Вера суетилась на кухне. Прическа уложена, губы накрашены, фартук поверх рабочего костюма – явно вот-вот умчит в офис. Дима – как спать ложился, в семейных трусах и мятой футболке – прошел к столу, примостился на табурете. – Доброе утро! – сказала Вера, весело гремя посудой. Чашки и тарелки, подгоняемые кухонным полотенцем, отправлялись досыхать на полку в шкафу. На плите закипал чайник. – Как спалось? Как здоровье? Дима поморщился – интонации жены живо напомнили истеричную эльфийскую радость Натали Сатуровой. – Привет. Нормально. – Кофе будешь? – Обязательно. Спасибо. – Он с удовольствием втянул носом аромат растворимого «Эгоиста». После первого же глотка в голове слегка прояснилось. – Слушай, а почему у Насти эта дурацкая кукла? – Какая кукла?.. Дочь пробежала – топ-топ-топ – мимо кухни в свою комнату. Послышался знакомый раздражающий писк: «Ма-ма!» Дима взметнул брови. – Эта кукла, Вер. Я думал, мы ничего не брали у Сатуровых. – Ах, вот оно что! Так мы и не брали, кажется. Ты же был против? – Был. Тогда откуда она взялась в нашем доме? – Я не знаю. Ты не помнишь – может, мы заходили в какой-нибудь магазин по дороге? Настя хотела спать, капризничала, а ты все грозился купить ей такого же пупса. – Хм. Не помню. Дима задумался. Думать было почти физически больно: – Шампунь у них не айс оказался, да? Хоть и дорогущее. – Головушка бо-бо? Сейчас мамочка поцелует, и все пройдет… Наклонившись, она быстро чмокнула его в лоб. Дима сжал зубы. Привычка такая у Веры появилась после родов, и первое время казалась ему довольно милой, но сейчас он уже ничего не мог с собой поделать – раздражало, когда жена обращалась с ним как с ребенком. – Наташке своей позвони, – предложил он. – Может, они сами приболели и выдадут тебе по такому случаю выходной. – У начальства график ненормированный, – усмехнулась Вера, снимая фартук. – А нам, холопам, от смены до смены пахать как штык полагается. Тем более что, покуда ты у нас за няньку, кто-то должен оплачивать счета и компенсировать всякие дурацкие, сделанные по пьяни, покупки. – Я посмотрю на бирже, – пообещал Дима, хлебнув из кружки. – Наверняка уже появились заказчики, в наше время всем нужны дешевые сайты. – Главное, не переусердствуй, труженик! – погрозила пальцем Вера. – Не забудь разогреть Настёне кашу и вскипяти стакан молока на обед, а потом ей обязательно нужно поспать – мы вчера вернулись поздно, и она жаловалась на кошмарики. – Эй, я тоже плохо спал вообще-то. – Значит, пей свой кофе. – Вера наклонилась, чтобы коротко, мимолетным касанием, обозначить прощальный поцелуй. – Все, побежала! А ты зубы почистить не забудь – воняет! – донеслось на прощание из прихожей. …Настёна после обеда ложиться наотрез отказалась. Энергия у ребенка хлестала через край, прорывалась всплесками веселого частого топотка в коридорах и звонким смехом то из детской, то с кухни. Дима даже не знал, что его больше выводит из себя – шум и гам, производимый дочкой, или дурацкая кукла, с которой та не расставалась ни на минуту. Пупс повсюду был с ней – девочка или носила его, зажав под мышкой, или разговаривала, держа перед собой на вытянутых руках. Ему это не нравилось. Даже приведя себя в порядок: допив кофе, приняв душ, побрившись и почистив, следуя указаниям жены, зубы, – он все равно никак не мог припомнить, как и когда они покупали куклу. И вообще, рассуждал он, мы ведь уже поздним вечером возвращались. Разве в районе есть магазины с игрушками, которые работали бы круглые сутки? В ближайшем торговом центре имелся один, дорогущий, они покупали там ночник «Звездное небо» для детской комнаты полгода назад. Но ТЦ закрывался в десять, а других магазинов Дима, привыкший делать покупки в Интернете, не знал. Зато он прекрасно помнил, как Натали уговаривала принять точно такого же или как минимум очень похожего пупса в подарок. Вот только зачем ей это?.. Понятно, что игрушки Сатуровым стали без надобности, когда случился выкидыш, но у них же должны быть друзья, родственники. Почему они вообще пригласили на свой странный праздник именно его, Веру и Настеньку? Сколько он ни терзал себя этими вопросами, ответов найти не мог. На биржах фриланса новых заявок в