– Обидишь ее, башку сверну, как куренку. И комендант не спасет. – А силенок хватит? – моментально окрысился солдат. – А ты у своих в казармах спроси, что я умею. Так и спрашивай, что Елисей-оружейник умеет. Тогда и поговорим. – Да это я так, – хрюкнув от изумления, принялся оправдываться солдат, которому имя парня явно было знакомо. – Вот и я так, – усмехнулся в ответ парень. – В общем, я сказал, а ты слышал. Дальше думай сам. Кивнув, солдат быстрым шагом вышел на улицу, а Наталья, прикрыв подбородок краем платка, тихо спросила: – Ты чего на него взъелся? – Да господь с тобой, Наташа, – отмахнулся Елисей. – Наоборот, добра тебе желаю. Чтоб он чего паскудного не удумал. А так, совет да любовь. – Значит, не сердишься? – неожиданно спросила женщина. – С чего бы?! – удивился Елисей. – Ты женщина молодая, здоровая. В самом соку, как говорится. Вот и радуйся. Глядишь, и сладится у вас. Главное, чтоб он место свое знал. Тебя не обижал да в дела мои не совался. А остальное не моего ума дело. – Я ему сунусь, – тут же вскинулась женщина. – В своем доме я хозяйка. Ты за то не беспокойся. А за заботу благодарствую, – поклонилась она и, поправив платок, вернулась в дом. * * * Следующие пять дней Елисей занимался только своими делами, начиная каждый день с тренировки и заканчивая уже затемно, в мастерской. Однако чуйка то и дело давала о себе знать, ноя больным зубом где-то в районе мозжечка. Привыкший доверять этому чувству парень никак не мог сообразить, что именно его беспокоит. Но вернувшись однажды домой, он вдруг понял, что кто-то пытался попасть к нему в комнату. Помня, что в доме есть маленькие дети, а оружия у него на взвод хватит, Елисей запирал дверь на небольшой висячий замок, попутно устанавливая пару маячков, чуть выше человеческого роста. Вот эти самые маячки и были сорваны. Насторожившись, Елисей подхватил в комнате свечной фонарь и прямым ходом отправился к своему фургону, где хранил основные запасы и деньги. Осмотрев замок, парень мрачно хмыкнул и, покачав головой, угрюмо проворчал: – Ну и кто это такой любопытный появился? Убедившись, что вскрыть замок у неизвестного не получилось, Елисей вернулся в комнату. Едва успел снять черкеску, оставшись в одной рубашке, когда в дверь просунулась любопытная мордашка одной из дочерей Натальи и, найдя парня взглядом, сообщила: – Мамка вечерять зовет. Сказала, мы уж поели, а ты все ходишь где-то. – Иду, – устало кивнул Елисей, закатывая рукава рубашки. Помыв у колодца руки, он прошел на хозяйскую половину и, привычно перекрестившись на образа, шагнул к столу. К его удивлению, во главе его восседал тот самый солдат, которого парень встретил во дворе, и, по-хозяйски подвинув к себе чугунок с кашей, ел прямо из него. Елисея это удивило. Наталья была женщиной аккуратной и в доме имелись тарелки, которые она не ленилась подавать. Ко всему прочему, чуйка снова взвыла пароходной сиреной, о чем-то предупреждая. Присев справа от солдата, Елисей вопросительно посмотрел на выглянувшую из кухни Наталью, но солдат, облизав ложку, небрежно передвинул чугунок ближе к парню. Сама же хозяйка, словно чего-то испугавшись, снова скрылась на кухне. – Неча посуду пачкать. Так поешь, – буркнул он, оглядывая парня непонятным взглядом. – Значит, ты у нас постояльцем будешь, – добавил он, явно констатируя факт. – У кого это у вас? – хмыкнул Елисей, отодвигая чугунок в сторону. – Здесь Наталья хозяйкой. А тебя я не знаю. – Ну, это не долго, – усмехнулся солдат. – Дай срок, все будет. А в повозке что хранишь? Чего запираешь? – Не твое собачье дело, – фыркнул Елисей, принюхиваясь. От солдата несло спиртным. Да и взгляд у него был какой-то странный. Шальной. Прихватив с тарелки кусок хлеба, он плеснул из кувшина в кружку молока и принялся есть, не обращая внимания не