Теперь казалось, что ничему не удастся испортить Уоррену вечер. Как вдруг к ним с Эссой подошёл Классик с бокалом в руке, и Уоррен кожей почувствовал недоброе. – Я отправил вам свадебный подарок, – сразу начал принц-перевёртыш. Всё выглядело мирно. Но не по себе было всем троим. Эсса задрожала – Уоррен почувствовал это по её руке и приобнял жену за плечи, притянув к себе. Откуда-то появился Ветреный и подошёл ближе, но просто ухмылялся и смотрел на происходящее. Уоррен поблагодарил. – Но это ещё не всё, – вздохнул Классик и глотнул тореннского, заставляя время тянуться в ожидании продолжения. – Я отправил Эссе ещё один подарок. И для ровного счёта должен сделать ещё один вам, Элайн. Но не приложу ума, что бы это могло быть, – последние слова его были откровенной ложью, но Классика ничуть не смущало, что крылатый, стоящий напротив, это видит. Казалось, так и было задумано. Классик сделал полшага к Элайну и Эссе, и оказался настораживающе близко. – Я задумал открыть вам тайну. 5. Граница его влияния Уоррен весь подобрался, а Классик, наслаждаясь, продолжал: – Пожалуй, это может пригодиться для ваших развлечений в постели. О, не смотрите на меня, как на перебравшего дядюшку-пошляка!.. Элайн, я упрощаю вам путь к удовольствию. Я подготовил это для себя, но… Эсса вдруг прижалась к Уоррену, зажмурившись и спрятав лицо у него на груди. Она была страшно напряжена. Уоррен обнимал её, пытаясь дать ей ощущение защиты, но этого было мало. Он не знал, что происходит, не знал, чего ждать. – Смотрите, Элайн, как это просто, – мягко сказал Классик и щёлкнул пальцами. Услышав щелчок, Эсса изогнулась, тихо вскрикнула и застонала от сильнейшего наслаждения. Уоррен опознал мощный и совершенно неконтролируемый оргазм у своей жены. Он смотрел в её лицо как зачарованный. Где-то на краю сознания плескались мысли о том, что всё это видят гости, что он не единственный мужчина, знающий, как выглядит женщина в момент наивысшего удовольствия. И о том, что Классика убить невозможно. Ветреный тихонько засмеялся. – Очень качественно и натурально, а главное – никакой магии, – с теплотой улыбаясь, говорил Классик. – Ну, хороший подарок я вам преподнёс? Не дожидаясь ответа, бывший муж Эссы отошёл, оставив новобрачных приходить в себя. Уоррену ничего больше не оставалось, кроме как поцеловать Эссу. Она знала, что Классик способен на это. Знала, что он способен так подставить её посреди полного зала гостей. Знала, что останется в подчинённом положении, даже выйдя за Уоррена. Ей нужно было выйти за кого-то более сильного и умного. Надо было выйти за Рональда Мэйна. – Он не смог бы любить меня так, как ты, – хрипло парировала Эсса, и Уоррен понял, что последние свои мысли высказал вслух. – И мне не нужна защита, если ты об этом. Классик не считает меня своим врагом. Это была демонстрация власти надо мной. Ты, милый, принадлежишь Сапфиру. Я – Классику. И это не изменить. Я переделана. – Ты говоришь о себе, как о неживом существе, как о вещи. – Ах, Уоррен, но так и есть. – В этом причина, да? – Уоррен прижался лбом ко лбу Эссы. – Дочь властелина трёх планет находится в рабстве? – Причина чего? – спросила она легко, но Уоррен увидел, как гневно сжались её кулачки. – Причина однажды остаться на дне реки. – Ох, это… Знаешь, почему так невыносимо больно? Знаешь, почему гортензия в огне? Потому что стоит рядом с домом, стены которого раскалены до ослепительно-белого. В доме – эпицентр уничтожающего пламени. Это не просто пожар. Ты видишь всего мгновение перед чудовищным взрывом. Почему-то Уоррен понял, что Эсса говорит о нынешних годах как о затишье перед бурей. И битва с армией непобедимого алмазного варлорда не имеет значения перед полным ужаса периодом, который ожидает империю. – Ты знаешь гораздо больше, чем… но это… – Тебе показалось, – уверенно произнесла Эсса, оттолкнула его, улыбнулась и снова стала самой собой – непосредственной и потрясающе сладкой принцессой крови. Итак, Уоррен Мэйн, империи крылатый герцог Элайн, по