Несмотря на мысли, мелькающие в её голове, Мирослава внимательно прислушивалась ко всему, что говорила ей в это время Роза Фёдоровна. Хотя весь её монолог состоял из одних сплошных стенаний и жалоб на жестокосердие Никифора Лаврентьевича и загубленную судьбу Розалии Павловны, которая всю себя отдала «выведению» в люди сына. Орехова так и сказала – выведению. Что именно она имела в виду, для детектива оказалось загадкой, то ли Розалия Павловна, в понимании подруги, вывела сыночка своего, как птенчика из яйца, то ли она пыталась создать нечто более совершенное по отношению к имеющимся в этом мире мужчинам. Но в любом случае эксперимент не удался, так что уточнения были излишни. Заключительным аккордом этого эпохального плача был вывод, сделанный Розалией Фёдоровной: Твердохлёбов получил по заслугам. – Вам нисколько не жаль своего начальника? – не смогла удержаться от вопроса Мирослава. – Как начальника мне Никифора Лаврентьевича, конечно, жаль, – ни минуты не раздумывая, ответила Орехова, – навряд ли наследники смогут вести дела так же хорошо, как он. И, значит, мы все потеряем в зарплате. Но как человек он не вызывает у меня жалости! Вот Розалия и Эдик другое дело… Мирослава не на шутку испугалась того, что Роза Фёдоровна пошла на второй круг оплакивания горькой судьбины подруги и её отпрыска, поэтому поспешила перебить Орехову: – После того как Твердохлёбов оставил семью, на что жили его вторая жена и сын? – Материальное содержание Твердохлёбов положил оставленной семье неплохое, – сухо признала Орехова, но тотчас попыталась затянуть прежнюю волынку, – но ведь деньги – это не главное! – Да? – сделала вид, что удивилась, Мирослава. – Ах, конечно! – всплеснула на этот раз обеими руками Роза Фёдоровна и, покосившись на Мирославу, сделала заключение: – Вы ещё слишком молоды, чтобы испытать это на своей шкуре. – И не говорите, – с улыбкой согласилась Мирослава. Эта мимолётная улыбка насторожила женщину, и она замолчала, попытавшись разобраться, на чьей же стороне детектив. – Я только хотела сказать, – поспешила заверить её Мирослава, – что без денег поднять на ноги ребёнка довольно трудно. – В этом я вынуждена с вами согласиться, – важно кивнула Орехова, – но ведь мальчику требуется отцовское участие. – Совершенно верно. Хотя я слышала, что когда Твердохлёбов расстался с Розалией Павловной, Эдуард уже вырос. – Он учился в институте, – сухо прокомментировала Орехова и спросила: – А вы знаете, где в это время находилась Розалия? – В больнице? – Вот именно! – темперамент Розы Фёдоровны вспыхнул с новой силой. – Розалии Павловне остаётся только посочувствовать, – осторожно заметила Мирослава. – Плюс к этой несправедливости, вы хоть знаете, на кого он её променял? – На женщину с низкой социальной ответственностью. – Мягко сказано! – выпалила Орехова. – Она была настоящей шлюхой! Впрочем, ею и осталась! – Роза Фёдоровна, а вы не знаете, почему Твердохлёбов не вернулся к жене, после того как расстался со своей любовницей? – Понятия не имею! – повела та полными плечами. – Может, Розалия Павловна не захотела простить мужа и принять его обратно? – Ну что вы! – воскликнула бухгалтерша. – Розалия святая женщина! Она бы всё простила своему вероломному мужу. Но я так думаю, что вернуться ему мешали его рога! – Рога? – Конечно! Они после его отношений с этой распутницей так разрослись, что мешали ему приблизиться к порядочной женщине! – Но ведь в конце концов он женился на Снежане Матвеевне. – И вы считаете эту девицу порядочной женщиной? – скривилась Орехова. – Затрудняюсь вам ответить. – Вот то-то и оно, – хмыкнула Роза Фёдоровна, – эта девица тоже пустилась во все тяжкие. И к моменту смерти Никифор Лаврентьевич