– Что-то не так? – спросила вслух, усугубляя возникшую неловкость. – Все так! – благосклонно улыбнулся адмирал Маc, едва ли не первым взявший себя в руки. – Здравствуйте, госпожа адмирал! Не желаете присоединиться? – Присоединиться? – задумалась Лиза, пока остальные офицеры произносили уставные формулы приветствия. – До мишени метров двадцать пять? Тридцать? – Ровно двадцать пять, – рассеял ее сомнения адмирал Маc. – Но для вас, госпожа адмирал, мы можем приблизить мишень на десять метров. Из чего будете стрелять? Казалось бы, чего еще желать? Ну, съязвил, конечно, сукин сын по поводу дистанции, но зато пригласил в закрытый клуб. Признал в присутствии других офицеров, что она среди них как минимум «почетный белый». Но контекст, а главное – подтекст, к благодушию не располагал. Другое дело, что в этом техасском холдеме[16], сам того не желая, адмирал сдал Лизе роял-флэш. И вот это уже являлось немереной удачей. – Спасибо, господин адмирал, – вежливо поблагодарила она. – Меня устраивает расстояние, хотя я бы предпочла дистанцию в пятьдесят метров. Однако не менять же правила из-за меня одной! – пожала она плечами и повернулась к Марии: – Лейтенант, будьте так любезны! Мария, сопровождавшая Лизу во всех ее перемещениях по авианосцу, вместо офицерского планшета носила на плече небольшой кожаный портфель на широком ремне. Сейчас, щелкнув замком и откинув клапан, она достала из него трофейный «Горбатов» в открытой – ковбойской – кобуре. – Прошу вас, госпожа адмирал! – Спасибо, Мария! – чуть улыбнулась Лиза и обернулась к ожидавшему ее Масу: – Итак, за кем я в очереди, господин адмирал? – За капитаном Форном, я полагаю. Разумеется, он врал – в глазах офицеров, включая капитана Форна, отразилось смущение. Но адмиральское вранье оказалось Лизе на руку. Форн, стреляющий перед ней, лучшей завязки для «оперетки» и придумать нельзя! – Тогда приступим! – Лиза старательно игнорировала заинтересованные взгляды присутствующих. Еще бы им не смотреть! Наличие такого монстра, как «Горбатов», многое могло сказать о его хозяйке, но отыгрывать назад было поздно – и им всем, и адмиралу. Форн встал к «барьеру», прицелился и начал стрелять. Отстрелялся он в целом неплохо: в среднем темпе, ни разу, правда, не попав в десятку, но зато и не «размазав кашу по тарелке». Нормально, в общем, выступил, имея в виду, что он пилот, а не стрелок. Тем более не офицер спецназа. Да и вырос, судя по всему, не на ферме, где кто не стреляет, тот и не ест. – Кучно! – одобрительно кивнул Маc, передавая мишень «автору». – Ваша очередь, госпожа адмирал! – Благодарю вас! – кивнула Лиза и быстро пошла к линии. Собственно, она не просто шла, а набегала на цель, как научил ее Рощин. Вышла к линии, успев опустить ствол «Горбатого» параллельно стальному настилу палубы, качнулась вперед, занимая удобную стойку для прицельной стрельбы, подхватила правую руку левой, и понеслось! Темп стрельбы регламентировался лишь необходимостью корректировать прицел, так как от выстрелов ствол постоянно уводило в сторону. Не на много, по чуть-чуть, – все-таки у Лизы крепкий, «мужской» хват, – но прицел сбивался. – Где вы научились так стрелять, госпожа адмирал? – вопрос задал командир поста связи лейтенант-коммандер Майкл Маран, но, судя по выражению лиц, остальные офицеры, включая адмирала Маса и капитана Форна, испытывали тот же когнитивный диссонанс, что и офицер-связист. Разрыв шаблона он и в Америке болезненная процедура. – Меня научил муж, – просто и естественно, то есть как ни в чем не бывало, объяснила Лиза, которой незачем было красоваться. И дожимать ситуацию до упора пока не хотелось тоже, не говоря уже о том, чтобы вдаваться в подробности своей непростой личной жизни. – Он в Себерии командир гвардейских пластунов… Ну, это как ваши рейнджеры, я думаю… Вроде того. * * * Больше в тот день ничего экстраординарного не произошло. Отстрелявшись, Лиза «тепло» распрощалась с