прозвищу "третий слепой" и "чудотворец Элайн", едва женившись на принцессе крови Эссе Виноне Бесцейн, узнал, что любой разумный старше шести лет, умеющий щёлкать пальцами, может доставить его жене несравнимое удовольствие. Мог ли он принять другое решение? Назавтра он увёз любимую в свой дом во владениях Мэйнов на Пенрине, Эл-о-Уивер. – А ты действительно можешь себе это позволить? – интересовалась Эсса, проезжая с мужем под сенью красивой аллеи цветущих деревьев. Скоро должен был показаться сам дом. Лошади ступали послушно и ровно. – О, молодожёнам полагается как время уединения, так и время полной свободы для путешествий. Нам, поскольку мы – двое ответственных разумных, способных наступить на горло своим желаниям, полагается неделя на всё. – Мило, – сказала Эсса. Это во всю величину показался дом. Пять этажей, примерно двести шагов в ширину, для резиденции наследника принца на одной из планет… А не велико ли здание? – А я почему-то этого и ожидала. Ты же член принсипата. – Расширенного собрания. – Но вхож туда. – Да, как и большинство вхожих туда наследников, я всего лишь слушатель. Они только объявляют уже принятые решения. То же самое делают на сборе кланов. – И всё же… – Да, для перевёртышей это имеет значение. Но… слушай, дом действительно великоват. – Вовсе нет. Ты – герцог, Уоррен. Герцогам положено… – Было положено когда-то. Наступают иные времена. – Если ты про жизнь на одной из высокотехнологичных четвёртых улиц, то я отвечу тебе. Я думаю, что это не более, чем экзотика. И это пройдёт. На первых улицах как прежде стараются выстроить дома шире и больше. Эсса соскочила с лошади первая и пошла к дому. Не смотря на происшествие на свадьбе, она выглядела всем довольной. Уоррен догнал жену в холле. Она разглядывала картины, развешенные по стенам, и заглядывала в открытые двери. – Мне кажется, или здесь всё преимущественно в сером цвете? – с подозрением посмотрела она. – Да. Нет ни одного витража и ярких красок почти нет. Этот дом, по сути, был выстроен моим прадедом и больше не перестраивался. Свой титул, как ты знаешь, я получил после того, как все мои родственники мужского пола погибли в войне. Кроме принца Мэйна. – Но почему у тебя не оказалось даже очень дальних маленьких родственников? Ведь у тебя должны быть какие-нибудь троюродные братья, успевшие оставить в убежище маленьких сыновей. – Да, только вот война Севера и Юга длилась достаточно долго, чтобы и эти маленькие сыновья выросли, вступили в ряды войск и погибли, не успев оставить потомство. Джереми Дэлсиера взяли в войска в пятнадцать лет. О нём говорили, ставили в пример. Другие пятнадцатилетние тоже рвались помахать мечом, но даже если не все выглядели так взросло, как Джереми, и их просили подождать ещё пару лет, то всё свободное время они посвящали не ухаживаниям за девушками, а тренировкам. И таков результат храбрости и упорства. Или же перевёртыши намеренно уничтожали потомков Мэйна, а я жив только по счастливой случайности. Их прервали старшие сервы, присматривающие за домом. Необходимо было познакомиться. И только когда Уоррен закончил показывать Эссе дом, ему снова выпала возможность поговорить с ней. Шоколад допит, бисквиты съедены, торопиться совершенно некуда. – Сколько ни думал, не смог понять… – начал он. – Ты о том, что я сказала тебе вчера? Я поняла по тону твоего голоса, что ты об этом. Правда же я замечательная жена? – О да, только… – Да, есть это "только". Эсса встала с диванчика и вышла на середину гостиной, будто хотела уйти, но передумала. Некоторое время молчала, глядя в пол. Ощутимо набиралась сил заговорить, и когда начала рассказ, голос её зазвучал глухо. – Слушай внимательно, Уоррен. Пепелище Лифорда – пустошь, выжженная взаимной ненавистью Ли и Мэйна. Но в Три-Алле всё иначе, потому что это отражение. Только замутнённое зеркальное отражение. Реальность проклятия внутри Классика. Но он укротил легион своих демонов и так же, пусть и с большим трудом, справляется с проклятием. Хоакин сделал