Кушнарёв открыл стоящий возле лестницы шкаф, достал оттуда фонарь. – Пригодится, – объяснил он Калитовскому, – хотя свет там, конечно, есть. Но мало ли… Хмурый Игнат Варфоломеевич согласно кивнул. – Дядя Игнат! Я с вами! – сказала Анфиса. – Нет! – Калитовский-старший сделал упреждающий жест рукой. – Мы спустимся вдвоём с Олегом. Если вы понадобитесь, мы крикнем. – И видя, что Анфиса, помотав головой, сделала шаг к лестнице, произнёс, обращаясь к Позднякову: – Тихон, попридержи жену. Поздняков молча обнял жену и прижал её к себе. Она сразу обмякла в его руках и тихо всхлипнула. – Ну что ты, – прошептал он тихо и погладил жену по голове, – ничего же ещё не известно. – Я боюсь. – Я с тобой. Все остальные напряжённо следили за спускающимися по лестнице Игнатом и Олегом, пока мужчины не скрылись из виду в гулкой глубине. И только слабый отсвет зажжённого фонарика некоторое время ещё метался на щербатых ступенях, как хвост линяющей жар-птицы. Прошли несколько минут, которые показались оставшимся вечностью. – Что-то долго они, – вырвалось у Анфисы. – Свет, наверное, в подвале вырубился, а с фонариком там не скоро всё разглядишь, – пробурчал Эдуард. – Да чего там глядеть-то?! – вопрошающе воскликнула Анфиса. – Неужели не видно, там отец или нет?! – Может, у Никифора сердце прихватило, – осторожно проговорила Калитовская, – и он сознание потерял. – Что вы такое говорите! – возмутился Эдуард. – Наш отец здоров как бык. Даже при таких обстоятельствах Анфиса отметила, что брат, говоря об отце, употребил слово – наш. Она не помнила, чтобы он раньше хоть раз так говорил. И сердце её защемило с новой силой. Разум её раскалывался пополам. Одна его половина советовала ей теснее прижаться к мужу и затаиться, а другая приказывала – беги, беги в подвал. И она не знала, к какой из них прислушаться, поэтому просто стояла на месте и молила судьбу только об одном, чтобы скорее наступила ясность. И вот раздались шаги поднимающихся наверх людей. Первым поднялся Олег, даже при электрическом освещении было видно, что лицо у него белое как мел, а на лбу выступили капли пота. Следом за ним, тяжело дыша, показался Калитовский. – Что там, Олег? – вырвалось у Анфисы, и она раненой птицей метнулась навстречу двоюродному брату. – Дядя Никифор, – прошептал тот непослушными губами и всхлипнул. – Что? Что с папой! Говори же! – Анфиса подлетела к Кушнарёву и стала стучать по его груди своими сжатыми кулачками. – Никифора больше нет, – проговорил Калитовский и достал сотовый. – Как это нет? – ахнула Анфиса, тотчас отступив от двоюродного брата. – Убили дядю! – выкрикнул Олег Кушнарёв и глухо зарыдал, не стесняясь присутствующих. – Как это убили? Что ты несёшь? – закричал Эдуард и рванулся по направлению к лестнице, ведущей вниз. – Куда! – поймал его и удержал на месте Тихон Поздняков. – Пусти меня! Ты не имеешь права! – задёргался Эдуард, но выскользнуть из мощных рук зятя Никифора ему не удалось. Калитовский, вызвав полицию и «Скорую», хотя и был уверен в бесполезности приезда последней, отключил телефон и сел прямо на лестницу. Эдуард в это время всё ещё трепыхался в медвежьих объятиях Позднякова. – Да отпусти ты его уже, Тихон, – проговорил глухо Игнат Варфоломеевич, – пусть идёт, я закрыл подвал на ключ. – А ключ? – вырвалось у Анфисы. – У меня. И отдам я его только полиции. Аделаида Сергеевна подошла к мужу и села рядом с ним на ступеньку. Елизавета Журавко, до этого стоявшая прижавшись к стене, отмерла, подбежала к Олегу, обвила его шею руками и тихо запричитала: – Олеженька, Олежек. – Да замолчи уже, – прикрикнул на неё Эдуард, – без тебя тошно! Устроили тут! – Он собрался уйти. Но Калитовский-старший остановил его, веско проговорив: – Полиция просила всех оставаться на своих местах. – И как долго их ждать? – спросил Эдуард. – Сколько нужно, столько и будем ждать, – ответил Игнат Варфоломеевич. – Я думаю, что если мы выйдем на кухню, то ничего не случится, – проговорил