— Просто мы обсуждаем одно дело, — пояснила Маура. — Почти закончили. Почему бы тебе не посмотреть телевизор? Тань выждал, когда из гостиной донесутся звуки включенного телевизора, а затем сказал: — Жаль, что он увидел фотографию. Такое не стоит показывать детям. — Я просмотрю документы, когда у меня будет время. Но придется немного подождать. Спешки нет, я полагаю? — Хорошо бы немного продвинуться в деле неизвестной. — История с «Красным фениксом» произошла девятнадцать лет назад, — ответила Маура, выключая ноутбук. — Уверена, с этим можно еще немного повременить. 13 Я еще не вижу его, но уже знаю, что он вошел в мою студию. О его прибытии возвестил свист влажного ночного воздуха, ворвавшегося в помещение, когда открывалась и закрывалась дверь. Я не прерываю упражнения, чтобы поприветствовать его, и продолжаю крутиться и размахивать оружием. В широком зеркале я вижу: детектив Фрост завороженно наблюдает за тем, как сабля поет в моих руках. Сегодня я чувствую в себе силу — мои руки и ноги так же проворны, как в молодости. Каждое движение, каждый поворот, каждый взмах клинка продиктован одной из строк старинного сонета. Достичь семи звезд, чтобы управлять тигром. Парить, кружась и уклоняясь, как парят духи. Стать белым журавлем, Раскрыть, подобно ему, крылья И резко выбросить ногу. Дует ветер, И трепещет цветок лотоса. Все движения очень привычны для меня — одно переходит в другое. Мне не нужно думать о них, потому что тело овладело ими точно так же, как умением ходить или дышать. Моя сабля кружится и наносит удары, а я думаю о полицейском и о том, что скажу ему. Я дохожу до последней строки сонета: «Феникс возвращается в свое гнездо». Я вытягиваюсь в струнку, мое оружие опускается, а пот холодит лицо. И только теперь я оборачиваюсь к нему. — Это было прекрасно, госпожа Фан, — восхищенно округлив глаза, говорит детектив Фрост. — Похоже на танец. — Упражнение для начинающих. Помогает мне спокойно завершить день. Взгляд полицейского опускается на оружие, которое я держу в руках. — Это настоящая сабля? — Ее имя — Чжен И. Она досталась мне от прапрабабки. — Должно быть, она действительно старая. — И к тому же проверена в бою. Она предназначалась для сражений. Если не тренироваться с боевой саблей, ни за что не научишься справляться с ее весом и не узнаешь, как она ощущает себя в твоей руке. — Я дважды молниеносно разрубаю воздух, и детектив в изумлении отступает назад. Я с улыбкой передаю ему оружие. — Возьмите ее. Ощутите ее вес. Фрост колеблется, будто сабля может ударить током. Затем осторожно обхватывает рукоять и неуклюже взмахивает оружием в воздухе. — Для меня это как-то неестественно, — признается он. — Да? — Баланс кажется непривычным. — Потому что это не простая церемониальная сабля, а настоящая дао. Подлинная китайская сабля. Ее форма называется ивовый лист. Видите, как она изогнута по всей длине клинка? Это традиционное поясное оружие солдат времен династии Мин. — Когда это было? — Около шестисот лет назад. Чжен И была сделана в провинции Ганьсу во время одной из войн. — Я умолкаю, а затем добавляю с сожалением: — Увы, в старом Китае война часто бывала обычным делом. — Значит, эта сабля видела настоящий бой? — Я уверена, что видела. Когда я держу ее, я чувствую, что старые сражения все еще поют в клинке. Фрост смеется. — Если на меня когда-нибудь нападут в темном переулке, госпожа Фан, я бы хотел, чтобы вы оказались рядом. — Так пистолет-то у вас. Разве не вы должны были бы защищать меня? — Не сомневаюсь, вы и сами с этим прекрасно справитесь. Детектив возвращает мне саблю. Я замечаю, что он нервничает из-за близости бритвенно-острого лезвия. Я с поклоном забираю оружие и смотрю на него в упор. Моя прямота заставляет его вспыхнуть. Для полицейского, особенно для закаленного детектива, занимающегося расследованием убийств, такая реакция удивительна. Однако в этом человеке есть неожиданная кротость, восприимчивость, которая внезапно напоминает мне о муже. Детективу Фросту примерно столько же лет, сколько было Джеймсу, когда он погиб, и на лице полицейского я вижу смущенную улыбку мужа, снова ощущаю его природное стремление угодить. — Вы хотите еще о чем-то расспросить меня, детектив? — Да. Это касается дела, о котором мы не знали, когда говорили с вами в прошлый раз. — И что же это? Похоже, ему не очень-то хочется озвучивать свою мысль. И я уже вижу извинение в его взгляде. — Дело касается вашей дочери. Лоры. Упоминание о дочке — как сильный удар в грудь. Я не ожидала его, а потому даже покачнулась. — Мне очень жаль, госпожа Фан, — говорит он, протягивая руку, чтобы поддержать меня. — Я знал, что это расстроит вас. Как вы? Может, вам присесть? — Просто… — Я оцепенело качаю головой. — Я с утра ничего не ела. — Может, вам стоит поесть? Давайте я отведу вас куда-нибудь. — Возможно, нам лучше поговорить в другой день. — Мне нужно задать всего несколько вопросов. — Фрост умолкает. А затем тихо добавляет: — Я и сам еще не ужинал. На мгновение его слова повисают в воздухе. Это пробный шар. Моя рука еще крепче сжимает рукоять сабли — это подсознательная реакция на ситуацию, чреватую неопределенностью. Во всякой опасности кроется благоприятная возможность. Фрост — полицейский, но я не вижу в нем ничего подозрительного. Всего-навсего внимательный мужчина с добрым лицом. И мне отчаянно хочется знать, почему он спрашивает о Лоре. Я убираю Чжен И в ножны. — На Береговой улице есть пельменная. Фрост улыбается, и это невероятно сильно меняет его лицо. Теперь он кажется гораздо моложе. — Я знаю это место. — Я только надену плащ, и пойдем. Мы бредем по улице под мелким весенним дождем, но тактично держимся на расстоянии друг от друга. Я взяла с собой Чжен И — сабля слишком ценна, чтобы оставлять ее в студии. К тому же она всегда защищала меня ото всех невидимых угроз. Даже в этот моросливый вечер китайский квартал многолюден — улицы переполнены гостями, желающими поужинать жареной уткой или рыбой, тушенной в имбирном соусе. Пока мы движемся по улице, я стараюсь сосредоточиться на том, что вокруг, на прохожих с незнакомыми лицами. Но разговорчивый и неудержимый детектив Фрост постоянно отвлекает меня. — Это мое любимое место в Бостоне, — говорит он, разводя руки так, словно хочет обнять Чайна-таун и всех его жителей. — Здесь лучшая еда, лучшие рынки и самые интересные переулочки. Я всегда любил приходить сюда. — Даже если приезжали взглянуть на мертвеца? — Да нет, конечно, — отвечает он, грустно усмехаясь. — Но в этом районе есть нечто такое… Порой мне кажется, что здесь мне самое место. Словно бы я чисто случайно не родился китайцем. — Ах, вот как. Вы считаете, что перевоплотились. — Да. И стал типичным американцем из Южного Бостона. — Он смотрит на меня; его влажное лицо немного поблескивает. — Вы говорили, что приехали с Тайваня. — Вы бывали там? Он печально качает головой. — Я путешествовал не так много, как хотелось бы. Правда, медовый месяц я провел во Франции.