– Я пришел, чтобы поговорить с ней. – О чем? – Это мое личное дело, – отрезал Кислов. – У меня еще нет вашего личного дела, но оно уже кажется мне довольно подозрительным. – Поверьте, я не имею никакого отношения к убийствам, которые вы расследуете. – Кузьменко застрелился. Шишков повесился. О каких убийствах вы говорите? Не сводя с Дымова глаз, Кислов медленно набрал в легкие воздух, давая понять, что больше не скажет ни слова. Дымов усмехнулся. Этот прохиндей говорил витиевато, без запинок, правильно подбирал нужные слова, хотел казаться умным, невозмутимым и беспристрастным. Но чувство вины сбивало его с ритма, заставляло совершать ошибки. Именно поэтому он очень быстро слился и заговорил об адвокате. Дымов ему не верил. Грозные предостережения этого господина не произвели на него впечатления. Хотя он и понимал, что связываться с Кисловым смертельно опасно. Если этот тип допустил несколько ошибок в одном только разговоре, то и в жизни он мог совершить непозволительную глупость. – Это ведь вы искали дочь и любовницу Батогова, – сказал Дымов, кивком показав на дом, из которого выходила Комарина. – Это вы спрашивали про них у Ольги Дмитриевны. Кислов качнул головой, отказываясь от разговора. Он явно был выбит из колеи, поэтому не любовался своей игрой. Да и как мог восхищаться собой освистанный актер? – Боюсь, что мне нужно будет записать ваши данные, – с угрозой в голосе сказал Дымов. Кислов едва заметно качнул головой, достал из кармана визитную карточку и протянул ему. – До встречи! – сказал он. – Я вас не отпускал! – вскинулся Дымов. Но Кислов уже выходил за калитку. На его месте появился парень плотного сложения. Широкий крепкий лоб, густые черные брови, искривленная перегородка носа, ехидная ухмылка. – Юрий Павлович! – Комарина бросилась к воротам в состоянии, близком к панике. Но к тому моменту, как она подбежала к его «Лексусу», Кислов уже сел в него и заблокировал за собой дверцу. Можно было оттолкнуть его телохранителя, который еще только занимал свое место за рулем автомобиля, но Комарина не рискнула лезть к нему под руку. Дымов вынул из кармана мобильник. На месте убийства работали группы из Краснодара и районного ОВД, но выезд из поселка перекрывала только местная патрульно-постовая служба. Вряд ли эти ребята смогут остановить Кислова. Для них он и царь, и бог, и даже полицейский начальник. Попытка, как говорится, не пытка, но у Дымова не было номера, по которому он мог связаться с нарядом. Сперва ему нужно было переговорить с местным начальством, но пока то-се, Кислов будет уже далеко. Комарина шла на него как человек, укушенный зомби. Взгляд ее был еще живой, но уже перерождался, наливался кровью. – Что вы наделали? – зло спросила она. – Спокойно, Ольга Дмитриевна, не волнуйтесь! – сказал Дымов и приготовился ловить ее за руки. – Мне же теперь жизни не будет, – заявила она и остановилась. – Мы ведь все равно узнали бы, что варится тут, на вашей кухне. – Что мне теперь делать? – А что сделала дочь Батогова? Да и его любовница? – На море уехать? – Комарина задумалась. – А Галина и Эльвира прячутся на море? – Почему на море? – встрепенулась женщина. – Вы же сказали про море. – Я сказала? Да ну вас к черту с вашими хитромудростями! – заявила Комарина и стремительно направилась к своему дому. Если бы Дымов не посторонился, то она сшибла бы его с ног. – Вам обязательно нужно уехать, – бросил он ей вслед. В ответ женщина громко хлопнула калиткой. Дымов цокнул языком, в раздумье провел пальцами по затылку. «Похоже, Комарина знает, где скрываются дочь и любовница Батогова, – подумал он. – В принципе, можно надавить на нее, узнать, но что это мне даст? Вряд ли Галина знает, кто убил ее отца. Она может только догадываться об этом. Но так и у меня есть своя пища для размышления». Глава 7 Море чистое, теплое, дно, правда, скользкое, но так идти по нему далеко не нужно. Уже в пяти метрах от берега по шею. Заходишь в море, ложишься и поплыл. Правда, плавал