– Да, а я вовсе не сижу в ванной, – иронично и несколько мрачно поддакнула Эсса. И тут же сладко пропела: – Влюбился, красавчик Элайн влюбился! Влюбился глупо и до слепоты. Уоррен попытался представить, какой необычной особой надо быть, чтобы вот так комментировать влюблённость одного из Красивейших в себя. Тем более, если она уверена в его влюблённости. Как будто не с ней всё это происходит. Ничего не смог окончательно понять, помотал головой и ушёл. Уже вечером Бесцейны и принсипат отмечали объявление о бракосочетании. Уоррена слегка трясло, потому как Ветреный и Классик были рядом, смотрели понимающе, папа невесты – император, а сама невеста могла в любой момент изменить решение, снова создав чудовищную ситуацию, готовую обернуться скандалом. Перчатка, скрывающая синяки на её запястье в любой момент могла быть расстёгнута и сброшена. – Должен разрушить ваши сладкие мечты, но придётся немного отложить подписание контракта, – вдруг довольно громко сказал Джулиан Дарк. – И это "немного", к сожалению, зависит от моего решения о готовности Элайна к определённому рангу в командовании иррегулярными войсками. – То есть Уоррену следует подготовиться к экзамену? – взяв за руку Элайна, мягко спросила Эсса у главнокомандующего. Она так хорошо и естественно смотрелась в роли его невесты, что Уоррену отказала способность конструировать приличные фразы. А ещё она назвала его по имени. – Совершенно верно. Не смотря на то, что Элайн в роли генерала был очень хорош на прежних защитах, за шесть десятков лет военная наука стала ещё серьёзнее. И, как нет уверенности в том, что Приближение Весны нанесёт смертельный удар алмазному царю, так и нет уверенности в том, что Элайн менее чем за год усвоит всё необходимое и проведёт все требуемые учения. Ему предстоит напряжённая работа. – Хорошо, что вы так прямо сказали об этом, Дарк, – проникновенно отвечала Эсса. – Я сделаю всё, чтобы поддержать Уоррена. – Что бы это не значи… – начал, было, принц Санктуарий, изображая замах хлыстом, как все засмеялись. Бриана вдруг подошла и тихонько сказала: – А я думаю, что ты не заслужил всё это. – Ты же… сегодня решила воздержаться от пьянящих жидкостей и судьбоносных высказываний? – Тебе было так тяжело там, на Рилкое. Я видела, с каким трудом, с какой мукой ты извлекал кресты… А теперь это… и война тоже ужасное испытание. Я никак не могу помочь, но буду молиться за тебя, пусть Единый особенно меня и не слушает. Надеюсь, Эсса действительно сделает твою жизнь легче и счастливее. Видимо в глазах Уоррена Бриана прочла, что он на самом деле думает о роли Эссы в своей жизни, потому что вздохнула, бросила на принцессу крови быстрый острый взгляд и пообещала молиться за друга отца каждый день. Ночью Уоррен пошёл к Эссе одновременно с Ветреным и схватил его за плечо в коридоре возле самых дверей: – Я могу следить за тобой почти круглосуточно, – предупредил Уоррен герцога Классического предела. – И призову крест раньше, чем… – Ты же потерял свой дар, разве нет? Уоррен кратко помолился Единому, и в руках возник свет, из которого появился новый символ, обрушенный на то место, где мгновение тому стоял Ветреный. – Ах ты псина помойная, – тихонько выругался перевёртыш и скорым тихим шагом ушёл. Элайн успел скрыться за дверью Эссы прежде, чем на шум в коридор кто-либо вышел. – Кто там? – спросила Эсса. На сей раз она зажгла светильник. И на сей раз – опять полностью обнажённая. – Я слежу за Ветреным. И ты до сих пор спала без охраны и с открытой дверью? – Много лет, – кивнула она. – Но ты понимаешь, что на данный момент следует запираться? – Ветреный – твоя проблема, не моя. – В каком это мире сволочь, оставляющая синяки – не проблема? Вроде не в этом. А ты в каком живёшь? – Догадайся. – Ой, не может быть, – смущённо засмеялся Элайн. – Я не смогу тебя так сильно