– Хм, умно вывернулись, герцог Элайн, – её голос становился всё нежнее и слаще с каждым мгновением. Это просто неправдоподобно! Прилив желания коснуться обнажённой кожи Эссы-при и ставшее тяжёлым и беспокойным сердце заставили Уоррена нахмуриться. – Ну что же вы молчите? – улыбаясь, спросила Эсса. – Я ожидаю ещё комплементов. – Вы дьявольски привлекательны. – Умница, Элайн, – вскинув брови и улыбнувшись, снова похвалила Эсса. Её тон ничуть не изменился. Она всё ещё разговаривала с ним как с ребёнком. – Ну хватит, ваше высочество! Она остановилась на пару ступенек выше и улыбнулась только ей свойственной улыбкой – той самой, при которой её глаза казались почти закрытыми. И только редкий блеск тёмно-карих глаз среди чернёных ресниц говорил, что она наблюдает за собеседником. – А как вам моя стрижка? – вдруг провела она ладонью по коротко обрезанным, сильно осветлённым волосам. – Я слышала, вы терпеть не можете, когда леди коротко стригутся. – Это так, но ваша исключительность стала ещё заметнее. И это было полной правдой. Раньше Уоррен не обращал на Эссу такого пристального внимания. – Ах, бедный герцог, – сочувствующе вздохнула принцесса и потрепала его щёку. – Думаете, что мой длительный целибат виновен в том, что я считаю вас восхитительной? – Конечно! – выпалила Эсса. – Идёмте, мой бедный, несчастный герцог. Кажется, собирается дождь. Они стояли на широких ступенях к огромным парадным дверям. Элайн оглянулся назад, и стрела света заходящего солнца, пролетев над верхушками деревьев и ударивший из-под туч, на момент ослепил оранжево-алым. За чудным ровным лугом, край которого Элайн ранее видел в окно, простирался лес – охотничьи угодья, заинтересовавшие императора. А императорская дочка… так возбуждает, что это неприлично даже осознавать. Бесцейн и наследник престола наблюдают за ним с верхней ступеньки. Император прибыл сюда отдохнуть и развлечься, может быть и услышать что-то новое и интересное. Но не это, пожалуй. Уоррен извинился и попытался хотя бы на время смириться с обращением Эссы, которая, играя соблазнительными полуулыбками, повела его так, словно бы он был рассыпающимся в труху стариком, впавшим в детство. Очень хотелось показать ей, что он не ребёнок и не старик, но кажется, это невозможно. И Элайн хмурился всё время. Потом все пили коктейли, и Эсса издевалась ещё жёстче, пытаясь промокнуть его губы платком или упрашивая быть осторожнее и не ронять бокал, ведь он очень хрупкий и если разобьётся… и всё прочее, что обычно говорят совсем крошечным детям. А Уоррен считал себя терпеливым крылатым. Но от шага за границу пристойного поведения его удерживал только взгляд императора. И когда благодаря усилиям Эссы над ним смеялся весь принсипат и наследники советников, император переводил взгляд на Оливию Сильвертон – образец благопристойности. Бесцейн явно ждал, что она скажет "хватит". Но, кажется, герцогиня Си с её невинными помыслами не увидела в поведении Эссы двойного смысла, подмеченного повелителем. Так что из-за дочки Эрика Бесцейна Элайн пережил знакомство с крохотным отделеньицем натурального ада. Было бы хоть немного лучше, если бы Эсса на мгновение позволила понять, что влечение сильно не только в нём, но и в ней. Но по Эссе заметить этого не удалось. Она выглядела так, будто даже не издевается, а от чистого сердца заботится о нём. Ночь за тем прошла тяжело. Во сне Элайн буквально горел, и спас его отец… тем, что поднял с постели и повёл на конюшню. – Я даже не рассказывал тебе об этом замке, – говорил отец, ступая