грозно засопевшего солдата. – Старших, значит, не уважаешь, – зашипел тот, обретя дар речи. – Я своих старших уважаю. А ты здесь никто и звать никак, – ответил Елисей, не скрывая своего презрения. Эта фраза была произнесена не просто так. Солдат этот оказался в крепости после осады, прибыв с пополнением. Судя по выговору, родом он был откуда-то из средней полосы. Эдакий первый парень на деревне. Русоволосый, голубоглазый, с ямочкой на подбородке и румянцем во всю щеку. Именно такие обычно и нравятся женщинам, и, судя по всему, солдат это отлично знал и умел использовать. – Значится так, – поднимаясь, принялся чеканить солдат. – С этого дня за постой будешь полтину платить. А на повозку твою у меня покупатель есть. Продадим ее завтра. Деньги пополам делим. А нет, так геть со двора. Понял меня? – Сядь и заткнись, – не повышая голоса, процедил Елисей. – Ничего я продавать не стану. Фургон мне самому нужен. А сунешься к нему, я тебе руки с ногами местами поменяю. И запомни, вошь окопная, твой номер тут десятый. – Да я тебя… Что он собирался сделать, Елисей дослушивать не стал. Как только рука солдата потянулась в его сторону, парень атаковал со скоростью змеиного броска. Набитый кулак Елисея врезался костяшкой точно в ямку на его подбородке, и солдат, закатив глаза, рухнул на пол. Вскочив, Елисей одним быстрым движением вывернул ему правую руку на спину, загнув кисть в гусиную лапку и за шиворот, вздернув на ноги, поволок на двор. Подтащив обнаглевшего дурака к фургону, Елисей со всей дури припечатал его физиономией о борт и, проделывая эту операцию на каждое слово, стал буквально вколачивать ему в сознание простую истину: – Это. Мой. Фургон. И все, что в нем есть, тоже мое. А еще раз сунешься к нему, я тебя, паскуда, пополам порву. Бил парень от всей души, так что по всему борту отпечатывались кровавые следы от разбитой морды солдата. Окончательно озверев, Елисей отшвырнул его в сторону и, выхватив из-за голенища свою неизменную нагайку, резко взмахнул рукой. Улица огласилась громким воплем боли. Он успел нанести с десяток ударов, когда вылетевшая из дома Наталья вцепилась ему в руку и, отталкивая от подвывающего тела, заголосила: – Да что ж ты творишь, байстрюк бешеный! Убьешь! Ой… Последнее вырвалось у нее непроизвольно, когда разозлившийся Елисей одним стремительным движением ухватил ее за шею, сжав пальцы так, что женщина замерла и придушенно захрипела. – Байстрюк? – глухо прохрипел Елисей, глядя ей в глаза так, что та невольно затряслась. Одним движением швырнув женщину на тело ее любовника, Елисей сунул нагайку в сапог и быстрым шагом прошел в свою комнату. Собрав все вещи, он прошел на хозяйскую половину и, забрав вещи, которые оставлял для стирки, принялся загружать все в повозку. Выведя из конюшни коней, он запряг их в фургон и повозку и, убедившись, что собрал все, начал отворять ворота. К его огромному удивлению, на козлах повозки откуда-то взялась кошка Мурка с одним из своих котят. Второго у парня выпросили соседи. Выгнав свой выезд на улицу, Елисей затворил ворота и, усевшись на козлы, направил коня в сторону мастерской. Эту ночь можно будет переночевать в фургоне. А дальше видно будет. Уезжать из крепости он не собирался, а после осады вдов среди местного населения прибавилось. Так что найти место для постоя будет не так и сложно. Уже подъехав к сараю, Елисей вспомнил про козу и кур, но подумав, махнул рукой. Там остались две маленькие девочки, которым молоко и яйца были нужнее. Загнав повозку в пространство между сараями, Елисей выпряг коней и, заведя их туда же, вручную перекатил фургон так, чтобы перекрыть выход из этого тупика. Убедившись, что уйти коням некуда, он затеплил фонарь и, забравшись в фургон, принялся разбирать вещи, готовя себе спальное место. Разбудили