По вспыхнувшим щекам Эссы потекли слёзы, но на губах появилась вымученная, почти счастливая улыбка. Ох, эти ужасные улыбки Эссы! Стоит возненавидеть их, чтобы избавиться. – Когда душа рвётся на части, физическая боль кажется такой!.. Она кажется сладкой. Она кажется приятной, бодрящей. Я будто приходила в себя, делая это. Уоррен, Уоррен!.. Резать себя щекотно, когда так больно внутри. – Что за глупости! Больная идиотка! Скажи эту чушь тем, кто лишился конечностей на защите!.. Скажи это тем, кого забили до полусмерти!.. – Ты… я… Мне так больно! – она отвернулась, спрятала лицо в ладонях и заплакала. – Эсса, Эсса… Уоррен уселся рядом с ней и привлёк её к себе. Но она вырвалась, чтобы посмотреть на него с ужасом и воскликнуть: – Уоррен, ты сидишь на стекле! – Не зачем так орать. Я почувствовал сразу, как сел. Чуть позже тебе придётся вытаскивать осколки из моего шикарного зада. – Ну и кто из нас дурак? – Да, всё верно, однажды я должен был перестать верить в свою неуязвимость. Хорошо, что только так, а не как-нибудь похуже. Эсса тяжело вздохнула. – Знаешь, одна из бывших жён Роджера, Луиза, однажды сказала мне кое-что, – припомнил Уоррен. – Она говорила, что однажды у меня появится любимая, у которой будет крупный недостаток, дурная привычка, безумство или что-то такое же неискоренимое. Что-то настолько серьёзное, что раньше не мог поверить, не мог представить себе без смеха или ужаса, что будешь терпеть это. Но однажды вдруг поймёшь, что уже завяз в этом, причём переносишь легко, почти не надрывая душу. Принимаешь этот недостаток или привычку как часть любимого. – К чему ты это? К тому, что моё постоянное лицемерие, моя подавленность и даже якобы попытки самоубийства… это… ты принял это? – Нет, не принял. Я ответил тогда Луизе, что если это серьёзный недостаток, то сумею уменьшить его или нивелировать. Сказал, что никогда не приму спокойно то, что должно было меня задевать. Но… я начал понимать её, мои прежние возражения потеряли смысл. Ты превзошла всё, ты подарила мне рай и ад на земле. – Звучит как ругательство. – Это оно и есть. Я пытаюсь выразить тебе, насколько серьёзное помешательство ты вызываешь у меня. – О… А Луиза… Почему ты начал понимать её? – Я ждал от тебя чего-то подобного этому. Без ужаса, хотя, как все знают, я невероятно сильно люблю тебя. – Любишь, – она слабо улыбнулась. – Почему стесняешься сказать, что хочешь боли? Я бы тебе устроил взбучку. – Когда ты рядом, боли не хочется. Уоррен посмотрел в глаза Эссы, и она мило улыбнулась ему. Иногда после таких слов он ощущал растекающееся по груди тепло, будто услышал крошечную часть признания в любви. Но вот эти слова можно было отнести к его влиянию как чудотворца, а не того, кто нравится. – Тебе нужно переодеться и… помочь мне избавиться от пары осколков, – Уоррен отвёл взгляд и демонстративно вытащил небольшой кусочек стекла из колена. – Ты будто боли не чувствуешь. – Когда дружишь с двумя драчливыми Сильверстоунами, боль быстро теряет остроту и важность. – Валери тоже любит подраться? – Это сложно. После возвращения Роджера с Пенрина всё будто вернулось в первые годы моей с ними дружбы. В ранней юности, как ты могла бы догадаться, священные тексты не останавливали Брайана от того, чтобы врезать тем, кто, как он знает, не обидится, а соберёт зубы, исцелит пасть и с удовольствием врежет в ответ. Ключевое слово – с удовольствием. – И ты умеешь… с удовольствием? – Стал бы я предлагать тебе испытать боль в моих руках. Хотя, полагаю, моё удовольствие всё же спортивного и мстительного порядка, а не… Ветреного. – Люблю тебя за это, – мягко и очень сладко сказала Эсса. На этот раз в груди стало совсем горячо. Едва возникла возможность, Уоррен отправился к двойняшкам Росслеям. Ему немного не повезло, и он нарвался на благочинную семейную посиделку с шоколадом и чтением вслух. И любимая всеми Росслеями Мелисса тоже присутствовала. Она-то, единственная леди в доме, и была занята чтением. Но, не смотря на явное обожание во всех взглядах, направленных на Мелиссу, двойняшки всё же не проигнорировали Уоррена и ушли с ним в кабинет Дануина. Двойняшек Росслеев, как и близнецов Си, было легко отличить друг от друга. Старший, Мэлвин Дануин, не любил стричь свои тёмно-синие волосы, но знал в этом меру и тяготел к тому же стилю, что и Роджер. Его синие глаза, почти того же оттенка, что и у Сапфира, чаще всего смотрели добродушно и светло. В силу происхождения Мэлвин видел ангелоподобных существ. Пусть они казались ему призраками, но почти не бывало такого, чтобы переставал различать их вовсе. Мэлвин как-то раз гулял по столице около трёх свечей, чтобы убедиться, что не потерял способность видеть потустороннее. Но в конце концов его очень расстроил тот факт, что в течение трёх свечей в зоне видимости не оказывалось ни одной живой души, объятой яркими и сильными добрыми чувствами, способными привлечь ангелоподобных. Тайлер, с его откровенно жёлтыми глазами, обладал копной чуть волнистых пепельно-белых волос, казался замкнутым, тихим и очень вежливым парнем. Он всегда был немного мрачноват, но это легко объяснялось