Данила недолго. Маше вода показалась холодной, она окунулась и подалась на берег. Ему же без нее не хотелось оставаться нигде, даже в море. Еще тут в любой момент могла появиться Венера. Вроде бы она мудрила с Олегом, даже к себе в номер его позвала, но все это делала назло Даниле. Во всяком случае, так ему казалось. Теперь у Данилы был свой номер. Директор базы легко пошел ему навстречу, сдал люкс в пустующем доме. Правда, парню пришлось за это немного накинуть сверху. Номер двухкомнатный, но с одной большой кроватью. Был там еще и диван, но Маша на него даже не глянула и Даниле не намекнула. Хотя и кровать она не торопилась осваивать, даже не присела на нее. Они быстренько разложили вещи, собрались и отправились на море. – Домой? – спросил Данила. Маша задержала на нем взгляд, размышляя над его вопросом. Он назвал номер их домом. Ей, похоже, это понравилось. Пляж пустовал, обитатели базы разбрелись по номерам, на территории не было ни души. Данила и Маша проходили мимо гостевого дома, который еще утром по праву могли называть своим. Крыльцо вот-вот должно было скрыться из вида, когда на нем появилась Венера в своем пляжном платье. Данила ее заметил, а она его нет. Да и Маша не увидела эту особу. Парень с облегчением вздохнул. Что-то не хотелось ему попадаться ей на глаза. Он никого не желал видеть. Теперь ему нужна была только Маша. И сейчас, и, возможно, всегда. – Я в душ! – проговорила она уже в номере. – Давай! – сказал он. Она хотела что-то спросить, причем с возмущением и даже обидой, но махнула рукой и скрылась в ванной. Данила видел, как закрылась дверь, но не услышал, как задвинулась защелка. Похоже, Маша не заперла дверь. Неужели это намек? Или даже приглашение? Но ведь она только что обиделась на него. Ей не понравилось слово, которое он произнес. Как будто он просил ее подать себя. Данила снова почувствовал себя на скале, у подножия которого шумело его желание. Маша за дверью, в душевой кабинке, без ничего. Он мог раздеться, зайти в ванную, присоединиться к ней. За дверью в душе лилась вода, но Данила слышал и другой шум. Горная река вышла из берегов, заполнила все пространство между скалами и стала давить на стены ущелья. Данилу распирало от желания. Он как-то должен был сбросить внутренний пар, но не мог зайти к Маше в ванную. Она же наверняка обидится, порвет с ним. Маша вышла к нему сама. В банном халате на голое тело, с влажными волосами, распущенными по всей длине. От волнения у него на лбу выступила самая настоящая испарина, и тело вдруг заколотилось изнутри. Его хватил самый настоящий озноб. Никогда еще с ним такого не было. – Ты почему такой бледный? – спросила она, внимательно глядя на него. – Я бледный? – Он провел пальцами по лбу, и они стали мокрыми от пота. – Тебе плохо? – осведомилась Маша, остановилась в метре от него и опустила руки. В этом движении он уловил смирение, покорность, но не воспринял все это как сигнал к действию. – Вовсе нет. Мне хорошо. – Очень хорошо? – Очень-очень. – Так, что лучше уже быть не может? – Она робко улыбнулась. Ей и хотелось шутить, но ее сдерживала природная стеснительность. Она же и тормозила движения, поэтому Маша не смогла быстро развязать поясок на своем халате. Пальцы дрожали, плохо слушались, но с узелком она все же справилась. Полы халата Данила развел сам. А там!.. Грудь небольшая, но форма просто идеальная, соски похожи на ягоды земляники, только без семян, вкрапленных в них. Плоский живот, кожа нежная, чистая. Касаться ее губами – одно удовольствие. Маша закрыла глаза, откинула голову, из груди ее вырвался вдох. Данила резко поднялся, быстро сорвал с кровати покрывало, швырнул его прямо на пол, тут же сгреб Машу в охапку, шумно, но мягко опустил на кровать и затих, растягивая предвкушение. Он должен был изучить каждую родинку на этом нежном, вкусно пахнущем теле. Родинок было немного, но он искал их по всему телу. Медленно, в исступлении, едва сдерживая пар, рвущийся наружу.