ударить, даже если от этого будет зависеть острота твоего удовольствия. – Оставим это, – холодно повелела принцесса. – Зачем ещё ты появился? – Ни за чем, разве что ради того, чтобы… – Уоррен, чувствуя себя полнейшим идиотом, подошёл к самой кровати Эссы и снял рубашку: – Разрешишь остаться? – Бедняжка, наши отношения настолько оригинальны, что даже не знаешь, что можно, а что нельзя. Оставайся. Даже если не захочу тебя, всё равно будет очень неплохо. Высокий и красивый золотистого типажа крылатый в моей постели – одно это как минимум приятно. – Хорошо, что ты так к этому относишься, – осторожно заметил Уоррен. – Но как же прошлая ночь? Разве она не была для тебя таким же откровением, что и для меня? – Ты хорош, Уоррен Элайн. В сравнении с Ветреным и Хоакином у тебя есть преимущество: тебе не нужно лезть в глубины моего подсознания, ты заводишь одним своим видом. Ты слишком красивый и запоминающийся. На то, что у Классиков уходит полсвечи, у тебя уходит две доли. Я говорю о прелюдии. – Ветреный и прелюдия? – Своеобразная, но да, пожалуй. – Хорошо. Мы обсудили всех твоих любовников? – Нет, но на место ты поставлен, я так понимаю. Уоррен едва сумел проглотить ругательство в её адрес. Опять она замыслила и провела потрясающую серию ударов, завершив мощным апперкотом. – Надо уже привыкнуть к тому, что любая твоя болтовня имеет конечную цель. – Приму к сведению и буду болтать ещё и просто так. Что бы ты не ожидал подвоха. Ну, ты раздеваешься или передумал? – Ах, какая смелая. А где же та глубоко израненная, роняющая слёзы принцесса, которую я видел в лесу? – На данный момент она пытается не огрызаться. – Назови мне настоящую причину того, почему ты согласилась выйти за меня. – Ты так явно меня хочешь, что твоя способность спокойно разговаривать внушает значимое уважение, – окинув его дерзким взглядом, промолвила Эсса, в заключение сладко улыбнувшись. – Я хорошо себя контролирую. Обычно. Так по какой причине… – Я расскажу тебе потом. В отличие от тебя, я не в настроении разговаривать. Следующим утром Уоррен проснулся довольно рано, и, после того, как Эсса прогнала его, получил возможность подумать над всем, что произошло. Ещё на Рилкое Бриана говорила, что его способность принимать любой бред за норму очень приятна для оригиналов всех мастей. Правда была в том, что Уоррен научился не сходить с ума в тех бредовейших ситуациях, к которым приводила его тесная и частенько излишне преданная дружба с близнецами. Оказываясь в позиции защитника Роджера и прикрывая друга перед его бывшими, прошлыми и будущими любовницами, их мужьями, отцами и сыновьями, Уоррен нахохотался над абсурдом ситуаций свыше нормы. Нахохотался так, что даже не успевал, бывало, уследить за собственными, иной раз несколько беспорядочными, связями. Такое прошлое не могло не приучить оставаться в полном спокойствии тогда, когда делаешь предложение принцессе крови, даже зная, что она тебя ненавидит и в дальнейшем собирается превратить жизнь в ад. Просто потому, что она волшебная и сладкая и хочется ей помочь. Другой мужчина признал бы собственный идиотизм или остановил бы весь этот кошмар, но Уоррен как-то умудрялся справляться с самыми спорными ситуациями раньше. Верил в себя и сейчас. Отправился добывать себе кофе в тусклой утренней мгле. Думал, будет один, но в столовой нашёл Джулиана Дарка. Главком поднебесных уже поднял сервов, и в полном одиночестве пил тот же напиток бодрости, щедро разбавляя латкором. Один из служащих, еле сдерживая зевоту, стоял за стулом Дарка и явно ждал жеста принца, чтобы наполнить его чашку снова. Джулиан Дарк был гением войны, возглавившим защиту планет империи, продолжал расти в своём деле и удивлять минимальным количеством жертв, и простые смертные готовы были на любое действие по его слову. Но Дарк не замечал этого почтения. Он считал