своих аккаунтах Дима также не обнаружил. Последний заказ – маленький сайт-визитку для авторессы женских романов («авторки», как та сама себя обозначала в переписке) – он выполнил неделю назад. И то скромное вознаграждение, которое новая Донцова перевела на карту, давно превратилось в цветы для Веры, Настёнины книжки-раскраски и парочку скачанных со «Стима» игр. В последнее время Рогачевы жили на зарплату Веры и порой пользовались его старой кредиткой, но Дима все еще ждал, что на горизонте нарисуется какой-нибудь относительно крупный проект. Сидя с ноутбуком на кровати в спальне, он лениво серфил по доскам объявлений для программистов. Из встроенных колонок доносился полюбившийся с некоторых пор ретро-синт. Топ-топ-топ! – пробежала Настёна мимо открытой двери. – Ма-ма, – послышалось из-за стены. Дима полез в «Одноклассники». Проверить, не написал ли кто из старых клиентов – иногда люди обращались за помощью из-за какой-нибудь мелочи, когда у их сайтов истекал срок аренды хостинга или требовалось внести изменения в дизайн, просто добавить свежие фото или текстовую информацию. Мелкая подработка за мелкий прайс, от которой в более тучные годы он с легким сердцем отказывался. Топ. Топ. Топ. Дима поднял глаза. Настёна медленно, как робот из старых фантастических фильмов, зашла в комнату. Лицо девочки окаменело, глаза не моргали. Прижимая к груди куклу, Настёна прошагала к кровати, по очереди поднимая и опуская сначала одну ногу, потом другую. Коленки задирались выше пояса, и, прежде чем опуститься, стопа зависала на секунду-другую в воздухе. Словно по полу была разлита лава и приходилось при каждом шаге выискивать безопасный островок, куда можно наступить. – Настя, что с тобой? – Учу маленькую, – сказала Настёна. – Ходить. Дима отложил ноутбук и потянулся ей навстречу. – Дай-ка сюда свое чучело. – Ну па! – Не нупапкай. Подумав, добавил чуть теплее: – Давай лучше в прятки сыграем. – Прятки-и? – забыв про все, Настёна запрыгала на месте от радости. – Прятки, прятки! – Я вожу, – улыбнулся он. – Ты беги, прячься, а я пока посчитаю… Куклу-то оставь! Она ж у тебя ходить даже не умеет, куда ей прятаться? – Надо научить! – Потом как-нибудь, ладно? Пока пусть здесь полежит. Как только Настёна прикрыла за собой дверь, Дима взял пупса в руки и начал его рассматривать с разных сторон, громко и нарочито медленно при этом ведя счет: – Раз!.. Два!.. «Маленькая» была подозрительно похожа на куклу Сатуровых. Хотя – он не мог назвать себя большим специалистом в пупсах, для него все они были одинаковыми. Пустотелый пластик, розовая «кожа». Дима задрал на кукле пижамку, но никаких половых признаков под ней не обнаружил. Пупс, с которым играла Настёна, был сделан по старинке, без модных нынче гендерных спецификаций. Дима решил, что это девочка. Ну, раз причиндалов крохотных нет, значит – девочка, верно? – Ма-ма, – сказала кукольная девочка, когда Дима перевернул ее на живот. Должно быть, ей не шибко приятно оттого, что он своими грубыми мужскими лапами ее ощупывает… «Господи, – ужаснулся про себя Дима. – Я что, действительно думаю о куске пластмассы как о живом человеке?» – Па, ты считаешь?.. – Да-да! – опомнился он. – Раз! Два!.. Три!.. Четыре… На спине куклы – там, где у настоящих людей расположен копчик, – обнаружился крохотный бумажный ярлычок с надписью: «Made In China». «Дожили, – подумал Дима. – Даже младенцев игрушечных уже на китайских фабриках штампуют». Его немного успокоил тот факт, что на затылке пупса топорщилось несколько шелковистых, светлых до прозрачности волосков. Интересно, из чего их делают? На ощупь как пух. У куклы Сатуровых волос, кажется, не было. Тот пупс, которого Дима держал в руках, выглядел… Ну, чуть постарше сатуровского. «Значит, все-таки вчера купили», – сделал он вывод, испытывая почему-то от этого такое удовлетворение, словно решил сложную головоломку, над которой бился полдня. Впрочем, в определенном смысле так все и было. – Ну па! – Иду!.. Я! Иду! Искать! – успокоившись, Дима бросил куклу поверх одеяла. Задев маленькой ручкой подушку, та завалилась набок: – Ма-ма. На Диму уставились два круглых изумрудно-зеленых глаза. Один остался полуприкрытым. * * *