так, чтобы никто так и не понял, что с ним происходит, но те, кто какое-то время были с ним рядом, ощутили это. Я была его любовницей после развода с Сапфиртой. И знаешь, что я могу сказать, проведя с ним те ужасные периоды? Мне страшно ещё и потому, что личность Классика, миллионы лет не подверженная влиянию, теперь обречена измениться. А когда Хоакин изменится в худшую сторону… Тогда… я просто не хочу знать, что будет тогда. Он превратится в самое ужасное из разумных существ. Империю разорвёт на части. А ведь я любила его и люблю сейчас. Он восхищает. До проклятия я знала его тем, кто стремится к совершенству во всём. Даже не смотря на ту мерзкую историю с Ветреным… я уважала его и готова была принять то, что он перевоспитывает меня, как ребёнка. Да, мне мерзко вспоминать многое из того, что я пережила из-за Классика и Ветреного. Но непереносимо именно то, что меня переделали, перевоспитали не только против моей воли. Элайн, меня переделали для жизни, которой нет! Для жизни в обстоятельствах, которых не существует в нынешней реальности. И Классик сделал это не спросив, не имея на это никакого права… Это бесит меня больше всего! Меня тошнит от современности и обстоятельств! Мне нет в ней места. Я так хочу смириться, но не могу!.. – Так ты любишь его? Ты любишь Классика и потому ты… – Уоррен! Ты меня не слышишь!.. Хорошо. Я не так люблю его, чтобы предпочесть брак с ним наступившему времени с тобой, – очень твёрдо сказала Эсса. – Мои чувства к нему другие. Они основаны на вере в его правоту, вере в него самого, симпатии его взглядам и устремлениям. Когда прежний Классик исчезнет, когда исчезнет тот, кто провёл меня через внутреннее преображение, исчезнет то будущее, ради которого моя душа исковеркана и так болит. Я, такая, какая я есть сейчас, возможно стану нужна. Но ненадолго. Я погибну, сыграв свою роль. К сожалению, это только вопрос времени. Сапфир терпит Классика, потому что Хоакин обладает аурой, вносящей упорядоченность вокруг себя. Классик никогда не играет по правилам, но когда в его планы входит сохранение мира и развитие, Сапфир относительно спокоен. К сожалению, едва всё потеряет форму, ясновидящий объявит священную войну, которая закончится уничтожением Классика. И даже если я переживу всё это, какое будущее меня ждёт? Мне в нём не будет места точно так же, как нет места в современности. – Наш ребёнок… – Он легко переживёт мою смерть, я хорошо знаю разумных, дорогой. Ни один ребёнок не покончил с собой, узнав о смерти родителя. – Картина изменится, когда сын родится, я тебе обещаю. Ты с такой силой полюбишь своего ребёнка, что не захочешь причинять ему боль, даже если её ты обменяешь на свой покой. Ты уже была матерью и глупо спрашивать о твоих отношениях с сыновьями-драконами, но разве ты не обожала их? Разве их слияния… – Я не хочу помнить о тех временах. Я обещала себе, что забуду их. Сапфир… только он виновен в том, что с ними случилось. Знаешь, – она невесело усмехнулась, – после стольких смертей складывается ощущение, что только тебя я могла выбрать в отцы своему ребёнку. Сапфир не даст его в обиду, потому что он – твой. Он защищён от гибели в священной войне, потому что твой и мой. Но только твоего ребёнка я так и не могу родить… – Можешь. Надо набраться терпения. Ну и… наверняка в этот раз всё получится, – он подошёл и, встав за её спиной, обнял как можно крепче. – Но личность Классика… Как он?.. Он проклял самого себя? – Ах Уоррен, ты ведь переживаешь за меня… но мне это никак не помогает. Прости, – она повернула к нему своё лицо и спросила: – Я сейчас очень жестока? – Невообразимо. Но я это… как-нибудь переживу. Я сильный парень. – Да, я на это рассчитывала. Хватит о Классике. Расскажи мне, пожалуйста, о своём путешествии по империи Калледи, – она за руку потянула его к дивану, скидывая на ходу туфельки. – Я слышала о том, что внешняя его политика бесчеловечная и кошмарна настолько же, насколько эффективна, но в самой империи наверняка очень красиво, так ведь?