Сосновский мужской монастырь – небольшая, но крепкая обитель, стоящая на самой границе безопасных земель Ассамблеи. Стены у монастыря высокие, заговоренные, братия боевая и неплохо вооруженная, случись чего – сама может укорот парочке стай низших дать. Я бы не удивился, если бы патруль состоял из монахов, они и в самом деле лишь слегка уступают Стражам, да и то только за счет модификаций тела. Но тут были общинники почему-то во главе с настоятелем монастыря. Того самого, в который мы намеревались заехать, чтобы дать знать епархии о нашем возвращении с важными сведениями. Пришлось согласиться со Стефом – все это было очень странно. – Оглядись, – велел он мне. – Они точно одни? Не удаляя дрона, следящего за патрулем, я вторым описал вокруг нас круг и никого больше не обнаружил. – Тогда останавливай их на пятистах метрах, будем говорить. С этими словами граничник отложил винтовку и встал за метатель. А я поймал себя на мысли, что радуюсь возвращению напарника. Не подопечного, не воспитанника, а именно напарника. Того, кто учитывает твое мнение, но при этом способен действовать самостоятельно. В том, что Стефан так всполошился, обнаружив отряд ополчения во главе с монастырским игуменом, не было ничего странного. Хотя, конечно, стороннему человеку это могло показаться необычным – ну как же, братьям по вере да и не радуется, подвоха ждет! Однако сторонний этот был бы полностью не прав, поскольку понятия не имел, насколько жестко внутри Ассамблеи царит устав. Как для мирянина-общинника выглядит Церковь? Священники различных степеней, богослужения в храмах и церквушках, крестные шествия да праздники. Ну еще епитимьи, которые особо суровый батюшка может наложить за брань или мелкие грешки. На деле же Церковь – организация. Точнее даже – военная структура. Каждая епархия, коих на сегодня в Ассамблее числится четыре, состоит из трех епископств. Двенадцать епископов составляют правящий совет – Синод – и ему принадлежит верховная власть в организации. Под ним находятся два крыла: гражданское и военное. Каждое со своим начальником, которого назначает раз в четыре года совет епископов. У гражданского в подчинении монастыри, священники и паства, а у военного – силы, которыми с демонами борются. Такие, например, как Стражи и ревнители. Соответственно, мы со Стефом – представители военного крыла Церкви, а игумен Сосновского монастыря – гражданского. А что это значило применительно к нашей ситуации? Нечего настоятелю с ополчением тут было делать – вот что! Не ходят игумены в патрули, они паству должны духовно окормлять да за хозяйством своим монастырским следить. Поэтому Стеф и напрягся – уж он-то устав чтил всегда, порой даже слишком. А что делает Страж, когда сталкивается с чем-то странным, в привычную картину мира не вписывающимся? Правильно – берет винтовку и на безопасной дистанции начинает задавать вопросы. В пятистах метрах от нас я подогнал дрона прямо к уху игумена. Синхронизировал его динамики, не особенно мощные, но для нашего дела достаточные, с голосом Стефа и дал ему знак, что можно говорить. – Патруль, остановиться, – тут же приказал граничник. – Говорит Страж Стефан Дуров, номер жетона семьдесят два. Назовите цель вашего нахождения на границе земель Ассамблеи. Игумен сначала закрутил головой, но быстро сообразил, что голос исходит не из ближайших кустов, да и вообще слышит его только он. Поднял руку, приказывая отряду остановиться, и степенно произнес: – Здравствуй, Стефан. Я отец Иннокентий, настоятель мужского монастыря в Сосновске, мы с тобой знакомы. У меня приказ встретить тебя и скорейшим порядком доставить в монастырь. – Я и сам туда ехал, отче. К чему этот эскорт? – Приказ архимандрита, Стефан. А ты почему прячешься от нас? – Какого конкретно архимандрита, отец Иннокентий? Их много, знаешь ли. – Саввы, настоятеля Печорского монастыря. – Как он узнал, что я на подходе? – Сыне, ты палку-то не перегибаешь? – надул щеки игумен. – Я уважаю бдительность, но у тебя она уже давно из берегов вышла! Почему прячешься от нас? – Не прячусь, отче, за поворотом реки лагерем встал, да вас приметил. Так как узнали обо мне? – Мне то не ведомо. Может, закончим с допросом? Не по чину действуешь, Страж. – А ты, отче, не по уставу. Почему представитель гражданского крыла поехал встречать граничника? – Мой монастырь на самой границе стоит, кого же еще посылать? И вот тут он прокололся. Саму фразу сказал вроде как естественно, при прочих равных