Как странно… Где-то далеко продолжает полыхать пожар войны; полуголодные люди, почти потерявшие надежду на иную жизнь, готовы идти в самоубийственную атаку на эйнерские эскадры. А здесь играет музыка, кто-то танцует, посетители ресторана мирно разговаривают, смеются. И вряд ли хоть один из них заработал на дорогой костюм честным путем, ведь все они — обитатели Роатана. Чувствую на себе чужие взгляды. Этим людям интересно, кого Гордон ведет под руку, кто его новая пассия. «Глупцы! Я не собираюсь быть украшением толстопуза!» Нужно лишь немного потерпеть, а уж потом я что-нибудь придумаю. Обязательно. Не знаю, где роатанцы берут еду, война будто не затронула их поставщиков. Наверное, свободные фермеры пользуются ситуацией. Им ничего не стоит перегнать гидропонные плантации подальше от зоны боевых действий, а на такой станции, как эта, можно наживаться очень долго. Деньги не пахнут. На столе несколько блюд и я не знаю, с чего начать, в нерешительности ковыряюсь вилкой то в одном, то в другом, хотя урчащий живот требует расправиться с едой без промедления. Гордон тем временем разливает рубиновое вино. — За тебя, Вероника. За новые возможности в твоей жизни! Мне нечего ответить. Я просто осушаю бокал и уже без стеснения принимаюсь за еду, стараясь не замечать снисходительную улыбку толстяка. Когда с первым блюдом покончено, он разливает еще по одной порции вина. — Мне доложили, что тебя искал какой-то человек. Хэнк, кажется. Я замираю с вилкой в руке. — Хэлг. Что вы ему сказали? Где он? Гордон пожимает плечами. — Я с ним не разговаривал и понятия не имею, куда он отправился. Хотя… С Роатана не спрыгнешь. Кто он тебе? Твой мужчина? — Напарник. — Тем лучше. Если хочешь, я прикажу компенсировать ему потерю напарницы. Найдет себе кого-нибудь еще. Стараюсь не выдать своего негодования, но чувствую, что щеки покраснели. Этот жирный ублюдок смеет меня оценивать, словно вещь! «Спокойно, Вероника, спокойно. Если он даст Хэлгу денег, хуже нам от этого не станет». — Хорошо. — Расскажи про себя. Откуда ты? — С Расцветающей. — Никогда не слышал. Чем там занималась? — Сначала ходила в школу, как и все дети. Потом поступила в политех, отучилась один курс. А потом прилетели эйнеры и врезали мне горб. Ну, то есть энергоблок. Если бы ты не поторопился уйти, когда я переодевалась, то мог бы полюбоваться на шрамы. Не без удовольствия отмечаю, как Гордон прекращает жевать, а потом и вовсе отодвигает тарелку. Видимо, мои слова произвели на него впечатление. — Три года носила на себе железноголового. Выполняла все его приказы, — продолжаю я, — А в один прекрасный день пристрелила своего хозяина. Сбежала. Щека Гордона нервно дергается. — Хм. Не забудь напомнить, чтобы я держал оружие от тебя подальше. — Обязательно. Он закуривает толстую сигару. — И что теперь? Мстишь эйнерам за загубленную юность? Решаю, стоит ли говорить все, как есть, или наврать с три короба. Но почему-то уверена — от правды будет больше толка. Тянусь к Гордону через стол, подчеркивая тем самым, что мои слова имеют особое значение. — Я их чувствую. Вижу их разговоры, обмен информацией, иногда даже могу понять, о чем они болтают. Толстяк выпускает мне в лицо струю теплого дыма, усмехается. — Неужели? — Угу, — киваю головой, — И им это очень не нравится. Бывает, правда, что эйнеры сами меня чувствуют. Даже определяют, где я нахожусь. Тут он напрягается. Это не слишком заметно, но я понимаю — Гордону не понравились слова о том, что в поисках одного человека чужие могут выйти на Роатан. Что ж, если он не убьет меня и не выгонит со станции, то я, по крайней мере, добилась особого к себе отношения. Теперь я уже не просто девочка для развлечений. Когда останавливаемся у дверей моей комнаты, я вдруг