— Да. Я девочка на две недели. — Вы так смотрите на ваши отношения? — А как еще? Он в Вашингтоне, я здесь. — Джейн в недоумении покачала головой. — Господи, даже не верится, что я залетела. Мне казалось, такое бывает только с глупыми девчонками-малолетками. — Она запнулась. И рассмеялась. — Ну, и что вы теперь обо мне скажете? — Что вы никакая не глупая. — Но невезучая. И, к несчастью, плодовитая. — Когда вы в последний раз беседовали с ним? — На прошлой неделе. Он мне звонил. — Почему вы ему тогда не сказали? — Я еще не была уверена. — Но теперь-то уверены. — И все равно я не собираюсь ничего говорить ему. Я должна выбрать, что нужно мне, а не кому-то другому. — Чего вы боитесь? — Он уговорит меня оставить ребенка. И это внесет сумятицу в мою жизнь. — Вы именно этого боитесь? Или вас больше беспокоит то, что он не захочет ребенка? Что он бросит вас прежде, чем вы уйдете от него? Риццоли посмотрела на Мауру. — Знаете что, доктор? — Что? — Иногда вы сами не соображаете, что говорите. «А иногда, — подумала Маура, глядя вслед Риццоли, которая уже выходила за дверь, — я попадаю в точку». * * * Риццоли и Фрост сидели в машине. Вентилятор гнал холодный воздух, снежные хлопья засыпали лобовое стекло. Серое небо вполне соответствовало настроению Джейн. Она дрожала в замкнутом темном пространстве салона, и каждая снежинка, которая ложилась на окно, словно отгораживала ее от внешнего мира. — Тебе уже лучше? — спросил Фрост. — Голова разболелась. Вот и все. — Уверена, что тебя не нужно отвезти в больницу? — Мне просто нужно купить тайленол. — Хорошо. — Он завел двигатель, потом передумал и снова заглушил его. — Риццоли. — Он посмотрел на нее. — Что? — Если тебе когда-нибудь захочется поговорить… о чем угодно… я с удовольствием тебя выслушаю. Она не ответила, отвернувшись к окну. Вновь уставилась на снежинки, которые складывались в белую филигрань на стекле. — Сколько мы вместе — года два уже? Мне кажется, ты совсем ничего не рассказывала о своей жизни, — сказал Фрост. — Я, наверное, тебе все уши прожужжал насчет нас с Элис. Докладывал о каждой нашей ссоре, а ты слушала, нравилось тебе это или нет. Ты никогда не просила меня заткнуться, поэтому я думал, что ты не возражаешь. Но, знаешь, сейчас я кое-что понял. Ты умеешь слушать, но не умеешь говорить о себе. — Да особо нечего и рассказывать. Он на мгновение задумался. Потом произнес почти смущенно: — Я никогда не видел, чтобы ты плакала. Она пожала плечами. — Что ж, теперь увидел. — Послушай, мы не всегда ладили… — Ты так думаешь? Фрост зарделся, как будто его застали врасплох. Лицо этого парня порой напоминало светофор, который переключался на красный свет при первых же признаках смущения. — Ну, я имел в виду, что мы не приятельствовали. — Что, ты хочешь, чтобы мы теперь стали приятелями? — Я бы не возражал. — Хорошо, мы приятели, — быстро проговорила она. — Что дальше? — Риццоли! — Что? — Я всегда рядом, понимаешь? Я просто хочу, чтобы ты знала это. Джейн заморгала и отвернулась к окну, чтобы он не видел ее реакции. Вот уже второй раз в течение последнего часа она была на грани слез. Чертовы гормоны. Она не знала, почему от слов Фроста ей захотелось расплакаться. Возможно, просто потому, что он проявил чуткость по отношению к ней. По правде говоря, он всегда был добр, но сейчас она особенно остро это почувствовала, хотя какая-то маленькая частичка в глубине ее души предпочитала, чтобы Фрост был толстокожим и не замечал ее страданий. Его слова заставили Джейн почувствовать себя беззащитной и уязвимой, а ей не хотелось, чтобы он видел ее такой. Не этим нужно было завоевывать уважение со стороны коллеги. Риццоли сделала глубокий вдох. Через мгновение слезы ушли. Теперь она смогла взглянуть на Фроста и выдавить из себя нечто в своем обычном стиле. — Послушай, мне позарез нужен тайленол, — сказала она. — Мы что, целый день будем здесь сидеть? Он кивнул и завел мотор. Дворники смахнули со стекла снег, открыв взору небо и белые улицы. Все лето, изнывая от жары, она ждала зимы с ее чистотой и морозом. Теперь, глядя на унылый городской пейзаж, она подумала о том, что никогда больше не станет сетовать на августовскую жару. * * * Вечерами по пятницам в баре Джей Пи Дойла было не протолкнуться среди полицейских. Расположенный поблизости от подстанции бостонского полицейского управления в Ямайка-Плейн и всего в десяти минутах ходьбы от главного управления на Шредер-Плаза, бар Дойла был облюбован копами для пятничных посиделок за пивом и разговорами. Так что, когда Риццоли зашла туда поужинать, она рассчитывала увидеть сплошь знакомые лица. Но вот кого она не ожидала встретить, так это Винса Корсака, который за стойкой бара потягивал эль. Корсак был отставным полицейским из Ньютона, и здешний бар не был его территорией. Он заметил Джейн еще в дверях и дружески помахал рукой. — Привет, Риццоли! Давно не виделись. — Он указал на повязку на ее лбу. — Что случилось? — А, ничего. Поскользнулась в морге, пришлось наложить пару швов. А ты что делаешь в наших краях? — Переселяюсь сюда. — Что? — Только что подписал договор об аренде квартиры тут, неподалеку. — А как же твой дом в Ньютоне? — Долгая история. Послушай, не хочешь поужинать? Я тебе все и расскажу. — Он подхватил свой эль. — Давай найдем местечко в соседнем зале. Эти чертовы курильщики портят мои легкие. — Раньше тебя это не беспокоило. — Да, но тогда я был одним из них. Пожалуй, только инфаркт может превратить заядлого курильщика в поборника здорового образа жизни, думала Риццоли, следуя в кильватере внушительной фигуры Корсака. Хотя он и похудел после болезни, его габаритов вполне хватало, чтобы подобно бульдозеру прокладывать дорогу в толпе завсегдатаев бара. Они прошли в зал для некурящих, где воздух казался кристально чистым. Он выбрал стол под ирландским флагом. На стене в рамках висели вырезки из «Бостон Глоуб» — статьи о давно ушедших и давно умерших мэрах, политиках. В них мелькали имена братьев Кеннеди, Типа О'Нила и других славных сынов Ирландии, многие из которых служили на благо процветания Бостона. Корсак уселся на деревянную лавку, с трудом втиснув свой объемистый живот в узкое пространство. Впрочем, при всей свой грузности он все равно выглядел стройнее, чем в августе, когда они вместе расследовали серию убийств. Глядя на него сейчас, Риццоли не могла не вспоминать то лето. Жужжание мух в зарослях деревьев; кошмарные находки в лесу. Она до сих пор вспоминала тот месяц, когда двое убийц объединились, чтобы воплотить в жизнь свои жуткие фантазии. Корсак был одним из немногих, кто знал, как это дело коснулось лично ее. Они вместе сражались с монстрами и выжили, и теперь между ними существовала незримая связь. И все-таки было в Корсаке что-то такое, что ее отталкивало.