я бы и не заметил ничего подозрительного, однако именно в этот момент игумен поднял руку и почесал кончик носа. Да еще и взгляд бросил на одного из ополченцев – обычного мужика средних лет. Нервничал он, вот что. И вовсе не оттого, что где-то неподалеку сидел Страж с оружием, на него наведенным, понимал, что только безголовый будет по своим палить. Настоятель монастыря что-то скрывал. И, ко всему прочему, понимал, что Стеф задает вполне правомочные вопросы. – Повторюсь. Если с востока ехать, то мимо твоей обители не проедешь. Я так и так туда собирался. – Так чего мы тогда стоим? – Темнишь ты что-то, отче… – Одичал ты в странствиях, Страж. – Может, и так. Оставайтесь на месте, я сейчас подъеду. По знаку Стефа я отключил динамики дрона. И тут же услышал его вопрос, обращенный уже ко мне: – Ну? Чего думаешь, Оли? – Темнит настоятель, – ответил я, не раздумывая. – Это очевидно. – А еще он на мужика одного посмотрел, как будто одобрения от него ждал. – От ополченца, что ли? – Да. – Еще лучше! – Стефан почесал затылок. – Кто в свиту к игумену мог затесаться? Ревнитель под видом ополченца? – Как вариант. Просто не захотели привлекать внимания к тому, что граничника под стражу берут. Народу такое может и не по нраву прийтись. – Логично. – А может, не ревнитель он вовсе, а одержимый? – Игумен или тот мужик? Да окстись, Оли! На церковных землях? Очень сомневаюсь! С другой стороны, Золотоголовый-то от нас отлепился. Уже второй день пошел, а от него ни слуху ни духу. А до этого, ты говорил, он и часа на роздых не давал. И откуда архимандрит Савва узнал о нашем приходе? – Анджей, ревнитель Малахии, мог голубя послать. – Насколько я помню, ты утверждал, что ведьмак птиц передавил? – Ну мало ли? Стеф замолчал, запустив пальцы в волосы. Посидел так пару минут, но ничего не придумав, поднялся на ноги. – От аббатство! Мало того что не помню ничего, так еще и не понимаю! Как же бесит! – Слово «бесит» от «бесов» происходит, – тут же отозвался я с укоризной. – И ругательства по созвучию подобранные – тоже ругательства. Формально ты не сквернословил… – Зануда! Что делаем? – Накрой их залпом с метателя, да и вся недолга! – Оли! – Что Оли? «Что делаем, что делаем…» Мы сюда пять дней добирались! С конкретной целью, между прочим! У нас сведения важные, а ты устроил тут паранойю! Да, согласен, странно, что игумен навстречу поехал. Странно, что узнали о нас так своевременно. Скорее всего, тебя сейчас в монастырь проводят, а там допросят – порядок есть порядок. Но это же наши, Стеф! Наши братья! Ежели им не верить – кому тогда? Напарник покачал головой, принимая мои аргументы. После чего оставил в покое метатель, подошел к панели управления платформой и двинул вперед рычаги. – Никогда еще со мной такого не было… – со смущением произнес он, когда наш транспорт медленно поплыл вперед. – Всегда четко понимал, что происходит. Знал, что делать. А тут… – Смирись, – была бы возможность, я бы хлопнул Стража по плечу, чтобы хоть как-то ободрить. – Выпало тебе испытание тяжкое, но такова жизнь. А Господь никогда не даст больше, чем ты способен вынести. – Да знаю! – отмахнулся Стеф. – Знаю. Только от этого не легче. Спустя несколько минут мы уже подъезжали к остановившемуся за изгибом реки патрулю. Страж уже успокоился и смотрел на общинников спокойно, даже немного высокомерно, будто встречать его было их святой обязанностью. Игумену кивнул, но ручкаться и поклоны бить не стал. Не спускаясь с платформы, произнес: – Ну вот ты меня и встретил, отче. Веди. Настоятель монастыря лицом закаменел, будто не брата встречал, а преступника. И следующей своей фразой окончательно дал понять, что так он к Стражу и относится. – Оружие сперва сдай, сыне. Не должно арестованному оружному ходить. Стеф ощерился по-волчьи, как всегда делал, когда в бой бросался. Но глупостей вытворять не стал. Отстегнул перевязь с квачом, снял пояс с кобурой, положил с ним рядом ручной плазменный метатель. «Ежели им не верить – кому тогда? Да, Оли?» – беззвучно произнес он. 23 Ну хоть с платформы нас не ссадили, и то хлеб! Забрали оружие, деактивировали метатель и, усадив на корму, повезли в монастырь. Молча причем – по дороге к Сосновску сопровождающие с нами почти не разговаривали. От пытавшегося вызнать причину ареста Стефа отец Иннокентий только отмахнулся: – Не мое это дело, Страж. Приказ архимандрита я исполню, а дальше вы уж сами разбирайтесь. И вопросов мне не задавай, не знаю я ответов.