имел ещё более кустистые рога, – она презрительно фыркнула. – Однако, насколько мне известно, несмотря на все свои недостатки, Твердохлёбов продолжал материально поддерживать вторую жену и уже совсем взрослого сына. – Это было его долгом! – безапелляционно заявила Орехова. Мирослава подумала про себя, что нет такого закона, по которому разведённые мужчины обязаны содержать своих молодых трудоспособных жён и давно выпавших из гнезда детей. Но вслух она этого говорить не стала, прекрасно понимая, что её справедливое высказывание только распалит Розу Фёдоровну и настроит её против детектива. Мирославе же нужно было задать женщине ещё несколько вопросов, поэтому она оставила её вывод без внимания и спросила: – А Розалия Павловна после развода с мужем работала где-то? – Он оставил её больную! – укоризненно напомнила Роза Фёдоровна. – Но потом, к счастью, Розалия Павловна ведь поправилась? – Если это можно считать поправкой, – неохотно согласилась Орехова. – Но вы должны иметь в виду, что Розочка актриса! И притом очень талантливая! Однако как устроиться в театр после того перерыва, который она вынуждена была сделать в то время, когда положила всю себя на алтарь своей любви! – Женщина театрально воздела руки вверх. «Да вы, уважаемая Роза Фёдоровна, тоже актриса», – подумала про себя с иронией Мирослава и сказала: – Значит, с работой у вашей подруги не заладилось? – Не заладилось, – печально кивнула Орехова. – А где после института трудился Эдуард? – У Эдика плохое здоровье, – попыталась отделаться короткой фразой Роза Фёдоровна. – У него инвалидность? – Ну что вы! – В голосе женщины прозвучало возмущение и опасение. – Тогда почему же… – Ему не везло! – перебила детектива Орехова. – Мальчик старался изо всех сил! Несколько раз он пытался начать своё дело! Но вы же знаете, что вокруг столько акул! – Так и Эдуард, судя по всему, тоже не карась, – позволила себе съязвить Мирослава. – Он ещё ребёнок! – укоризненно воскликнула Орехова. – Во всяком случае, он мог бы обратиться за помощью к отцу. – Вы что же думаете, что он не обращался? – Не знаю. – Вот именно, что не знаете! – сердито выпалила бухгалтерша. – Сколько раз Эдик просил у отца денег, а тот если и давал сначала, то вечно укорял, а потом и вовсе перестал давать! – Под обращением за помощью я имела в виду не деньги, – сказала Мирослава. – А что же? – искренне удивилась Орехова. – Отец мог помочь ему устроиться на работу. Хотя бы даже в свою фирму. – А вы хоть знаете, чем занимается наша фирма? – фыркнула Роза Фёдоровна. – Насколько мне известно, пластиковыми окнами. – Вот именно! Пластиковыми окнами! – Орехова воздела указательный палец в направлении потолка. – Не понимаю, что в этом плохого, – пробормотала Мирослава. – В том, что это занятие никак не годится для перспективного, умного мальчика! – Почему? Роза Фёдоровна даже не попыталась скрыть своего раздражения по поводу непонимания детективом, с её точки зрения, простейших истин, но она всё же снизошла до объяснения: – Эдик всю жизнь мечтал заниматься инвестициями. – Чем? Чем? – переспросила Мирослава, думая, что ослышалась. – Ин-вес-ти-ци-ями, – по слогам повторила женщина. – И куда же он хотел инвестировать? – спросила Волгина. – В газовую или нефтяную промышленность, – ответила Роза Фёдоровна таким тоном, словно говорила об обыденном занятии, доступном каждому рядовому россиянину, имеющему на руках хотя бы пару сотен рублей. Мирослава с большим трудом удержалась от того, чтобы не расхохотаться во весь голос. Если честно, то ей хотелось не просто смеяться, но ржать. Тем не менее она спросила с постной миной: – Отец, насколько я поняла, отказался спонсировать мечту сына. – Категорически!