– Она отвергла меня раз двадцать. Четыре раза – не только прилюдно, но и кра-айне, крайне унизительно! Да, мне очень комфортно представлять, как я издеваюсь над ней, – закатил глаза Роджер. – Ну о-очень комфортно. – И при этом любишь её. – И люблю. Нет, это правда нормально. Ты слишком милый, Уоррен. Даже для крылатого. – Я вовсе не такой милый. – Пойдёмте внутрь, – на ходу пригласил Брайан. – В прошлый раз Роджер принёс туда ящик фруктового латкора и карты. – Точно! Латкор! – воскликнул Роджер и оставил Уоррена, устремившись во дворец. Дьявол едва успевал за Кардифом. – Отлично! Но недобрые чувства начали возвращаться всё равно, едва Элайн остался один под открытым небом. Лучше держаться рядом с близнецами. Через десяток тактов он уже шёл покрытыми пылью и каменной крошкой коридорами дворца прямо к большому залу под разбитым куполом цветного стекла – оттуда доносилось пение Роджера. Друг пел песню собственного сочинения о том, как весело бывает залиться крылосколом. В песне ещё присутствовали слова: "И-и-и, уже не больно, когда по морде бьют". И в этом весь Роджер. Уоррен частенько бывал в Три-Алле до первой экспедиции. Одна из дочерей Роджера, Бриана, вышла замуж за принца Санктуария, и отчего-то Уоррену очень нравилось наведываться к ней. Она красива и обаятельна, умна и добра, но не старалась скрывать свою неангельскую сущность, против того, чем пытались хвастать почти все знакомые крылатые леди. – Кстати, где сейчас Бриана? – громко спросил Уоррен, войдя в огромный тёмный зал под куполом. Здесь цветные лучи точно так же прорезали воздух, как это виделось снаружи. Когда-то в этом месте танцевали титулованные империи. Ныне можно увидеть, что между каменными плитами пробивается трава, сгнила мебель, обвалились юго-восточные стены, отделяющие зал от взорванных комнат, везде валяются крупные куски камня и стекла. Витражи западной и восточной стен тоже треснули и частично отсутствовали. Потёки явно человеческой крови справа облепили насекомые. Роджер занимался тем, что деловито заворачивал окоченевшее тело светловолосого юноши в чистую белую простыню, стопка коих лежала на столе, поставленном чуть левее центра зала. Под столом – ящик с латкором. Рядом пара стульев и батарея пустых бутылок из-под крылоскола. Брайана нигде не было видно. – Вы здесь устроили что-то вроде клуба для своих посиделок? – поражённо спросил Уоррен. – Прямо здесь?! – Иногда мы находим здесь трупы, приятель, – невесело сказал Роджер, выпрямившись. Он отвернулся от тела юноши. – Иногда смотришь на такого, понимаешь, насколько молод парнишка и думаешь, что привело его сюда, что он пережил, прежде чем пришла смерть. Сначала просто хотелось всё это обдумать. Затем – выпить. Выпить – мне, конечно же. Брайану после таких вот находок тоже очень не по себе. Я должен сказать тебе… не знаю, как ты отреагируешь… Брайан часто вспоминает его здесь в такие дни. Патрик погиб. – Патрик? Шип Валери? Невозможно, – не поверил Уоррен. Перед внутренним взором возник Патрик. Малышу достались прекрасные искрящиеся глаза Морганы, но чаще всего они сверкали яркой зеленью. В его глаза можно было смотреть часами. Они были изменчивы и чисты, похожи на свежую весеннюю листву, сквозь которую иной раз пробиваются солнечные лучи. Моргана – эскортесс, и должна была пить кровь, чтобы успешно выносить ребёнка Брайана. Помочь ей таким образом вызвался Элайн. Точнее, Брайан сам попросил его об этом. И Патрику достались некоторые черты лица и цвет волос Уоррена. В Патрике, пусть и ненастоящем своём сыне, но единственном, кто как-то подходил под это определение, Уоррен видел много близкого и родного. Иногда только растущая на плече мальчика игла напоминала о том, что, по сути, Патрик – сын Брайана, а не Уоррена. Эта игла, шип, выросший на высоту ладони – след церковного проклятия Брайана (бывший святой носил на плече два десятка шипов) – и стала прозвищем Патрика. Шип Валери. Мальчишку узнавали повсеместно. Его все любили. Он рос добрым и честным, сильным и смелым. – Как он погиб? Неужели здесь? – Это случилось через несколько лунных периодов после того, как ты отправился за Роджером, – громко сказал Брайан. Он нёс третий стул с другого конца зала, но его голос был слышен так хорошо, будто он стоял рядом. – И не здесь. И вовсе не из-за проклятия, – добавил Роджер. – Драконы рассказали, что его невеста забеременела, – рассказывал