Добравшись до подъезда, в котором жила Пивоварова, Мирослава набрала по домофону номер её квартиры. Долгое время никто не отзывался, потом сонный, слегка охрипший голос спросил: – Кто там? – Лена, доброе утро, это Мирослава Волгина. Откройте, пожалуйста. – Заходите, – отозвался голос. Мирослава услышала звук открывающейся металлической двери. Несмотря на то что над подъездом был козырёк, под него тоже намело снегу. И Мирослава, прежде чем войти в подъезд, потопала на месте, чтобы не нести с собой размокшую снежную массу. Когда она приблизилась к двери девушки, та была уже открыта. – Заходите, – донёсся голос из глубины квартиры, – гостевые тапочки под вешалкой. Мирослава сняла куртку, тапочки искать не стала, но на сапоги натянула бахилы. Она переняла эту деталь у оперативника Рината Ахметова. А его научила надевать бахилы в чужих домах, которые муж посещал по долгу службы, жена Гузель. Она была уверена, что надевать чужую обувь негигиенично, а топтать полы грязной обувью в чужом доме неприлично, зато бахилы легко разрешали обе эти проблемы. Хозяйку дома Мирослава обнаружила на кухне. Девушка сидела закутанная в тёплый халат и пила горячий чай с малиной. – Что случилось? – спросила Мирослава. – Я, кажется, немного простыла, голова болит и знобит. – Температура есть? – Нет. И лекарств никаких не пила. Боюсь навредить ребёнку. – Врача вы, конечно, не вызывали? – Нет, с моими симптомами они меня далеко пошлют, – сказала Лена. – Вы беременны, и это должно учитываться. – Щас! – усмехнулась девушка. – Хорошо, – сказала Мирослава, – если завтра вам не станет легче, я вам привезу врача. – Что вы! Не надо. – Это обсудим завтра. А пока скажите мне, когда вы видели Эдуарда в последний раз? – Тогда и видела, когда вы меня подобрали и домой привезли. – Это точно? – Склероза у меня нет. – Так, может, девичья память? – улыбнулась Мирослава. Пивоварова картинно развела руками. – Тем не менее мне нужна ваша фотография. – В гостиной на журнальном столике лежит альбом. Выберете любую. – И вы не хотите спросить, зачем мне ваша фотография? – приподняла бровь Мирослава. – Нет, – покачала головой девушка, – я вам доверяю. – Вообще-то в наше время нельзя быть слишком доверчивой, – предупредила Мирослава. – Должна же я хоть кому-то в этом мире доверять, – грустно ответила Лена, – на данный момент, кроме вас, мне довериться некому. И если вы захотите меня подставить, то бог вам судья. Мирославу ошарашил этот ответ, полный безысходности, и она, чтобы хоть как-то сгладить обстановку, прикрикнула шутливо: – Отставить разговорчики в строю! – Слушаюсь, товарищ майор, – охотно подхватила её тон Лена. – Вообще-то я всего-навсего капитан, – продолжая дружелюбно улыбаться, отозвалась Мирослава. – Ух ты! Целый капитан! – восхитилась Лена. – Не думала, что частным детективам тоже звания присваивают. – Частным не присваивают, просто я сначала служила следователем. – А почему ушли? – Подчиняться не люблю, – честно призналась Мирослава. – Я тоже, – вздохнула девушка. – Лена, я сейчас должна уйти. Но если вы почувствуете себя хуже, сразу позвоните мне. – Позвоню, – пообещала Пивоварова. О том, что Эдуарда убили, Волгина сообщать ей не стала. Оставив девушку лечиться, она отправилась предъявлять её фотографию соседям Твердохлёбова-младшего. И у неё отлегло от сердца, когда соседи, глядя на неё, качали головой. Одни отвечали, что не видели эту девушку ни разу, а пара пенсионерок сообщила, что видели, но давно. Женщину, которая утверждала, что хорошо разглядела девушку, с которой накануне своей смерти ссорился Эдуард, звали Ольгой Фёдоровной. Фамилия её была Погодина. Посмотрев на фотографию Пивоваровой, Ольга Фёдоровна сразу заявила: – Да что вы! Ничего общего нет! Это простушка какая-то, а та особа явно ухоженная. Мирослава задумалась о том, как же отыскать эту ухоженную незнакомку. Женщина в это время в таких мельчайших подробностях живописала её портрет, что Волгиной пришла в голову неожиданная идея. Она предложила свидетельнице поехать в городской парк, в котором даже в зимнее время можно было найти в павильоне художников, рисующих карандашные портреты всех желающих. – Поедемте, конечно, – обрадовалась Погодина, – заодно на лошадях покатаемся! – На каких лошадях? – опешила Мирослава. – Так в парке же сейчас на тройках катают! С бубенцами! – добавила обрадованно Ольга Фёдоровна. – Хорошо, – согласилась Мирослава, – можно и на тройке покататься, но прежде дело. Пенсионерка оказалась лёгкой на подъём и собралась почти моментально. Приехав в парк, они сразу же отправились к павильону и обнаружили там одного-единственного скучающего художника. – Поработать хотите? – спросила Мирослава. Художник сразу оживился: – Кого рисовать будем, девочки? От обращения «девочки» Ольга Фёдоровна буквально расцвела и готова была начать немедленно позировать такому галантному мужчине, но Мирослава улыбнулась и заявила: – Рисовать будем незнакомку, – после чего спросила: – Вы можете нарисовать портрет со слов? Лицо мужчины удивлённо вытянулось, он с интересом оглядел обеих женщин, почесал в затылке, крякнул, потом махнул рукой в том смысле, что, мол, была не была. И, заговорщицки подмигнув, спросил: – Соперницу, что ли, разыскиваете? – Типа того, – не стала разочаровывать его Мирослава. – Это влетит вам в копеечку, – предупредил художник. – Рисуйте! – Ладно, начнём с лица. Какое оно у вашей красавицы? Овальное, круглое, треугольное, квадратное? – Овальное, – сразу выпалила женщина, – вы угадали, – сказала она художнику, – девушка, которую вы должны нарисовать, на самом деле красавица! – Это облегчает мою задачу. – Чем же? – подозрительно спросила Ольга Фёдоровна. – Красивую женщину всегда приятнее рисовать, чем кикимору какую-нибудь, – пошутил художник. Погодина сердито поджала губы и велела: – Не отвлекайтесь! Вон, вы брови ей совсем не те нарисовали! – Вы же сказали, изогнутые? – Изогнутые, – согласилась Ольга Фёдоровна, – но не до такой степени! Они у неё слегка приподняты, а вы нарисовали луки какие-то! Хоть стрелы в них вставляй! – Так у красавицы брови и есть луки амура, а ресницы – стрелы, – попытался развеселить Погодину художник. – Ничего подобного! – не согласилась Ольга Фёдоровна. – Луки у восточных красавиц, а эта женщина тип северной красавицы. – Северной так северной, – решил не препираться художник и перерисовал брови. Но угодить Ольге Фёдоровне оказалось делом весьма сложным. Мужчина уже сообразил, что с него семь потов сойдёт, пока он выполнит заказ, за который сдуру взялся, польстившись на обещанные деньги. Мирослава в их спор не влезала. Она вполуха прислушивалась к тому, как Ольга Фёдоровна препирается с художником, вполглаза следила за тем, что рисует на бумаге его карандаш, и думала тем временем о своём. Наконец спустя два с половиной часа Ольга Фёдоровна сказала, что портрет очень похож на женщину, которую она видела. Только тут Мирослава пристально вгляделась в карандашное изображение и обомлела. Это была Снежана Твердохлёбова!