господами офицерами и, оставив с ними Марию, вздумавшую тоже посоревноваться с мужиками в крутости, отправилась в БЧ-6 к пилотам и механикам. Здесь Лизе было куда интересней, чем в любом другом месте на корабле. Все-таки она была истребителем, даже если последние несколько лет в основном командовала большими, а иногда и очень большими кораблями. Однако и то верно: кто хоть раз попробовал, что это такое – оседлать бурю, тот этого уже никогда не забудет. Ну, а воздушный бой или штурмовка… Что тут сказать? Это как у хищников: того, кто рвал живое мясо, вегетарианцем уже не сделаешь. Поэтому, зайдя в первый подпалубный ангар в начале десятого утра, она – с небольшим перерывом на обед, съеденный тут же под взлетной палубой, – проторчала у пилотов и техников, почитай, целый день. Знакомилась с людьми, изучала технику – американские легкие штурмовики «матадор» и техасские тяжеловозы «бакеро» – спускалась и поднималась в лифтах и по лестницам, привыкая к габаритам и внутренней конструкции ангаров и ремонтных мастерских. Техническая зона ей понравилась: хорошо сконструирована, умно, в смысле функционально устроена, и исполнение не подкачало. Американцы, что бы о них ни говорили в Старом Свете, работяги из первой десятки. Ну, кто там есть в Европе? Англы да саксы, флорентийцы и венецианцы, – но это, считай, одни и те же люди, как пруссаки и баварцы, – и, разумеется, франки и себерцы. Остальные – и ростом ниже, и статью жиже. А за океаном все те же американцы и с большим отрывом – на уровне шведов и прочих фландров – техасцы. Вот, собственно, и все. Остальным или тщательности не хватает, или ума. Или и того, и другого вместе. Ну, не растут у людей руки откуда следует, и все! Хоть кол на голове теши! Или вот взять штурмовики. Хорошие, качественные машины, в которых не стыдно летать и сподручно воевать, строгают те же самые восемь стран. Остальные не в счет. Любители! Лиза двое суток ходила вокруг «матадоров», как мышь вокруг сыра. Обсуждала их с пилотами и механиками, оружейниками и мотористами. Заглядывала под капот и примеривалась к кокпиту, оглаживала, как призового скакуна, читала инструкции и наставления и, в конце концов, не выдержала. Плюнула на политес и приказала приготовить к вылету один из заправленных и боеготовых штурмовиков. А на недоуменный вопрос, не озвученный, но ясно читаемый в красивых голубых глазах, объяснила дежурному офицеру авиакрыла, что хочет опробовать машину сама. В воздухе. – Прошу прощения, госпожа адмирал… – опешил лейтенант Джос Трапед, совершенно не ожидавший, и неспроста, такого поворота дел. – А как же?.. Ну, Лиза его хорошо понимала, но сделала вид, что это не так. – А кто у нас старший по званию? – спросила она строго, и лейтенант был вынужден согласиться, что даже в условиях командной неопределенности, которую создал своими действиями представитель Центрального командования, Лиза – адмирал. И не просто адмирал, а командир корабля согласно приказу, подписанному военным министром Николсоном. Тем не менее и не принять некоторых мер по защите собственного зада Джос Трапед тоже не мог. Поэтому не успели еще механики изготовить аппарат к вылету, как на авансцене появился «поднятый по тревоге» капитан Форн. Положение его, если честно, было хуже губернаторского. Оно конечно, адмирал Мас поручил командование авианосцем и всей авиагруппой именно ему, но очевидная истина заключалась в том, что Лизу от занимаемой должности никто не отстранял. Формально командиром «Рио-Гранде» все еще оставалась она, да и в любом случае стрит-флэш бьет каре, и капитан адмиралу не указ. – Со всем уважением, госпожа адмирал, но стоит ли вам так рисковать? Форн при ближайшем рассмотрении оказался нормальным мужиком. Спокойный, не вредный, без второго дна. То есть скорее служака, чем политикан. К тому же, как и Лиза, родом из истребителей. Но ей все это было без надобности. До тех пор, пока капитан Форн загораживает ей