Я теперь такая огромная, что вести машину для меня — почти непосильная задача, но ветеринарная клиника слишком далеко — пешком не дойдешь. Живот врезается в нижний край рулевого колеса. Мне приходится до упора отодвинуть назад водительское кресло. Температура на улице минусовая, но ни одно мое пальто на меня уже не лезет. Пришлось надеть один из джемперов Дэниэла. Его рукава для меня длинны, сборятся на запястьях. Едва я завожу двигатель, автоматически включается радио — орет на всю мощь. Я быстро убираю громкость. Монти жалобно таращится из клетки на пассажирском сиденье. Когда мы переезжаем через «лежачего полицейского», ребенок вдавливается в почечную лоханку. Я морщусь. Монти завывает. Сквозь прутья решетки я сую ему тунца. По салону разносится запах рыбы. На меня накатывает тошнота. Я опускаю стекло, тут же резко втягиваю в себя воздух и ощущаю колючий холод, ворвавшийся в машину. А потом мой слух улавливает сообщение, что передают по радио. Я прибавляю звук. «Сегодня полиция начала расследование по делу об убийстве в связи с исчезновением Рейчел Вэллс. Двадцатипятилетняя девушка пропала без вести две недели назад после посещения одной вечеринки в Гринвиче, на юго-востоке Лондона. Органы полиции просят связаться с ними всех, кто располагает какой-либо информацией об ее исчезновении, что, по их мнению, для нее нехарактерно…» Меня обдает жаром. Я включаю поворотник, резко бросаю машину влево, подрезая другой автомобиль, и останавливаюсь, чтобы спокойно прослушать сообщение. Водитель, которого я подрезала, громко сигналит. Монти начинает вопить. Усмиряя кота, я снова сую ему угощение. «По словам старшего инспектора Лорен Бетски, ни к какой определенной версии относительно ее исчезновения полиция пока не склоняется, но с каждым днем все больше тревожится за ее благополучие. По имеющимся сведениям, мисс Вэллс не связывалась с родными и друзьями с вечера 5 ноября». Я слышу собственное дыхание. Понимаю, что не в состоянии полностью осмыслить текст передаваемого сообщения. Расследование по делу об убийстве. Они считают, что ее нет в живых. Что ее убили. Так вот почему полицейские снова заявились к нам вчера. Вот почему к поискам подключились другие следователи. Вот почему они осматривали ее комнату. Снова и снова уточняли у нас подробности. «На пресс-конференции, состоявшейся сегодня утром, ее родные просили отозваться всех, кто что-либо знает о ее местонахождении». Я морщу лоб. Ее родные? Рейчел никогда не упоминала, что у нее есть родственники. Разве что мать, к которой, по ее словам, она уехала. «Если кому-нибудь что-либо известно о том, где находится моя дочь, — звучал теперь из радио сиплый мужской голос, — очень прошу, умоляю…» Звонит мой телефон. Вздрогнув, я приглушаю радио. — Миссис Торп, здравствуйте. Вас беспокоят из Гринвичской ветеринарной клиники. Вы сегодня привезете Монти? Я делаю глубокий вдох. Извинившись, говорю, что уже на пути к ним. Выключаю радио, по которому выступает с обращением отец Рейчел, и завожу двигатель. Уму непостижимо. Нет, сейчас нельзя думать об этом. Нельзя допустить, чтобы мысли о Рейчел крутились в голове, затмевая все остальное. Ветеринар при виде Монти улыбается. — Давненько ты у нас не был, да, дружище? Я понимаю, что сказал он это из добрых побуждений, но меня все равно кольнула совесть. Из-за неприятностей, свалившихся на нас в последнее время, мы с мужем не обращали внимания на странное поведение Монти. Наутро после того, как нас вызывали в полицию, я заметила, что наш кот опять не притронулся к миске с кормом. Я тщательно осмотрела его. Он всегда был таким тощим? Я пощупала с боков его тельце. Ребра торчали так, словно в мои мягкие ладони упирались колечки для штор. Ветеринар подкладывает руку под животик Монти, ощупывает его