Но меня и не думают отпускать, конвоируют все дальше и дальше от темного перехода, дорогу к которому я вряд ли теперь найду самостоятельно. — Сюда, — заталкивают в шумное, переливающееся всеми цветами заведение, в центре которого танцпол, подпрыгивающие в такт музыке посетители, — На лестницу. Вверх по металлическим ступенькам, сквозь облако табачного дыма, мимо целующейся парочки. Двое проходят вперед, распахивают передо мной дверь, тычком ствола в спину заставляя войти внутрь. Как только тяжелая створка закрывается, в комнате воцаряется тишина. Музыка здесь хоть и слышна, но будто через ватные тампоны, вставленные в уши. — Кто это? На диване сидит тучный человек в темных очках. — Гордон, она работала на улице без разрешения. — Я не… Пистолет снова упирается в спину и я замолкаю на полуслове. Толстяк жестом показывает, чтобы меня посадили в кресло напротив. — Как звать? — Вероника, — по старой привычке носителя стараюсь не смотреть ему в лицо. — Что делала на моей улице? — Я просто вышла погулять. Мы с приятелем недавно прилетели на Роатан и… — На Роатан не прилетают. Сюда падают. Сглотнув, я поднимаю голову, впиваюсь взглядом в темные очки. — Ты прав. Не по своей воле прилетели. Но после того, как угнали у эйнеров корабль, нам было все равно куда бежать. — Беглянка… — снимает очки, подсаживается ближе, — Ходят разговоры про одну девку, которая у Проциона всех голодранцев против эйнеров подняла. А потом исчезла. Он внимательно разглядывает мое лицо, чуть склонив голову на бок. — А вчера гражданские еще в девяти системах дали жару железноголовым. Ну как дали… Пощипали и разбежались. Чудеса, правда? Выдержав его взгляд я криво ухмыляюсь. — Вероника… — повторяет он задумчиво мое имя. Глава 10 — А ну-ка — выйдите все отсюда! Оставьте нас с Вероникой наедине. — Гордон, у нее был нож. Мы ее, конечно, обыскали, но девка опасная. Толстяк поднимает тяжелый взгляд на своих головорезов. — Я сказал выйдите. Все! Слышу за спиной шаги, потом врывающийся в комнату музыкальный гвалт, а после хлопнувшей двери снова тишина. Гордон поднимается, идет к барной стойке, что-то наливает в два стакана. Вернувшись, протягивает один мне. — Давай начистоту, девочка. У Проциона твоих рук дело? Я делаю глоток терпкого, но приятного пойла. Киваю головой. — Моих. И что с того? — Интересно. Очень интересно! И кто ж тебя надоумил? — Своим умом дошла. Глядя на то, как командование флота совершает одну ошибку за другой. — Тут ты права. Вояки не видят дальше своего носа. Впрочем, мне до этого дела нет. Мы не за тех, и не за других, и даже не за третьих. Мы тут сами по себе, проживем при любой власти. Я смотрю на него с легким презрением. — В стороне хотите остаться? Не получится! Рано или поздно эйнеры и до вас доберутся. — Пускай попробуют. Нас еще найти надо. — При желании… — Хватит! — перебивает он меня, — Не будем сейчас об этом. Мне другое интересно. Гордон садится на диван, делает несколько больших глотков из такого же пузатого стакана, как он сам. — Допустим, сама додумалась гражданских объединить. Но почему они тебя послушались? Ринулись на железноголовых, будто ты у них адмирал и все должны подчиняться. Что-то здесь не так… — Не хочешь, не верь. Во мне нет ничего особенного. И я тебе совершенно ни к чему, Гордон. Из меня даже проститутки путевой не выйдет, я тебе всю клиентуру покалечу. Давай разойдемся, а? Он долго размышляет, перебирая в уме догадки, предположения, взвешивая все за и против. Потом расплывается в широкой улыбке. — Обожду пока. Погостишь у меня, освоишься. Вдруг сама захочешь остаться? Рукастый, Солома! В комнату тут же заходят те двое, что притащили меня к Гордону. Волосы у одного из них растрепанные, бледно-желтого цвета — этот, видимо, Солома. А второй — Рукастый — наоборот чернявый, со жгучим, пронзительным взглядом темных зрачков. — Отведите ее ко мне домой, в третью комнату на внешнем кольце. — Там Эйлин живет. — Значит Эйлин пора выселить! Неужели не понятно? — Да, босс! Они начинают суетливо выпроваживать меня сначала из комнаты, а потом и из клуба. Путь от злачных мест Роатана до обиталища Гордона показывает мне все уровни станции, ее блеск и нищету, начиная от убогих улочек с попрошайками до широких внутренних магистралей со стеклянными переходами и ярким светодиодным освещением. — Заходи, — Солома тычком помогает мне перешагнуть порог, — Ванная и туалет там. На шмотки в шкафах не обращай внимания, их уберут. Тебе, если будешь покладистой, Гордон новые подарит. Они оставляют меня одну, заперев на замок. Я стою посреди большой комнаты. Такого просторного жилища у меня, пожалуй, не было за всю жизнь. Под ногами толстый ковер, по которому не хочется ходить в ботинках, я скидываю их, поставив у дверей. В углу широкая кровать, напротив которой камин — возможно, даже настоящий. Вдоль одной из стен поставлен диван, обитый материалом, похожим на бархат, рядом такие же бархатные кресла. В дверцах шкафов зеркала, делающие комнату еще больше. Но главное — окно! Огромное овальное окно, в высоту не меньше трех, а шириной почти пять метров. За ним видны искорки звезд, в отдалении сфера газового гиганта, украшенного тонким кольцом. Прикасаюсь к холодному стеклу. «Как там Хэлг? Что с ним? Ищет меня? Черт, надо же так влипнуть!» В золотой клетке я не чувствую себя лучше, чем в гараже на Расцветающей или в плетеном домике среди деревьев Маргина. Может, здесь мне будет даже хуже. Неволя всегда остается неволей, куда бы тебя не заперли — в тюремную камеру или комфортные апартаменты с отличным видом из окна. За жизнь с удобствами придется так или иначе расплачиваться. Через час ко мне впускают двух служанок, которые молча вычищают полки шкафов, выносят чужие вещи. Они сноровисто, со знанием дела наводят в комнате чистоту и порядок, одна из них оставляет на кровати большой пакет. Снова оставляют меня одну. Хочется посмотреть — что там, под целлофановой оберткой. «Шмотки, скорее всего» — подсказываю я сама себе и отдергиваю уже протянутую руку. «Даже не стоит заглядывать. Меня вполне устраивает своя одежда». Я понимаю, что самым простым и желанным для меня было бы сбежать отсюда при первой же возможности. Но рядом со мной нет Хэлга, которого я не могу бросить хотя бы потому, что сама не умею управлять космическим кораблем. Да и корабля у меня нет. А кроме того… Кроме того, я чувствую, что могу вытянуть из Гордона кое что полезное для себя. Раз уж так легли карты, то не стоит теряться, надо ловить удачу за хвост! * * * — Ты это наденешь. — Неа. Не надену. Гордон подходит ближе, почти прижимая меня к стене большим животом. — Наденешь. Иначе я не возьму тебя на ужин. И утром прикажу не подавать завтрак, а потом обед… Поверь, проще наступить на горло своей песне и сделать то, что я прошу. Жрать-то ведь хочется, а? «Жрать действительно хочется, сукин ты сын…» — И платье красивое. Чем плохо? Стоит чертову уйму денег! Прошло несколько лет с тех пор, как я последний раз надевала платье. Да и не я это была. Юная, наивная девочка, не знающая жизнь. Смотрю на развернутый пакет, на шикарное платье, чувствую, как что-то просыпается во мне, далекое, забытое, из тех самых времен безвозвратно ушедшей юности. Не удержавшись, я прикасаюсь к нежной ткани, поднимаю ее, прижимая к себе, поворачиваясь к зеркалу. Позади тихо закрывается дверь — Гордон вышел из комнаты, решив не мешать мне переодеваться. Стоило бы разозлиться — он ведет себя так, будто я уже согласилась. Но на злость не остается пороха. Что ж, пусть будет платье.