солнце, испытывать к нему уважение или сострадание, понимание или симпатию она не могла по определению. Просто не хотела. – Капитан Форн, строго сказала Лиза, поднимая бровь, – вы кем себя сейчас вообразили? Старшим по званию? Ментором? Моим командиром? Я собираюсь вылететь на «матадоре» и вылечу. Попробуете мне запретить или помешать? – Нет, госпожа адмирал, – покачал головой Форн, – ни запретить, ни приказать я вам не могу. Его положение усугублялось тем, что разговор протекал при свидетелях, и кое-какие вещи капитан сказать вслух просто не мог. Открытый конфликт ставил его в исключительно неудобную позицию, а вот Лизе, напротив, терять было нечего, зато приобрести в случае скандала она могла много чего. Если, разумеется, не она его затеет, этот скандал. – Ну, раз не можете, значит, не следует и пытаться, – пожала она плечами. – Спасибо, госпожа лейтенант-коммандер! – повернулась она к Марии, принимая у своего адъютанта сумку с летным комбинезоном, унтами и прочей необходимой в полете на штурмовике ерундой. – Господа! – теперь она обращалась к техникам и офицерам, находившимся в пределах досягаемости. Я сейчас быстренько переоденусь, но стриптиза не обещаю. Я ношу мужское белье, так что на пляже в Гейвлстоне вам удастся увидеть куда больше, чем здесь и сейчас. А мне жалко времени тащиться в раздевалку на нижней палубе. С этими словами она стала раздеваться прямо в верхнем ангаре у стены. Делала она это споро, на автомате, думая о предстоящем вылете и об удовольствии, ожидавшем ее там, в голубом, пронизанном солнечными лучами небе. – Лиза! – попробовала вернуть ее к реальности Мария, но опоздала. Лиза очнулась от грез, но лишь успела увидеть, как метнулись в сторону взгляды присутствующих при ее переодевании мужчин. И выражения их лиц оценила правильно. «Ну, такой экспромт дорогого стоит, разве нет?» – пожала она мысленно плечами, не испытывая на этот раз ни сожаления, ни неудобства. Дело в том, что, хотя мужчины были заняты делом – каждый своим, но непременно требующим всего без остатка их внимания, – не смотреть вовсе в сторону переодевающейся женщины-адмирала они не могли. Такова природа вещей, которую Лизе следовало принимать в расчет, но она это делала редко. Не сделала и сейчас. Впрочем, как она и обещала, ничего интересного присутствующие не увидели: только руки ниже обреза коротких рукавов черной футболки, да ноги ниже мужских трусов-боксеров, то есть где-то от колен. Другое дело, что в этот момент Лиза напрочь забыла о своих эпических шрамах. Вот их-то – тот, что на левой ноге, и те, что на предплечьях, – народ и узрел. Увидел их и капитан Форн. Увидел, ужаснулся и оценил по достоинству. Но последнюю попытку остановить авантюру – а он, по-видимому, искренно и не без оснований считал Лизин каприз авантюрой – все-таки предпринял. – Если вы хотите кому-то что-то доказать, то я вам и так поверю, – сказал он. – На слово. Худшей реплики в сложившихся обстоятельствах не смог бы измыслить даже самый дрянной драматург. – Вы уж определитесь, капитан, – холодно усмехнулась Лиза в ответ, – кто вы в этой жизни, пилот или штабная крыса? У вас вон крылышки истребителя на груди и куча орденов. Они как, за дело получены или за то, что жопу Масу хорошо лизали? Я же вас самого летать не заставляю. Не барское это дело самому летать… – На слабо берете? – побледнел Форн, наконец нарвавшийся на откровенную грубость. – А есть кого брать? – добила капитана Лиза. Оскорбление чистой воды. Но оскорбление, брошенное как раз вовремя, и по сути верное. В этой ситуации деваться Форну было некуда. Мало того что он не мог теперь помешать Лизе вылететь на «матадоре», он еще и в дерьме искупался. Ему теперь, если Лиза отработает вылет хотя бы на хорошо, придется лететь и самому. А если не полетит, уважать его на этом корабле уже не будут. Вроде бы пустяк, и не командирское это дело летать на штурмовиках, а все равно осадок