— Спасибо, дружище. Обязуюсь выполнять все твои распоряжения и пить эти странные порошки еще две недели. — Хорошо. Я все разложил и надписал пакетики. Только не забывай! — Он знал? — повернулась я к Этьену, и тот виновато улыбнулся. — Я вчера предупредил их, что мне пора. А тебя не хотел заранее огорчать. Я кивнула со вздохом. Да, так лучше. Прощаться было больно. Я крепилась. Вымученно улыбалась. Моргала, чтобы ни в коем случае не заплакать. И дышала. Дыхание — это наше все. Вдох. Выдох. Я сильная. Вдох. Выдох. Я буду безумно скучать по нему. Вдох. Выдох. Но ему нужно жить дальше. Вдох. Выдох. Как же мне-то теперь без него жить? Вдох. Выдох. Мы сможем. Вдох. Выдох. Главное, чтобы он был счастлив. — Куда? — проглотив комок, спросила я, взявшись за дверную ручку. — Домой. Я возвращаюсь к истокам. И оттуда начну все сначала, — улыбнулся он немного смущенно. Я кивнула, прикрыла глаза и потянулась к эфиру. Раз. Два. Три. Четыре. Пять. Дух перемен идет свой путь искать. Почувствовав, что мы на месте, открыла глаза. Сама отперла замки и открыла дверь. Отступила в сторону, открывая проход, и замерла, сложив перед собой руки. Рауль сгреб меня в объятия, постояв так, поцеловал в макушку. Со вздохом выпустил и шагнул наружу. Оглянулся со своей обычной сияющей улыбкой. — Удачи! — пожелал ему Ориэль. — Больше не попадай в беду! — Не статуей становись! Хрусталь не для гуманоидов, — в типичной своей странной манере напутствовал Феликс. — Прощай. — Я вымученно улыбнулась ему, оставаясь на территории отеля, не выходя за порог. — До свидания, моя чудесная, замечательная, самая лучшая! Пока, ребята! — помахал он нам рукой. Отвернулся и, насвистывая, пошел по дороге к виднеющемуся в отдалении замку. Мы еще с минуту смотрели ему вслед, после чего я медленно закрыла дверь. Заперла все замки. Прислонилась спиной к стене, медленно сползла по ней на пол, подтянула к себе ноги, которые вдруг отказались меня держать. И расплакалась. В голос. С подвыванием. Навзрыд. Захлебываясь слезами. Краем сознания ощутила, что мы покинули мир Этьена. Переместились в ничто в нигде. Но мне было не до этого. Я позволила себе слабость и обычную девичью истерику. Имею право. Я ведь не железная. Ориэль и Феликс не стали пытаться меня успокоить, за что им спасибо. Они просто пристроились по двум сторонам от меня. Малыш цейлин молча прижался к моей руке и замер. Большой уютный филиур нахохлился с другой стороны, и уже я прижалась к его мягкому боку, а он погладил меня по голове. Так мы и сидели втроем, грустные сотрудники «Отеля потерянных душ». А потом я проревелась. Утерла слезы, высморкалась и, отчаянно гнусавя, сказала: — Ну... как бы вот. Можем работать дальше. — У меня в руках тут же появился стакан с газированной водой, и я, глянув на люстру, поблагодарила. — Ты в порядке? — с участием спросил целитель. — Не-а. — Я сделала два глотка. — Совсем я не в порядке. Я в жутком беспорядке. И буду там еще долго. Я, видишь ли, мой маленький друг, втюрилась, как дурочка. А не нужно было, ведь он дух перемен и... Нельзя влюбляться в мужчин всеобщего достояния. — Но ты ведь можешь через эфир заглядывать и узнавать, как он там. — Нет, Ориэль. Я не стану этого делать. Если узнаю, что он встретил другую женщину... Мне будет очень больно. Еще больнее, чем сейчас. Это был чудесный роман с восхитительным мужчиной. И я не хочу омрачать его ревностью или злостью. Этьен Рауль Эрнест Дюфо останется вот тут, — прижала я ладонь к сердцу, — таким, каким мы его знали. Феликс только щелкнул клювом и вздохнул. Цейлин подумал, а потом сказал: — Давай я тебе лицо разглажу. У тебя нос распух и красный. И глаза — щелочки. — Умеешь ты говорить девушкам приятные комплименты, — фыркнула я и повернулась, подставляя зареванную мордашку. Он захихикал и принялся водить пальчиками, стирая последствия бурных рыданий. После мы перебрались в столовую. Я заявила, что мне срочно нужно самый большой и вкусный десерт. И пара рюмок крепкого алкоголя. И я получила и то, и другое. А потом вдруг почувствовала зов. — Ребята, работаем! — поднялась я из-за стола, отодвигая опустевшую посуду. — Мы куда-то пришвартовались. Чья-то потерянная душа в нас срочно