прочь поиграть, лишь бы её не поставили перед подающим. Улле закрывает лицо руками. Когда он снова поднимает голову, его щёки мокрые от слёз. Он совсем съёжился. Конечно, он и так коротышка – самый маленький в классе. Но сейчас он кажется ещё меньше. – Почему мне нельзя хотя бы иногда ходить на физкультуру? Брэнболь – это так классно! Но Бенгт Ламм открывает кабинет и указывает на парту с кубиками. – Разве не классно научиться завязывать свои шнурки? – замечает он. Улле встаёт и, еле волоча ноги, идёт на своё место. Дверь за ним закрывается. Хедвиг поднимает руку. – Да? – говорит Бенгт Ламм и замечает, что она ещё в джинсах и в свитере. – Ты забыла форму? – Нет, – отвечает Хедвиг. – Я сегодня не могу пойти на физкультуру. Я простудилась. – С виду не скажешь. – Да, но я действительно простужена. Бенгт Ламм долго смотрит на неё. От взгляда его влажных каракатицыных глаз становится не по себе. – На физкультуру должны ходить все, если только нет записки от родителей. Занимайся в обычной одежде.