по вымокшей от ночного дождя песчаной дорожке. Ещё не до конца рассвело, но Элайн всё же заметил, что на Соно-Мэйн надвинулась осень. Причём не такая радостная и яркая, какой этот сезон любят перевёртыши, а дождливая и промозглая, слякотная, серо-коричневая. В такую осень человеческие дети непременно хрипло кашляют, фитами овладевает чёрная тоска, и в гости никто не ходит, не желая свечи напролёт сидеть возле камина и долго сушить вещи. – А что с ним? – спросил Элайн. – Замок и правда выглядит так, будто… – Будто предназначен только для приёма императорской семьи и двора? Да. Именно с этой целью и построен. Вир, конечно, разделил со мной почётную обязанность и на следующий местный год Бесцейны отправятся к нему. Но в этом году… Бесцейн будет гостить столько, сколько захочет. И ты должен продержаться без скандалов. – Ты имеешь в виду Эссу? Я бы не оскорбил её всё равно. Никак, поверь! Во-первых, я помню, что ты всегда относился к ней особенным образом, а во-вторых… – Ты слегка солгал. – Нет же… – Ты действительно пялился на её грудь так, что всем стало ясно, каким образом, сколько раз и каким местом ты хотел бы её оскорбить. А позже… да не будь она дочерью императора, и в живых Эссу не оставил бы, наверное, нравится она мне или нет. – Преувеличиваешь, конечно, но… доля правды есть. Поставь себя на моё место! – Я был бы счастлив оказаться на твоём месте! – загремел голос отца, но тут же снова стал мелодичным, бархатистым и проникновенным, как обычно: – Однако я для неё слишком архаичный, уж не знаю, почему кажусь Эссе таким. – Счастлив? Мой целибат – вполне реален! А она… – Элайн глубоко вздохнул и извинился перед отцом: – Прости за всё это. – Надеюсь, ты понял, что даме лучше смотреть в глаза, а не на грудь. – Мне не семнадцать лет, не надо мне объясня… – Но на Эссу ты реагируешь так, будто тебе семнадцать, а она – первая встреченная тобой женщина. – Ничего подобного, – тихонько рассмеялся Уоррен. Не смеяться над этим просто невозможно. – Хорошо, в таком случае обговорим охоту, – устав спорить, продолжил принц Мэйн, ведя Элайна меж стойлами и кивая работникам конюшни. – Тебе предстоит первый день, и он будет сложным. Для приёма императора и выращены, и выучены и первоклассные кони, и вёрткие хитрые кремолы всех возможных расцветок. Эсса-при, однако, объявляет охоту провалом года каждый раз, когда её отцу удаётся подстрелить слишком много зверюшек. Да и сам император со временем начал всё больше ценить по-настоящему изворотливых ушастых противников. Но на самом деле я волнуюсь за жизнь императора. Игрейна Пятая как-то обронила, что падение с лошади – не такая уж редкая причина смерти человека. Они довольно хрупкие существа. – Просто привяжешься к принцессе крови, а Сапфир пусть следует за императором. – Сапфир увяжется за Игрейной. – Не хочешь же ты, чтобы я… – Я, как хозяин владений, должен буду сопровождать императора, куда бы его ни понесла нелёгкая. Фенимор Бесцейн не азартный охотник, а вот Эсса-при… раз десять видел, как она рискует лошадью, якобы случайно направляя её наперерез императору. Я ей уже выговаривал, но она отвечает, что ей жалко кремолов. А лошадей, говорю, не жалко? А она говорит, что они с отцом слишком хорошие наездники, чтобы причинить вред лошадям. Тем более что императора это забавляет. Но бесит меня! Не позволяй ей делать это, хорошо? – Хорошо. То есть… Ты только что дал мне понять, что Эсса-при целенаправленно… – Да, именно, она каждый раз пытается сорвать охоту императора. И каждый раз венценосный