Брайан. – Но Классик пригласил её в свой предел, чтобы помочь ей стать жрицей более высокого ранга, чем она могла бы, просто служи она в храме Сэйи. – Она… перевёртыш? Брайан поморщился и остановился. Ему явно стало больно до потери способности говорить. И пока один из близнецов пытался справиться с нахлынувшим и вытирал со щеки спускающуюся слезу, другой брат, почти точно так же поморщившись и испытывая почти то же самое, смотрел на тело и рассказывал то, что знал: – Её имя – Грир Ллиенса. Она захотела остаться у Классика, когда Патрик пришёл за ней. По факту она убила его, но она не воин и сама бы не смогла. Патрик направил её клинок себе в сердце и помог ей. Мальчишка надеялся, что она одумается. Уверен, что он всё просчитал правильно и доверился её выбору. А девчонка всё-таки его не выбрала. Брайан тяжело и прерывисто вздохнул, когда Роджер смолк. – На моей памяти это первый Сильверстоун, фактически покончивший с собой из-за женщины, – Роджер подошёл к столу, вытащил и раскупорил одну из бутылок и пошёл поливать подсыхающую лужу крови латкором. Затем поднял тело и понёс к выходу. Брайан поставил стул и подошёл к Уоррену, чтобы подвести к столу и усадить: – Шестьдесят один год прошёл, а боль не стихает. Тагир, родившийся после смерти Патрика… пропал без вести на защите планеты. Уоррен, это какое-то дьявольское проклятие. Теперь я только и делаю, что присматриваю за другими мальчишками. Брайан немного помолчал, а Уоррен понял, что такое обязательно надо рассказать и медленно, превозмогая растерянность и горе по потерянному мальчишке, заговорил: – Санктуарий однажды поведал, что в пору идеально чистой веры лишился жены и маленьких сыновей, потому что не внял указанию нечистой силы. Это значило в его истории… что Бог указывает нам правила, по которым следует жить ради достижения всеобщего счастья, а дьявол указывает, чего мы можем лишиться, если будем продолжать верить богу. – Я не помню ничего подобного в священных текстах, – закрыв глаза, сказал Брайан. – Эти священные тексты – история прошлых битв Единого и нечисти. Дьявол же в прошлом не остался, он играет нашими душами здесь и сейчас. Он придумывает новые способы поколебать нашу веру. Возможно же? Тогда согласись, что историю Санктуария стоит дописать к Священным текстам. – Дописать?! Ах да… Знаешь, ты действительный, реальный святой империи, ты имеешь право… дописывай. Я права потерял. Да и верить в такое не хочу. – Не веришь в коварство дьявола? Его ярость раскалена до предела, и если его внимание полностью не сосредоточено на тебе сейчас, то это не значит, что так было и будет вечно. – То, что ты говоришь – ужасно, Элайн. – Да, но ты совершенно правильно трясёшься над сыновьями… сколько их у тебя? – Если не считать Феррона, то четверо. Рок Син унаследовал титул Ливиаранда после того, как погиб Патрик, Джоселин родился Браненбруком, Кей – Уинфордом, а младший, Люсьен Сатвелл, получил графство Тагира. Но тут вернулся снова деловитый Роджер, вручил каждому по вскрытой бутылке латкора, провозгласил тост и принялся расспрашивать Уоррена о последнем путешествии. Ближе к завершению рассказа Брайан не выдержал: – Ты мог бы сказать, жив ли Тагир? Господь, ты знаешь, никогда не говорил со мной после потери святости. Но с Гиром могло что угодно случится… Уоррен сосредоточился на друге и существовании у него сыновей и… не ощутил присутствия Тагира среди живых. Брайан всё понял по взгляду. Роджер что-то ощутил внутри близнеца и тут же, вскочив, прижал рыжую голову к своему сердцу. Проходили доли свечи, четверти, Роджер сел, начал шутить, развеселил. А потом и сам рассмеялся: – Император издал бы указ, чтобы мне зашили рот, если бы сюда заглядывали летшары и снимали нас здесь. – А что, это кощунство – только твоя идея? – спросил Уоррен, имея в виду пьянство и карты в месте многочисленных самоубийств. – Нет, но я не о том. Просто ему показалось бы, что я спаиваю единственных парней, на данный момент имеющих признаки хоть какой-то святости. – Да, зрелище, конечно, вырывает мозг напрочь, – покосился хмурый Брайан, Молитвенный Щит Империи, на чудотворца Уоррена, только что опрокинувшего бутылку и кивнул на карты. – Сыграем? – Если бы я знал, что в нашей реальности ещё можно было бы спать, с кем хочется, и не потерять дар Единого… – протянул Уоррен. – А вдруг можно? – неожиданно нежно и немного лукаво улыбнулся Брайан. – Я