ребра, позвоночник, слушает сердце, потом кладет кота на весы. Они пикают. Ветеринар хмурится. — Да, он потерял в весе больше, чем это допустимо. Есть какое-то очевидное объяснение тому, что он утратил аппетит? У вас дома происходит что-то необычное? Я колеблюсь, сомневаясь, что стоит сказать про полицию. Вспоминаю недавнее сообщение по радио. Расследование по делу об убийстве. В животе неприятно клокочет. — Полагаю… — выводит меня из раздумий ветеринар, — вы произвели в доме кое-какие перемены? Коты очень чувствительны к изменениям в том, что их окружает, — Он смотрит поверх очков на мой живот. Я заставляю себя улыбнуться, радуясь, что он отнес мое молчание на счет беременности. — Да. Как вы догадались? — Я стараюсь придать голосу беспечность. — Мы действительно затеяли большой ремонт, перестраиваем дом. — Вон оно что. — Да. Весь нижний этаж переделываем и еще подвал расширяем. — Я глажу Монти по спинке. — Ему это жуть как не нравится. Особенно с тех пор, как залили бетон — заложили новый фундамент. Он теперь к подвалу близко не подходит. Ветеринар участливо кивает. — А его миска с кормом… случайно не там где-то рядом стоит? У подвала? Я ошеломленно смотрю на него, чувствуя себя полной идиоткой. — Попробуйте переставить ее в более спокойное место, где Монти чувствует себя в большей безопасности. Ветеринар объясняет мне про новую диету, про антидепрессанты для животных, про кошачью дверцу с микрочипом, и я замечаю, что, рассказывая, он безостановочно почесывает Монти между ушами, как это делала Рейчел. Кот, словно зачарованный, подолгу лежал у нее на коленях. Мне вспоминается тот вечер, когда мы вместе смотрели фильм «Осторожно, двери закрываются». Мы обе сидели на диване, а Монти спал у нее на коленях. Одной рукой она теребила его ушки, другой что-то писала в своем телефоне. И эта ее волчья улыбка… Люблю кошек. Им все по фигу, да? Я гоню от себя эти мысли. Нехорошо, что я вспоминаю о ней как о мертвой. Провожу пальцами по волосам. Они на ощупь жирные. Когда я последний раз мыла голову? — Э… миссис Торп, прошу прощения. Так вы возьмете что-нибудь из этого? Я силюсь сосредоточиться, сфокусироваться на вопросах ветеринара. — Простите. Да, спасибо. Все возьму. — Я вручаю ему банковскую карту. — Вам долго еще? — любопытствует он. — Вообще-то, это зависит от строителей. Боюсь, еще как минимум несколько месяцев. В лице ветеринара отражается растерянность. — Ой, простите, вы про ребенка спрашиваете! — Я выдавливаю из себя смешок, поправляю в волосах заколку. — Скоро, со дня на день. У меня срок почти сорок недель. — Что ж, желаю удачи, — произносит он и хмурится. — Почему-то по этой карте отказ. У вас есть другая? — Нет, — качаю я головой, — но на этой должны быть деньги. Попробуйте еще раз? Однако операция оплаты снова отклоняется. Я хлопаю себя по карманам, роюсь в сумке, хотя точно знаю, что с собой у меня только эта банковская карта. Я в полном недоумении. На нашем совместном счете должно быть много денег. На днях я сама перевела на него большую сумму из наших сбережений — на тот случай, если придется покупать что-то еще для ребенка. Дэниэл, конечно, сделать это забыл. Подъезжая к дому, я чувствую, что измождена донельзя. Нужно позвонить в банк, разобраться с ветеринаром, но мне хочется одного — спать. Также я должна позвонить строителям по поводу трещины. Прямо сегодня. Пока не стало еще хуже. Но у меня просто нет сил. И я все время думаю об отце Рейчел — о его обращении по радио, о том, как тяжело ему сейчас. С неимоверным трудом вытаскиваю из машины клетку с Монти и бреду по дорожке к крыльцу. На мужчину с неопрятной щетиной на щеках и подбородке, что курит у паба «Плюмаж», я едва ли обращаю внимание. И лишь когда он подходит к нашему палисаднику, я понимаю, что он ждал меня. Он