понимаю, что несколько бокалов вина — это перебор. Сам Гордон тоже навеселе. Он отгоняет охрану и те скрываются за углом. — Было бы неплохо… Кхм… — Нет. Но он словно не слышит меня. — Продолжить, так сказать, вечер. Однако я не настаиваю. Пойми меня правильно, Вероника, я вижу, что ты непростая девушка, и вовсе не собираюсь делать из тебя… Ну… — Я поняла. — Да. Вот это самое — то, что ты поняла, — вздохнув, он отстраняется, — Спокойной ночи! Дверь закрывается, щелкает замок. Золотая клетка снова окружает меня крепкими стенами. Я сажусь на пол, у нижней кромки овального окна и вижу, как чей-то корабль отходит от станции, подмигивая маневровыми двигателями. Еще минута и он растворяется в черноте космоса. * * * Время тянется медленно, день за днем. Вот уже две недели прошло с тех пор, как я смотрю на мир через овальное окно. И кажется, что так будет всегда, бесконечно долго — космос за стеклом, зеркала, широкая кровать, запертая дверь. — Твой мужик мне весь мозг вынес. Денег он не берет, с Роатана улетать не желает. Я ему даже корабль предлагал! Мне вдруг становится страшно за Хэлга. Если человек превращается в проблему, от него ничего не стоит избавиться. Особенно для таких, как Гордон. — Дай мне с ним увидеться. — Это еще зачем? Я чувствую, что начинаю закипать. — Ты, черт побери, запер меня в этой гребаной комнате! Я понимаю, тут не работают законы метрополии, я не могу заявить о похищении. Кто я такая? Девушка без связей, без денег, без корабля. Ты запер меня просто потому, что мог, по праву сильного. Но я хочу видеть Хэлга хотя бы раз в неделю, понял? Иначе… Я с собой что-нибудь сделаю! — Ох, дура. Ну хорошо, будешь видеться с ним раз в неделю. — И дай мне возможность выхода в трансгалактическую сеть. Прищурившись, он откладывает сигару, так и не успев ее зажечь. Подходит ко мне ближе. — Дорогуша, ты уже большая девочка и, надеюсь, понимаешь, что исполнение таких капризов надо заслужить. Вообще-то меня больше интересуют возможности твоего сознания, нежели прелестная оболочка, в которой оно содержится. Но ничто человеческое мне не чуждо. Я терпелив, обхожусь с тобой деликатно, однако же не один раз прозрачно намекал, что не против иметь… э-э… более тесные взаимоотношения. Я молчу, поджав губы. — Насчет связи подумаю. Обещать ничего не стану. Неизвестно еще, с кем ты там связываться собираешься и зачем… Теперь Гордон не запирает мою комнату и не оставляет у входа охрану. Пределы его апартаментов я все равно покинуть не могу, но некоторую свободу получила. Видимо, чтобы поменьше возмущалась. Поздно вечером раздается тихий стук. Нехотя поднимаюсь с постели, иду к дверям. Это Рукастый, но я уже знаю его настоящее имя. — Родригес? Не слишком церемонясь, он протискивается в комнату, в последний момент успевая оглянуться — не заметил ли кто. Я смотрю на него с удивлением. — Гордон просил что-то передать? — Да к черту его! Я сам пришел. — З-зачем? — плотнее запахиваю полы халата. — Вероника, послушай! У меня есть кое-какие сбережения. Я знаю, где взять хороший корабль. Может быть завтра будет уже поздно, поэтому… Давай улетим со станции! Улетим вместе! Гордон плохой человек, для него главное извлечь выгоду, а потом он выбросит тебя, как мусор. Ну же, решайся! Я вижу, что он волнуется, лицо раскраснелось, руки дрожат. — Прости Родригес, это слишком неожиданно. Я не могу вот так, сразу… Нахмурившись, он опускает голову. В этом и без того черноволосом человеке есть еще что-то темное, неуловимо жутковатое. — Извини, я… я могу только забыть все, что ты сейчас мне сказал, никому и никогда не рассказывать. Хорошо? Открываю дверь, показывая, что разговор окончен. Выждав еще мгновение он покидает мою комнату, обернувшись лишь раз, уже в конце коридора.