важным только то, что к нему никто не лезет ни с вопросами, ни с советами. И если находился дерзкий, то был очень скоро унижен и уничтожен в собственных глазах. Дарк взглянул на Уоррена и туман за окнами рассеялся как по волшебству. Холодный свет наполнил комнату. Джулиан Дарк на мгновение превратился в тёмное пятно. – Командующий, – сказал Элайн, сел напротив и мягко обратился к серву: – Принесите самый большой кофейник, ещё одну чашку и можете быть свободны. Джулиан Дарк посмотрел так, будто хотел убить. Уоррен скорее почувствовал это, чем увидел. Дарк почти всегда смотрел зло из-за неяркой красновато-чёрной плёнки, покрывающей его радужки и почти полностью скрывающей зрачки – эта плёнка облегчала ему командование поднебесной частью защиты планеты, да и управление регулярными войсками в мирное время. Когда-то она была абсолютно красной и чуть менее жуткой. Но на этот раз Дарк, похоже, и вправду не испытывал ничего хорошего: – Ещё раз намекнёшь, что я плохо обращаюсь с сервами, и я устрою тебе самую сложную из всех внеочередных аттестаций, и только от степени твоего провала будет зависеть, на сколько рангов я тебя понижу. – Я просто отослал парня, – оправдывался, примирительно подняв руки, Элайн. – Да, отослал, но уж что я помню с детства, так это твоё снисходительное выражение и мягкий тон: "Джулиан, ты не должен так обращаться с людьми. Это унижает их достоинство!" – Если бы не я тогда, то ты и с офицерами высшего состава обращался бы как с ничтожествами. – Ты слишком много о себе думаешь, будущий рядовой. – Правда? А мне кажется, я был единственным из всех знакомых твоего отца, кто не целовал тебя в задницу. – Меня никто не целовал в задницу, а ты был единственным, кому хватало наблюдательности и мозгов, чтобы обратить внимание на меня в детстве, и искренности, чтобы дать подзатыльник, пока отец этого не видит. – Это было всего один раз! – Я запомнил, будь уверен. – Как? Прошла тысяча лет. – Я и через четыре тысячи тебе этого не забуду. Элайн расхохотался. Да, однажды он действительно слегка двинул избалованному до фантастического уровня первенцу Роджера. Мальчишке достаточно было восьми недель, чтобы начинать задирать нос перед каждым новым учителем и тыкать беднягу в пробелы в знаниях. Исключение составляли некоторые преподаватели по дисциплинам военного дела, и в попытках превзойти и их, Джулиан шёл на самые разные меры. Однажды он собрал сервов дворца Енгори в прилегающем парке, разделил их на отряды и заставил их колотить друг друга. Но чтобы понять, как боль и страх боли влияют на сознание и способности, он заплатил сервам за серьёзные побои и принялся наблюдать. В ожидании Роджера и обещанной тренировки с ним, Уоррен и наткнулся на всё это. Сначала он остановил сервов, перекричав шум, а затем выругал прямо перед ними Джулиана, действительно дав подзатыльник. Роджер бы такого не сделал. Он обожал своего первенца так, как не обожала Джулиана его родная мать. И с присущим ему обаянием заставлял всех вокруг превозносить и бесконечно одобрять своего сына. Для Джулиана не существовало никаких законов в то время. Но сначала армия, а потом дед, Ричард Сильвертон, немного изменили его. Нет, Уоррен ни разу не посчитал себя ответственным за становление личности Джулиана Дарка. Сильвертон сделал бы то же самое, но его никогда не было рядом – в то время он был предводителем крылатых и фактически управлял делами на всей старой планете, своим авторитетом подавляя даже монархов людей. – Считай, что приказ о лишении тебя генеральского чина уже в силе, – тем не менее, сказал Джулиан. – Да ты сегодня очень зол и разговорчив, я посмотрю. Что-то случилось? Джулиан вдруг сузил глаза, и его верхняя губа хищно приподнялась, прежде чем он заговорил: – Я скажу, если ты встанешь на колени перед Эссой-при и попросишь у неё прощения.