останется. – Приспичило, валяйте! – бросил он и пошел прочь. Ну, а Лиза усмехнулась в душе, пожала мысленно плечами и полезла в кокпит «матадора». Потом была рулежка, переговоры с диспетчером и… И все, собственно. «Сбылась мечта идиота!» Лиза сосредоточилась, настраиваясь, и легонько тронула штурвал, одновременно поднимая обороты. «Понеслось!» Пронеслась по взлетной полосе, взлетела даже раньше, чем добралась до края летной палубы, набрала скорость, крутанула машину в продольной оси, изобразив перед наверняка наблюдавшими за ней господами офицерами классическую бочку, да не одинарную, а три подряд в непрерывной связке, чего, как она узнала позже, в Техасе никто делать еще не умел. А она мало того, что «провальсировала» с сохранением общего направления полета и набором скорости, так еще и иммельман приплела для общего поднятия тонуса. И своего добилась – «взлетела», как от дозы кокса, – набирая скорость корпусом и восторг пошедшей вразнос душой. Слилась с машиной, почувствовала ее всю, как саму себя, ощутила жар вскипающей крови и вдруг поняла, что она уже не пилот штурмовика, которая просто так погулять вышла, – в смысле полетать, – а валькирия на крылатом коне или неистовая Бадб[17], и небо теперь ей дом родной. Тогда-то и пошло настоящее веселье. Лиза отдалась вдохновению, ну а «матадор» даже пикнуть не смел: шел, куда велено, и делал то, чего от него, кажется, не ожидали даже его собственные конструкторы. В общем, когда села через полчаса на палубу авианосца, у Лизы от передоза адреналина и неизвестных еще туземной науке эндорфинов[18] едва не снесло крышу. Впрочем, увидеть это и понять могла одна лишь Мария. Для остальных Лиза всего лишь вспотела не по-детски, разрумянилась, да еще вот глазки заблестели, как после хорошего секса. Но, с другой стороны, чем высший пилотаж отличается от кувыркания в постели? Практически ничем. * * * Проснулась ночью, что не ново, даже если не по тревоге или от поползновений движимого страстью любовника. Лежала без сна, сжав зубы, широко раскрыв сухие глаза. Внезапно обессилевшая, растерянная, охваченная чувством тревоги, переходящей в тоску. Стоило бы, наверное, всплакнуть или лучше разрыдаться, но не получалось. Раньше вроде бы умела. Как все женщины и абсолютное большинство мужчин. Короче, как все нормальные люди. А потом раз – и все. Как отрезало. А жаль. Слезы – хорошее лекарство. С ними уходит боль. Они вымывают даже гнев, не говоря уже о печали и тоске. Однако сейчас слез не было, и Лизе оставалось маяться всухую. На самом деле, полет на штурмовике ничего изменить не смог. Ни в ее ситуации, ни в душевном раздрае. Да и не мог, наверное. Слишком много всего навалилось на Лизу. И, если по совести, то даже козни мужланов из Центрального командования не являлись в этом смысле главной ее проблемой. Главным, что не странно, являлись единство и борьба противоположностей. Но диалектика Гегеля, какой бы логически отточенной и гениально афористичной она ни была, не могла разрешить жизненного противоречия, возникшего между мужиковатым, но не в смысле внешности, разумеется, – адмиралом Браге и женственной до безумия баронессой фон дер Браге. Один был квинтэссенцией мужественности, со всеми ее достоинствами и недостатками. В этом смысле Лиза была мужчиной даже в большей степени, чем кто-нибудь из тех, кто решил – и не в первый раз, между прочим – загнобить ее из соображений полового превосходства. Она была тем еще бретером и донжуаном. Дуэлянт, гуляка, истребитель и боевой командир, отлитый как минимум из бронзы, если уж не выкованный из оружейной стали. Она и пила, как мужик, и стреляла, и дралась. В общем, «в танго вела она, а не ее», если вы понимаете, конечно, о чем речь. Зато другая она каким-то невероятным образом превратилась в такую женщину, какой никогда не была ни капитан-лейтенант Браге, ни инженер Берг. Эта, другая, женщина была красива и желанна, даже несмотря на шрамы, испоганившие ее