способностью видеть тех, кого до панического ступора боялся Уоррен. Тайлер видел их почти постоянно и с самого рождения. И Уоррен долгое время был единственным, кто, кроме Мэлвина, знал об этом. А эти мальчишки были единственными, кто знал о страхе Уоррена. Теперь Уоррен откровенно рассказал Тайлеру и Мэлвину о своих проблемах. – Император знает? – первым делом спросил Тайлер. – Наверняка. Пэмфрой обязан докладывать ему о состоянии дочери. – Тогда скажем полнокровным и обществу тайны, что дело государственной важности. – Но я готов заплатить. – Это поможет, – кивнул Мэлвин Дануин. – Но им ещё нужно объяснить серьёзность дела, чтобы восприняли правильно, – пояснил Тайлер. – В империи не любят, когда полнокровные действуют по чьей-то указке. В империи любят, когда у полнокровных есть право отказаться. Потому форма контракта с ними – лучшее решение. Мы возьмём всё на себя и организуем всё через общество тайны. Ты слышал об этом обществе? – Да. Почему я сам не могу пойти в общество? – …Как-нибудь потом, – уклончиво протянул один из братьев. – Потому что не было прецедента, – сказал другой. – Никто ещё не пытался нанимать полнокровных. Церковь делает вид, что они не существуют, а народ боится даже разговаривать с полнокровными, как бы не вызвать у них желание покончить с собой, в очередной раз обвинив в этом эксперименты Рицки Рашингавы. Так что до сих пор они действовали от своего имени. – Это было так ужасно? Я об экспериментах Рицки Рашингавы. – Внешне вполне приемлемо, – сказал один из двойняшек. – Кстати, – продолжил другой, – я думаю, что об этом стоит поговорить. Ты не слишком торопишься? Эсса-при сейчас может быть в опасности? – Я не тороплюсь, а на счёт опасности… Я наставил в спальне столько крестов, что, пожалуй… не важно. Так что же? – Как ты знаешь, чувства полнокровных затрагивает нечто необъяснимое. Одни видят тёмные силы, другие ощущают присутствие светлых. Хуже всего с рождения было тем, кто ощущает присутствие тёмных ещё острее, чем присутствие живых разумных рядом. Для первых таких полнокровных это было столь мерзко, отвратительно и столь губительно, что даже под контролем принца Рашингавы они, бывало, совершали самоубийство. Рашингава разрешил им исповедовать нашу веру и… уверовавших полнокровных возмутило его желание использовать тёмные и светлые силы, как люди использовали водяные мельницы в древности – для практических задач. Это возмущение не в то русло, к сожалению, направила Феб Мист – одна из полнокровных – и всё пришло к массовому самосожжению. Оставшиеся в живых полнокровные… не такие, как ты, но растёт новое поколение полнокровных, остро чувствующих присутствие демонов, и в последнее время я постоянно привожу им в пример тебя. Как тебе удаётся оставаться таким спокойным и выдерживать атаки дьявола? – Я уже не молод, парни. Многое повидал. – Совет набраться терпения им сейчас не поможет, – вздохнул и отвёл взгляд Тайлер. – Понимаю, но… у меня нет особенного секрета. Просто справляюсь и всё. – Он святой, братишка, – напомнил Тайлер Мэлвину. – Он не был таким раньше. Благодать Единого с ним прямо сейчас. – Но мы не сможем сделать святыми всех полнокровных. – Верно. – Парни, но ваши полнокровные, как я видел, пользуются какими-то жезлами Рашингавы, очищающими даже Три-Алле от проклятия. Что мешает им… – …Использовать те штуки? Общество тайны призвано сдерживать использование технологии Рашингавы, взаимодействующей с тьмой. – Зачем? – Сапфир предсказал, что бесконтрольное использование технологии приведёт к катастрофе, в которой погибнет девять из десяти разумных этой вселенной. Рашингава обещал следить за этим со своей стороны, однако… полнокровные теперь отделены от него и контролем заведует общество тайны. А мы полностью доверяем обществу. Что означает поиск другого способа. – Расскажите об этом обществе тайны. – Нет ничего особенного, что стоило бы знать о нём. В нём всего-то принц Вир и его супруга Клаудиа, её племянница Рхетта, виконт Ойфред и мы. Мы имеем право давить на принца Рашингаву и допрашивать полнокровных. Вот и всё. – Это всё… странно. Но это значит, что вы поможете мне. – Да, – легко и уверенно кивнул Мэлвин. Через три дня первый контракт с полнокровными был заключён. Эсса набиралась сил под присмотром Томаса Пэмфроя, полнокровные следили за динамикой тёмных облаков в Мэйнери, и в начале зимы принцесса тихо объявила о том, что настало идеальное время для зачатия. – Ты готова к мысли, что скоро появится ещё кто-то, так же сильно нуждающийся в тебе, как и я? – ласково спросил тогда Уоррен. Эсса посмотрела так, будто она совершенно не верит в возможность родить здорового малыша. И Уоррен бессознательно почувствовал что-то мерзкое. Он призвал священный символ, но ощущение отвратительного не ушло. Мелькнула догадка и Уоррен задался вопросом о том, где Ветреный. Как всегда, его словно за одежду потянуло прямо вперёд. И потянуло не сильно. Он рядом. Направляется в Мэйнери. Скоро о его визите было доложено. Уоррен отказался принимать его в гостиных и вышел к нему на лестницу, перед этим приказав не спускать глаз с Эссы. – Хочешь видеть Эссу?