тебе живое доказательство того, что лазейку найти можно. Женился бы я по всем правилам на Моргане тогда, в пору несомненной святости, может и не пал бы. Только я не верил, что такое счастье возможно. Я был высокомерен, честно говоря. Роджер помалкивал, отчего-то довольный. Брайан зевнул и принял от Роджера свою часть карт. Взглянул на них с внезапно живым интересом во вспыхнувшем взгляде и положил обратно на стол. Повернулся к Уоррену: – Возможно ты, проходя по жизни, и создашь новое правило, откроешь непреложную истину, которая поможет сотням и тысячам других… верующих… – глубокая печаль вдруг вернулась в глаза друга, и он с трудом продолжил: – Было бы здорово, а? К примеру… твоя… в принципе здравая мысль о том, что дьявол… может забрать семью, откажись ты отступить от веры… – Это не мысль, это история из прошлого Санктуария, – поправил Уоррен, стараясь не замечать изменения в тоне Брайана. – Вовсе не на Клервинде родился этот прохвост. Так же путешествовал с планеты на планету, как и другие древнейшие. И много чего пережил. – Это хоть как-то объясняет то, что Санктуарий прекрасно знает схему функционирования властных структур империи и армии Калледи, – сухо проговорил Роджер и с затаённым участием, но нарочито насмешливо посмотрел на брата: – А что, лапочка моя, ты думал, достаточно быть неправдоподобно смелым, чтобы, взяв с собой парочку даровитых блондинчиков, отправиться в такую экспедицию и успешно завершить её за один день? Брайан, как-то неимоверно сладко и чуточку вызывающе глядя на близнеца, одними губами медленно послал его куда подальше. – Ребята, когда вы вместе, не всегда понятно, кто из вас почти святой, а кому с дьяволом в душе комфортно, – быстро сказал Уоррен, ощущая, что краснеет. Ужасно нездоровая штука этот целибат! Уже и Сильверстоуны кажутся привлекательными. Близнецы одинаково усмехнулись, вперили взгляды в воздух перед собой и переглянулись. Элайн понял, что случайно натолкнул друзей на какую-то мысль. – Да, есть древняя легенда о каком-то… чудовище или полубоге, которого сразили близнецы, Брайан, – вдруг сказал Роджер. – Это единственное упоминание о близнецах в древних эпосах людей. – Что ж, сыграем в старую игру, – кивнул Брайан, став серьёзнее. – Подождите! – повысил голос Уоррен. – Роджер, что же ты делаешь?! Брайана не готовили к битве точно так же как и тебя! Только ты восемнадцать лет готовился к битве с алмазным, он – нет. И ты подставишь брата?! Я понимаю, что тебе хочется увеличить свои шансы на выживание, но… Радужки братьев некоторое время бесконтрольно меняли цвета, но только Брайан взял себя в руки и почти угрожающе пророкотал Уоррену "Не лезь!" Роджеру Брайан пообещал, что они продумают идеальный план и подготовятся так, чтобы выжили оба. – Ладно, – откинулся на спинку стула Уоррен. – Ваше дело. Но я, чтоб вас, высказал здравую мысль. – Империи важен только результат, – слабым и глухим голосом проговорил Роджер. – Алмазный варлорд, ведущий своё царство на завоевание Пенрина, должен быть уничтожен любым способом. Если я этого не сделаю, не сделает Хант, то древнейшим придётся показать свои настоящие силы, а они этого очень не хотят. – Никогда не понимал этого, – сдержанно возмутился Брайан. – Ты должен погибнуть только ради сохранения инкогнито наших древнейших? Это не тянет на причину! – Шесна Коли узнала в Санктуарии героя легенд только благодаря пробивающейся к вечеру щетине, – вспомнил Уоррен. – Надо думать, что наши древнейшие не хотят, чтобы о них так же услышали их давние враги или другие алмазные варлорды, желающие померяться силами. Таким образом они сдерживают угрозу. – Однако я похож на Сапфира, – сквозь зубы заговорил Роджер. – Тот же типаж! Много ли черноволосых крылатых знает эта вселенная?! Это буквально приглашение. А перевёртыши и так рассылали гонцов во все стороны космоса в войну Севера и Юга. – Посмотрим ещё, вдруг Сапфир прикажет выкрасить волосы? – примирительно предположил Брайан. Уоррен вдруг ощутил, как закрываются глаза. – Я устал, девочки, – поднялся Элайн. – Это был дли-и-инный и очень тяжёлый день. Мэйнери стоит на том же месте? – Никуда не делся твой дворец, – пробурчал Роджер и вдруг задорно улыбнулся: – Передавай привет тётушке Агате. – Она убьёт меня за то, что сразу не появился перед ней, – проговорил Уоррен, но тут в голове у него сверкнула догадка: – Ты тянул свои грязные лапы к моей тёте?