прекрасное тело, и не указывая на ум, от которого, как говорят в Себерии, если не горе, то уж точно беда. Взбалмошная и циничная, непредсказуемая и жадная до удовольствий, склонная к кутежам и роскоши, к разврату и излишествам во всем, чем бы ни решила заняться. Эти два «Я» Елизаветы фон дер Браге сосуществовали, переплетаясь, едва ли не до полного слияния, и конфликтуя, едва ли не до полного неприятия, который, житейски говоря, «развод и девичья фамилия». И все это накладывалось на боевой стресс и посттравматический синдром, о котором в это время и в этом мире никто пока еще ничего не знал, на магию и колдовство, в реальности которых Лиза убедилась на собственном опыте, на любовь и ненависть, испытывать которые она никогда не переставала, и на множество других обстоятельств и условий, в которых жила и служила адмирал фон дер Браге. Как ни странно, вчерашний полет только усилил боль. Да, разумеется, было здорово! Но, правду сказать, Лизу разбудил страх. Обычный человеческий страх. Оказалось, полет на штурмовике затронул в душе Лизы те пласты, которые, возможно, и трогать не стоило. Но камень упал, и лавина сошла с гор. Открылись кладовые памяти, и Лиза увидела во сне картины прошлого: полет в пурге, проход над Виндавской зоной ПВО, штурмовики и торпедоносцы, стартующие с палубы «Архангельска» навстречу прущей в лоб английской эскадре… Яркие образы, нетривиальные ощущения, от которых даже во сне бросало то в жар, то в холод. Но закончилось-то все тем, чем все всегда и заканчивалось: той самой атакой на польский тримаран, с которой, собственно, и началась для Лизы новая жизнь. В этом мире и в этом теле. И вот теперь она, командир Браге, лежала без сна, перебирала в памяти цветные камешки – моменты славы и любви – и думала о том, что траектория ее судьбы в очередной раз сделала крутой поворот. И теперь оставалось только молиться, чтобы вписаться в вираж и чтобы хватило высоты для выхода из пике… * * * «Полет на метле» имел последствия. К счастью, если не считать ночных кошмаров, в основном положительные. Впрочем, как и «танец семи покрывал»[19]. Пилоты палубной авиации своих узнают на раз и с ходу разглядели в адмирале Браге «своего парня» и настоящего аса. Ну, а дальше больше. Нашлись в экипаже грамотные и не ленивые люди, которые сопоставили слухи о героических шрамах на ногах и руках адмирала с ее же техникой пилотирования, и дело было сделано. Во время стоянки в Канзас-Сити кое-кто посетил городскую библиотеку, и подшивки газет пятилетней давности легко подтвердили возникшие у некоторых офицеров подозрения, что адмирал Браге это тот самый лейтенант-коммандер Браге, который в одиночку бодался с польским крейсером-тримараном. Фамилию героя за давностью времени помнил один лишь старший навигатор Ирле, да и то был не уверен в правильности произношения. Но даже те, кто помнил о том бое, всегда отчего-то думали, что речь идет о мужчине. Оказалось, нет. Так что за один вылет Лиза заработала серьезное уважение экипажа, увидевшего в ней уже не просто женщину-адмирала, а грамотного и умелого пилота. Теперь во время ее ежедневных обходов авианосца с Лизой заговаривали даже те, кто обычно предпочитал наблюдать за ее действиями со стороны. Впрочем, если одни люди оценили ее вылет положительно, другим он, судя по всему, сильно не понравился. Адмирал Мас разом растерял все свое благодушие и попросту перестал с Лизой здороваться, а Йоахим Форн почел за лучшее забыть об опрометчиво данном обещании и на штурмовике решил не вылетать. Тут, как и в стрельбе по мишеням, много славы не заработаешь, зато стыда не оберешься. А вот Лиза теперь летала каждый день. Сколько бы дел у нее ни было, время на полет находилось всегда. При этом «матадор» нравился ей чем дальше, тем больше, но и тяжелый «бакеро» Лизу не разочаровал. Стильная машина и великолепно подходит как для штурмовок наземных целей, так и для завоевания господства в воздухе.