нуждается! И начался очередной обычный рабочий день обычных сотрудников необычного места. «Отель потерянных душ» спешил на помощь тем, кто немного потерялся. ЭПИЛОГ Эпилог Вселенная на чудеса горазда — Агата, из номера-джунгли опять доносится громкое рычание. Постоялица из тринадцатого номера жаловалась, — сказал Ориэль, падая в кресло напротив меня. — Ща сдохну, — подперев кулаком подбородок, сообщила я ему. — Реанимирую, — флегматично отозвался он. — Давай не сразу? Можно я полежу без сознания хотя бы сутки? — И бросишь нас с Феликсом одних на весь этот ужас? И не проси! — Замотал головой цейлин. Мы обменялись тоскливыми взглядами. Последние полгода в «Отеле потерянных душ» творился хаос. Где те тихие, спокойные дни, когда мы умирали от скуки, болтаясь в нигде? Если бы только мы могли тогда предположить, как это было хорошо... Но нет. Вероятно, мой дар слышать и проводить информацию из эфира полностью вошел в силу. И не успели мы мяукнуть, как нас начало кидать и швырять из мира в мир. От одних потеряшек к другим. От бед личного характера до глобальных войн. От гнома, застрявшего под обвалом в шахте, до эльфийки, впавшей в многолетнюю депрессию на почве неразделенной любви. От странных шестилапых разумных меховых то ли медведей, то ли муравьедов, до банальных оборотней, страдающих после гибели истинной пары. Где мы только не были за эти шесть месяцев? Кого только не подбирали и не приводили в чувство. В отель заселялись на разные сроки сотни разумных существ. И у каждого своя беда, своя потеря. Кто-то молчал и был близок к эмоциональной коме. Кто-то впадал в ярость и от отчаяния готов был крушить все вокруг. Кому-то хватало просто выговориться и выплакаться. Кому-то нужно было выплеснуть беду через физическую активность. До сих пор с содроганием вспоминаю синекожего мужика, ростом примерно два с половиной метра. Вроде нормально заселился. Оплатил постой на несколько дней ожерельем из костей врагов. А потом его вдруг на ровном месте ни с того ни с сего переклинило, он выхватил топор и давай за мной бегать с воплем, что все женщины твари и их надо уничтожать. Ну, могу сказать, хорошо, что я не забросила тренировки и ежедневно давала себе нагрузку то йогой, то всякими прыжками и бегом по ступенькам. Ага. Иначе того... На одну проводницу эфира стало бы меньше. А так ничего. Побегали, поорали: я от ужаса, он от ярости. А потом проснулся Феликс. Вышел из своей комнаты, поморгал глазищами, колданул, и берсеркер схлопнулся. Брык, и все. Потом валялся в коридоре, пока не очухался. Ориэль его успокоительным накачал. Ну ничего. Очухался постоялец, извинился, понурился и побрел уныло в номер-джунгли. Жил еще кочевник с выводком мелких шустрых детей. Жена умерла очередными родами, оставив его одного со всем этим беспокойным шумным потомством. Вот папаша и поехал головой и нервами. А малышня, лишившись мамы, тоже отчаянно грустила. Подобрали всех, куда деваться-то. Но у детей психика гибкая, подвижная. Новое место, куча необычного, они быстро оклемались. И такой дурдом тут творился... Шум, гам, смех, вопли, вечно кто-то то дерется, то играет... Мы прямо молитву всем богам Вселенной вознесли, когда эта семейка отбыла. Пытались обокрасть отель, к слову. И жутко оскорбились, когда не смогли выйти за порог с распиханным по карманам добром. Оно оттуда исчезло и материализовалось в холле. Еще нас же и обвинили, что мы жлобы. Те, про кого мне сейчас сообщил Ориэль, это наши последние заселенцы. В тринадцатом номере уже второй день обитала оперная певица из некоего мира будущего. Космические полеты, башни до небес, транспорт на магнитных подушках. Дама имела внушительное крупное телосложение, потрясающий воображение бюст, гриву розовых волос, крылья феи и мощный низкий голос. Да, бывает и такое. В театр, где наша клиентка уже много лет являлась при́мой, пришло юное дарование. Очаровательное и дико талантливое. Ну и вот... А в номер-джунгли несколько дней назад заселился немолодой, но крепкий оборотень-медведь. И меня все чаще подмывало свести этих двоих. Чтобы они не слушали вой и рычание друг друга... Пардон, но оперные распевки нашей примы с непривычки сложно отличить от воя.