Риццоли смотрела, как он пьет эль, как фыркает, сдувая пену. Ее опять поразило его сходство с обезьяной. Тяжелые брови, толстый нос, жесткая черная растительность на руках. И ходил он как-то по-обезьяньи: ссутулившись, покачивая толстыми руками — вылитый примат. Она знала, что в семье у него полный разлад и что после выхода на пенсию он остался один. Глядя на него сейчас, Джейн испытывала чувство вины, ведь он оставил несколько сообщений на ее автоответчике, приглашал пообедать, а она, вечно занятая, не удосужилась перезвонить. Подошла официантка и спросила, узнав Риццоли: — Вам как обычно, «Сэм Адамс», детектив? Риццоли посмотрела на стакан Корсака. Потом перешла взгляд на его залитую пивом рубашку. — О нет, — ответила она. — Просто колу. — Вы готовы сделать заказ? Риццоли открыла меню. К пиву ее желудок сегодня не был готов, а вот голод она испытывала зверский. — Я съем салат шеф-повара, только соуса побольше, рыбу и чипсы. И на гарнир — жареный лук кольцами. Вы не могли бы принести все сразу? Да, и еще: можно двойную порцию масла для рогаликов? Корсак расхохотался. — Не лопни, Риццоли. — Я очень голодна. — Знаешь, что делает с артериями вся эта жареная дребедень? — Знаю. Значит, тебе не достанутся мои луковые кольца. Официантка взглянула на Корсака. — А что для вас, сэр? — Отварной лосось без масла. И салат с французским соусом. Когда официантка ушла, Риццоли скептически посмотрела на Корсака. — С каких это пор ты начал есть отварную рыбу? — спросила она. — С тех пор, как большой дядя — тот, что наверху, — сделал мне такое внушение. — Ты действительно так питаешься? Это не показуха? — Уже сбросил десять фунтов. И это при том, что я бросил курить, так что, знаешь, это реальная потеря веса. А не просто за счет воды. — Он откинулся на спинку скамьи, весьма довольный собой. — Я теперь даже занимаюсь на беговой дорожке. — Шутишь. — Записался в клуб здоровья. Тренирую сердечную мышцу. Ну, все время измеряю пульс, как положено по программе. Чувствую себя лет на десять моложе. И выглядишь лет на десять моложе — возможно, он набивался на такой комплимент с ее стороны, но она этого не сказала, потому что это было неправдой. — Десять фунтов. Повезло, — сказала она. — Мне бы только удержаться в этом весе. — Ну, а что же ты тогда пиво пьешь? — Алкоголь — это нормально, ты что, не слышала? Последнее слово в науке, печатали в журнале по медицине. Бокал красного вина полезен для сердца. — Он кивнул на колу, которую официантка поставила перед Риццоли. — Что это ты перешла на колу? Помнится, ты всегда пила «Адамс». Она пожала плечами. — Сегодня не хочется. — Здоровье в порядке? «Нет, не в порядке. Я залетела и теперь даже пива не могу выпить, чтобы не блевануть». — Работы много. — Вот и все, что она сказала. — Да, я слышал. Что там с монашками? — Пока еще не знаем. — Я слышал, одна из них родила. — Где ты слышал? — Сама знаешь. Болтают вокруг. — Что еще ты слышал? — Что вы вытащили младенца из пруда. Да, утечка информации неизбежна. Полицейские обменивались друг с другом новостями. Разговаривали со своими женами. Она подумала обо всех, кто был в тот день на пруду: водолазах, санитарах морга, экспертах-криминалистах. Кто-то не удержался и сболтнул, и вот даже отставной полицейский из Ньютона в курсе дела. Она с ужасом ожидала, что же напишут утренние газеты. Убийство и без того было интригующим для публики, а теперь к нему примешивался и запретный секс, так что сюжет был достоин первых полос и теленовостей. Официантка принесла еду. Заказ Риццоли занял почти весь стол, будто его накрыли для семейного торжества. Дорвавшись до еды, она так набросилась на горячий картофель-фри, что обожгла рот, и ей пришлось срочно запивать холодной колой. Корсак, хотя и осуждал жареную пищу, печально посматривал на кольца лука. Потом он перевел взгляд на свою отварную рыбу, вздохнул и взялся за вилку. — Хочешь колечек? — предложила она. — Нет, спасибо. Говорю же, я как будто заново родился. Этот инфаркт, наверное, был лучшим событием в моей жизни. — Ты серьезно? — Да. Я худею. Бросил курить. Знаешь, я думаю, чем черт не шутит — может, и лысина исчезнет? — Он наклонил голову так, чтобы она могла увидеть его голую маковку. «Если его голова и изменилась, то скорее внутренне, а не внешне», — подумала Риццоли. — Да, я стал другим, — подытожил он. Корсак замолчал и сосредоточился на лососе, который, казалось, с трудом лез ему в горло. Риццоли из жалости подтолкнула к нему тарелку с луковыми кольцами. Он поднял голову, но посмотрел не на еду, а на нее. — У меня и дома перемены. Ей вдруг стало неуютно. Судя по его тону и взгляду, он собирался изливать ей душу. Джейн совершенно не хотелось вдаваться в подробности чужой семейной жизни, но она видела, что ему нужно выговориться. — Что дома? — спросила она, уже догадываясь, что сейчас услышит. — Мы с Дианой… ну, ты знаешь, что у нас было. Ты же видела ее. Риццоли впервые увидела Диану в больнице, когда Корсак проходил реабилитацию после инфаркта. При первой встрече она обратила внимание на замедленную речь Дианы и ее стеклянные глаза. Женщина была ходячей аптечкой — напичканная валиумом, кодеином и всем, что ей удавалось выпросить у врачей. Это была давняя проблема, как говорил Корсак, но все равно оставался при жене, поскольку считал, что только так должен поступать мужчина. — Как Диана? — спросила она. — Все так же. Все с той же дурью. — Ты сказал, у вас что-то изменилось. — Да, так и есть. Я ушел от нее. Она знала, что Винс ждет ее реакции. Она молча смотрела на него, не зная, какой он хочет увидеть ее — радостной или печальной. — Господи, Корсак, — произнесла она наконец. — Ты уверен, что поступил правильно? — За всю свою идиотскую жизнь я никогда и ни в чем не был так уверен. Я съезжаю на следующей неделе. Подыскал себе холостяцкую квартирку здесь, на Ямайка-Плейн. Собираюсь обставить ее по своему вкусу. Знаешь, телевизор с большим экраном и самые мощные стереоколонки, чтобы барабанные перепонки лопались. Ему пятьдесят четыре, он перенес инфаркт и собирается рвать перепонки, подумала Риццоли. Он ведет себя как тинэйджер, который ждет не дождется, когда переедет в отдельную квартиру. — Она даже не заметит, что я ушел. До тех пор, пока я буду оплачивать ее аптечные счета, Диана будет счастлива. Боже, даже не знаю, почему я так долго тянул с этим. Полжизни потратил впустую, но с меня довольно. Отныне мне каждая минута дорога. — А как твоя дочь? Что она говорит? Корсак фыркнул. — Можно подумать, ей не все равно. Ее всегда волновали только деньги. «Папочка, мне нужна новая машина. Папочка, я хочу поехать в Канкун». Думаешь, я когда-нибудь был в Канкуне? Она откинулась на спинку скамьи и взглянула на Корсака. — Ты уверен в том, что делаешь?