чешет затылок, переступая с ноги на ногу. — Что вам угодно? Мужчина смотрит мне в глаза. Есть что-то знакомое в его внешности. В складке рта. — Вы Хелен? У меня от страха колет в затылке. Клетка с Монти оттягивает правую руку. Бежать я не смогу, даже если б захотела. Мужчина подскакивает ко мне. Я слова не успеваю вымолвить, а он уже хватает меня за руку, цепко, будто клещами. Я охаю. Лицо его довольно близко. Мне бьет в нос запах алкоголя, затхлость его несвежей одежды. И тут меня осеняет. Я знаю, кто стоит передо мной. — Я должен с вами поговорить, — брызгая слюной, рычит он. — Я хочу знать, что случилось с моей дочерью. Кэти Увидев пресс-конференцию, я сразу понимаю, что ситуация изменится, что об исчезновении Рейчел будут трубить все СМИ. Неделя была неспешной, а теперь у нас расследование по делу об убийстве: молодая женщина пропала без вести после посещения вечернего приема в одном из самых элитарных районов Лондона. Обращение убитого горем отца, умоляющего откликнуться тех, кто что-либо знает о его дочери. Уже могу сказать, что этот репортаж попадет в программу шести- и десятичасовых новостей, а «Скай Ньюс» будет гнать его круглые сутки. Фотография Рейчел — тоже во всех СМИ, в газетах, разумеется, на первой полосе. Похоже, это селфи. Рейчел сфотографировала себя в доме Хелен, в той комнате, что ей выделили. Кто-то, должно быть, нашел этот снимок в соцсетях. На ней красное платье, на губах — алая помада. Такой она заявилась на прием по случаю дня рождения Рори. На заднем плане даже различимы полки Хелен, старинная ваза ее матери. Все это глубоко затрагивает и меня. Слишком глубоко. Я в это дело не лезу. Вызвалась подготовить скучный материал о ценах на жилье, который, по-видимому, вряд ли опубликуют. Так что мне нет необходимости сильно напрягаться. Но во второй половине дня я все же не выдерживаю. Звоню Хелен, однако мой звонок принимает автоответчик. Я подумываю о том, чтобы позвонить Чарли, но отказываюсь от своего намерения и потихоньку сбегаю из редакции. Я уже решила, куда нужно сходить. Не знаю, что я ожидаю найти. Может быть, надеюсь, что ничего не найду. Может быть, Джейн ошиблась. Клуб этот популярный. Не исключено, что Рейчел просто захаживала туда иногда. К тому времени, когда я добираюсь до клуба, дождь уже не льет, а моросит. Я миную грязную стену, разрисованную граффити и увешанную афишами, которые наклеены одна на другую. Вечерами по пятницам и субботам вдоль этой стены всегда выстраивается очередь, но сегодня вторник и до открытия клуба еще несколько часов. Я толкаю дверь. К моему удивлению, она не заперта. У выкрашенного в черный цвет входа, где обычно стоят вышибалы, ни души. Окошко гардеробной закрыто, ставни опущены. Держась за перила, я спускаюсь по крутой лестнице. Как мне удавалось не навернуться на ней, когда я была в подвыпившем состоянии? Давненько я сюда не наведывалась. Чарли его диджейство тоже начинает надоедать. С некоторых пор он даже поговаривает о том, чтобы найти настоящую работу. Я его поддерживаю: пожалуй, пора. У подножия лестницы какая-то девушка моет шваброй пол. По виду — еще подросток. На ней обрезанная под грудь футболка с символикой группы «Голдфрапп», обнажающая часть плоского живота с пупком, кроссовки цвета металлик, рваные джинсы. Волосы с одной стороны длинные, с другой — сбритые. Мне ее лицо кажется знакомым. Возможно, я видела ее на вечеринке у Хелен. Девушка поднимает на меня глаза. — Закрыто, — заявляет она со скучным выражением на лице. — Знаю. Простите. Я… я подруга Рейчел. Рейчел Вэллс. Она ведь здесь работала? Вздохнув, девушка отжимает со швабры сероватую воду. — Вы же еще и журналистка? — Она закатывает к потолку глаза. Затем, не дожидаясь моего ответа, добавляет: — О Рейчел никому из нас ничего не известно.