Поздняков, – полиция, судя по всему, приедет не скоро. Вон как дороги занесло. А женщинам тяжело тут маяться на ногах. Ни в туалет сходить, ни попить. – Папа, по-моему, он прав, – проговорил Виталий Калитовский. – К тому же нам всем нужно подкрепиться, полиция будет мурыжить нас долго и основательно, поэтому закусим тем, что осталось в холодильнике. – И у тебя жратва в глотку пролезет? – зарычал на него Эдуард. – Полезет, – спокойно заверил его Тихон, – думаю, что и у тебя тоже. Эдуард подскочил на месте как ужаленный и бросился к зятю. – Эдик! Я прошу тебя! – бросилась ему наперерез Анфиса. Поздняков же смотрел на шурина и едва заметно улыбался. Любому, кроме самого Эдуарда, было понятно, что Тихон способен сбить его с ног одним лёгким щелчком. И только тут зарыдала в голос Снежана Твердохлёбова, которая сначала стояла возле шкафа, а когда услышала слова Игната Калитовского, что её мужа больше нет, сползла прямо по стенке шкафа на пол и так всё время и сидела, опустив голову на колени. Никто не кинулся её утешать. Все вели себя так, будто не видят и не слышат Снежану Твердохлёбову. – Нужно попросить бабу Лушу приглядеть за детьми, – опомнилась Анфиса, – они вот-вот проснутся! – Не вот-вот, но скоро, – согласился Тихон, – иди поднимись к Лукерье Самсоновне и разбуди её. – Я боюсь, Тиша! – Чего? – Она заплачет, – бессвязно пролепетала Анфиса. – Иди с ней, – попросил жену Калитовский-старший. – Да, – кивнула она, и женщины ушли. Мужчины тем временем перебрались на кухню. Глава 7 Тихон оказался прав, полиция и «Скорая» прибыли, только когда уже совсем рассвело. – Думали, вообще до вас не доберёмся, – недовольно пробормотал фельдшер «Скорой», – да и ехать нам сюда уже незачем было, – добавил он ещё сердитее, осмотрев пациента. – Зачем вызывали-то? – Так положено, – ответил Калитовский-старший. – Не знаю, кто это положил, – продолжал возмущаться фельдшер, – только неумно это, гонять попусту в такую погоду машину и людей. – Доктор, кончай зудеть, – дружелюбно попросил его прибывший полицейский, – нас вот тоже вызвали, и мы не возмущаемся. – Так вас по делу вызвали, – не унимался фельдшер, – у вас работы там непочатый край. Поздняков тем временем взял под руку молоденькую медсестричку, дышащую на озябшие руки, чтобы их согреть, и шепнул: – Идёмте, я вас чаем напою. – Нельзя мне, – ответила девушка, – Иван Степанович… Но Тихон не дал ей договорить: – И Иван Степанович чайку попьёт, – и, обратившись к Калитовскому-младшему, крикнул: – Виталь, сделай доброе дело, позови их водителя. Калитовский кивнул и вышел из дому. Назад с водителем он вернулся минут через пять, скорее всего, – того тоже пришлось уговаривать. Все вместе они уломали и фельдшера и отпустили медработников только после того, как те напились чаю и немного поели. Полиция всё это время уже находилась в подвале вместе с Олегом Кушнарёвым и Калитовским-старшим. Остальные пока оставались на кухне под присмотром одного из полицейских. Лукерья Самсоновна Твердохлёбова вместе с детьми Поздняковых была наверху. Все присутствующие клятвенно заверили полицию, что старушка ушла спать в то время, когда хозяин дома ещё находился на глазах у всех в добром здравии. И больше она не спускалась. Капитан полиции не поленился, поднялся наверх, взглянул на старушку и махнул рукой. Сердце старой тётки Твердохлёбова разорвалось от боли, когда она услышала о гибели племянника, и ей захотелось только одного – уйти следом за ним. Но вид плачущей Анфисы и слова Аделаиды Сергеевны о том, что она сейчас как никогда нужна внучатой племяннице и её детям, заставили старую женщину задержаться в этой жизни. Она послушно выпила лекарство, которое ей щедро накапала Калитовская, вытерла слёзы тыльной стороной своей морщинистой руки, прижала к себе Анфису и, покачивая её как маленькую, проговорила тихо: – Осиротели мы с тобой, Анфисушка. Но ничего, как-нибудь. Нам с тобой ещё детушек малых на ноги ставить.