его голоса у входа в фургон. Пинком распахнув дверь, Елисей вскинул оба своих револьвера, но разглядев людей, разбудивших его, скривился: – Другого места поговорить не нашли? Два унтера, умудрившиеся разбудить его своим спором, дружно замерли под стволами револьверов, но сообразив, что стрелять парень не станет, в один голос заявили: – Тебя комендант ищет. Сердится очень, что ты солдата покалечил. – Да ладно, покалечил, – отмахнулся Елисей, зевая. – Рожу набил да выпорол, чтоб место свое знал. – Хрена там, набил. Его дохтур полночи пользовал, говорит, еще б чуть, и инвалидом бы стал. – Комендант где? – перебил их откровения парень. – Так у себя. Развод скоро. Потом делами заниматься станет. – Вот после развода и подойду, – пообещал Елисей, закрывая дверь в фургон. Достав из сундука мыльно-рыльные принадлежности, он сбегал к ближайшему колодцу и, умывшись, растопил в сарае печь, поставив на нее котелок с водой. Чаю попить. Пока вода закипала, он успел прогнать все тренировочные комплексы и, забравшись в фургон, принялся одеваться. Вообще, после того, как дела немного пошли на лад и денег с продаж его изобретений стало хватать не только на нужное, Елисей стал одеваться словно франт. Шелковое исподнее, которое нравилось ему своей легкостью и тем, что не натирало в интимных местах. Шелковые рубашки, подобранные под цвет глаз. И отлично сидящие черкески с поясом с серебряным набором. Сапоги он так же заказывал из отличной кожи, помня, что в лесу ноги это жизнь. Особенно для разведчика. Пластуна по-местному. Так что из фургона появился молодой человек шестнадцати лет, отлично одетый и вооруженный так, что не всякий богач себе позволит. Пройдя в комендатуру, Елисей поднялся на второй этаж и, постучав в знакомую дверь, вошел, услышав ответ штабс-капитана. – Присаживайся, горе мое, – тяжело вздохнул комендант, доставая портсигар. – Ты чего устроил, когда Морозов тебе денег предложил? Зачем было так его оскорблять? – А меня, значит, оскорбить можно, – фыркнул Елисей. – Уж поверьте, честь его дочерей гораздо дороже стоит. – Ты это, про дочерей не особо, – осадил его комендант. – Помалкивай. – Так давайте и забудем за них, – развел Елисей руками. – Уехали, и ладно. – Ладно. Тогда расскажи, за что солдата из новых так изувечил. Это ж казенный человек. – Да кто ж его увечил? – деланно возмутился парень. – Морду набил да выпорол, чтоб знал, на кого пасть разевать нельзя. – Морду набил, значит? – иронично переспросил комендант. В этот момент в дверь постучали, и, после разрешающей команды штабс-капитана, в кабинет вошел гарнизонный врач. Увидев парня, доктор с усмешкой поздоровался и, присев к столу, принялся протирать пенсне. – А расскажите нам, доктор, что вы нашли у своего ночного пациента, – елейным голосом попросил комендант. – Ну, поначалу у меня такое впечатление было, что по нему табун коней пробежал, – устало вздохнул врач. – Челюсть сломана. Нос также сломан. Кожа по всему лицу клочьями, словно его кошки рвали. Передние зубы ему высвистали так, словно их никогда и не было. А к тому еще со спины нагайкой шкуру спустили. В общем, месяца три-четыре это не боец, а мой пациент. Ну и после он одной только кашей питаться сможет. Чем это вы его так? – повернулся доктор к Елисею. – Вот этим, – хмыкнул парень, демонстрируя ему свой кулак с набитыми кинтусами. – Что, только кулаками били? – растерялся врач. – Сначала кулаками. А потом малость мордой по фургону своему повозил. Он решил, что может моим имуществом распоряжаться, раз я на постое у полюбовницы его нахожусь. Ну, а нагайка, это уж так, для закрепления в памяти, что чужое трогать не след, – закончил он, с вызовом глядя на коменданта. – Я так понимаю, что от Натальи ты съехал, – помолчав, усмехнулся тот. – Съехал, – решительно кивнул парень.