отец приглашает дочь снова. Значит, ему всё происходящее нравится. Пожалуй, это собственная игра Бесцейнов друг с другом. – Но ты хочешь, чтобы в этот раз я помешал Эссе-при? – Игрейна Пятая всё ещё кандидат на трон империи. Мы с Сапфиром хотим подстраховаться, а Эсса… займи её. Она действительно способна выкинуть что-то не то. – Эсса-при до сих пор тебя волнует, – понял сын. – Почему ты так и не женился на ней? – Сапфир запретил, если честно, – негромко сказал Рональд Мэйн. – Я не то, чтобы с ума по ней сходил, но она мне нравилась настолько, чтобы как минимум… а потом Сапфир предупредил, что её судьба ходит совсем рядом. Уоррен слышал продолжение этой истории с десяток раз. И об Эссе-при был наслышан достаточно. Её нельзя было назвать любимой дочерью императора, и особенно выдающейся она тоже не числилась, не была ни самой заметной из людей или даже из принцесс крови, не считалась красивой, никто не цитировал её слова и не ставил в пример, но она, как говорили, внушала симпатию почти с первого взгляда. Непосредственная, любознательная, улыбчивая и общительная, она часто покровительствовала самым разным личностям, но никогда не оказывалась участницей скандалов. Впрочем, лучше всего о ней рассказывал тот факт, что Классик – принц-перевёртыш, принц-коварство и принц-садист – настолько проникся обаянием Эссы-при, что женился на ней и несколько раз перезаключал с ней брачный контракт. И это значит, что Эсса либо настолько светлое существо, что даже Классик проникся, либо она изворотлива, хитра и умна настолько, что способна к чему-то такому, что будет запутаннее интриг всех знакомых женщин. Уоррену что-то подсказывало, что Эсса и светлое существо, и всё же хитра одновременно. Отец показывал лошадей, подготовленных для членов семьи императора. Все породистые, быстроногие. Непонятное предчувствие пронзило Элайна. – Рональд! – радостно взревело существо, шагающееся к отцу от дверей. – Алекс? – удивился принц Мэйн, обернувшись. Уоррен оглянулся и увидел принца империи Алекса Санктуария, хозяина проклятого дворца Три-Алле. Один из древнейших, по рождению этот солнцеподобный гигант был человеком. Но в нём не было ни неуклюжести, ни размашистости, какую так и ожидаешь от таких, внешне добродушных огромных разумных, как принц Санктуарий. – Наверное, ты рад меня видеть. – Само собой. Как быстро ты отреагировал на приглашение! – улыбнулся принц Мэйн. – Бриана заставила. Сам я бы из постели не вылез в такую мёрзлую рань. – Надеюсь, жена с тобой? – А как же. Мы с эрцеллет не виделись семнадцать лет, – довольно улыбался Санктуарий. – Думаешь, отпустила бы куда-нибудь одного? – Не могу представить, какого чёрта ты не взял её с собой во вторую экспедицию. – Она была дико зла на меня и за те сорок четыре года, на которые я оторвал её от дочурок. Ещё семнадцать? Да она разорвала бы меня в клочья! А вот в Элайне я злости не вижу. Уоррен только хмыкнул. Не то, чтобы ему было безразлично то, что он пропустил полвека, но он делал в этих путешествиях то, что должен был. И делал это, по сути, ради империи. Это повод для гордости, а не злости. – Иди, Уоррен, я кое о чём расспрошу Алекса, – отослал Мэйн сына. Элайн кивнул и с лёгким полупоклоном отошёл. – Больше не нюхаешь волосы? – поддел вдогонку Санктуарий, вспомнив кое-что из прошлого совместного приключения. Уоррен демонстративно вдохнул запах своих волос, подняв кончики к лицу: – М-м-м! Никакого запаха дыма! – Чем вы там занимались? – засмеялся Мэйн. – Кто чем, – быстро ответил Санктуарий и сменил тему.