Лера проснулась в холодном поту. Стояла ночь, в комнате сладко пахло розами. В полумраке она различила букет на прикроватном столике. Бутоны показались глазами чудовища. Лера натянула на голову одеяло. – Обычные цветы, – прошептала она и вдруг подумала, что не знает их количества, но почему-то уверена, что оно четное. * * * Утром она с брезгливостью обнаружила, что листья, стебли, бутоны и цветки покрылись мучнистой белой пудрой. Грибок оставлял на пальцах липкую пыльцу, и она выбросила букет в мусорную корзину. Запах преследовал ее целый день, отвлекая от домашних хлопот. Настя про букет не вспомнила, но в понедельник ошарашила маму картинкой, которую нарисовала в своем блокноте. На рисунке была женщина в длинном черном платье. Вместо головы у нее был бутон розы. – Кто это? – как можно более спокойно спросила Лера. – Цветочная королева, – пояснила девочка. – Она мне снилась. – И что она делала в твоем сне? – Ничего. Просто звала прийти в свое королевство. * * * Лере опять снился кошмар. И это снова была оранжерея и женщина в глубине, только теперь ее образ стал четче: были различимы детали вроде вышивки в виде роз на длинном, до пят, платье. Голова у женщины была самая обычная, обрамленная черными волосами с багровым отливом, лицо красивое, но в темных глазах клубилась злая тьма. Ненависть ко всему сущему, ко всему, что не является розами. – Что тебе надо? – выкрикнула Лера. Женщина подняла руку. Сквозь ее кожу щетинились острые шипы, из рукава выглядывал целый стебель. – Розы растут сквозь меня, – прошелестела женщина. Лера почувствовала движение за спиной и обернулась. В полуметре от нее стоял очень высокий мужчина в синей спецовке. Лера не успела рассмотреть его лицо – звон будильника вырвал ее из лап кошмара. Последнее, что она слышала, был полный похоти голос мужчины: – Цветочек. Мой цветочек. * * * – Тебе снятся плохие сны? – спросила ее Настя за завтраком. Лера обеспокоенно взглянула на дочь. – Да, милая. Иногда. – Мне снится Цветочная королева, – сказала девочка, понижая голос, будто боялась, что ее подслушивают, – и еще дядя с красным лицом. Лера почувствовала, как немеют руки. – Что они делают? – Королева хочет, чтобы я жила вместе с ней. А дяде просто нравится меня пугать. Едва Настя ушла к подружке, Лера позвонила Камышеву: – Помните, вы говорили, что Катю Салмину местные недолюбливали? Почему исчезновение человека в таком маленьком городе не наделало шума? Разве ее не искали? – Не припоминаю, чтобы был сильный резонанс. Тогдашний начальник милиции был мастером сворачивать любое расследование. Мир не перевернулся с ног на голову, если вы об этом. Лера поблагодарила Камышева и повесила трубку. Вышла во двор. Калитка, ведущая на территорию Салминой, была открыта. Темно-багровые лепестки лежали под ней, как горсть черных пиратских меток. Лера бросилась за веником. * * * Ночью она поняла, что дочь имела в виду, говоря, что у дяди красное лицо. Кошмары продолжались, и в новой серии высокий мужчина снова оказался за спиной Леры. Он нависал над ней, тяжело сопя, запах алкоголя пробился сквозь цветочный аромат. Лера сперва подумала, что его лицо испачкано в крови, но потом разглядела: это родимое пятно. Темно-лиловое, разлившееся от верхней губы до переносицы, стекающее по щекам неровными кляксами. – Сегодня я покажу тебе, как выставлять меня идиотом. Ты узнаешь, Катька, настоящего мужчину. Лера проснулась, когда грубые пальцы готовы были сжать ей горло. Часы показывали три ночи, и в спальне стоял такой сильный аромат роз, что казалось, будто кровать перенеслась в сырую темноту оранжереи. До рассвета Лера пролежала с открытыми глазами, напряженно всматриваясь в потолок. * * * Целый день она пыталась дозвониться до Камышева, но трубку никто не брал. Агент появился под вечер с двумя бутылочками пива и конфетами для Насти. – Хорошие новости, Лера! Скоро у вас появятся соседи. Официально подписаны бумаги о сносе старого дома Салминой и строительстве на ее территории коттеджа. Они выпили пиво и поболтали еще немного. Между прочим, Лера спросила: – Вы знаете высокого мужчину с родимым пятном на лице? Таким уродливым багровым пятном? Камышев понимающе заулыбался: – О, так у вас уже возникли проблемы с Пал Палычем? Что он натворил на этот раз? – Пал Палыч? – переспросила Лера, сдерживая эмоции. – Ну да! Высокий как жираф, с пятном на лице – другой такой в нашем городе не живет. Он докучает вам? – Мы столкнулись вчера в магазине, – соврала Лера. – И он вам нахамил, – закончил за нее Камышев. – Уверен, так и было. Пьянчуга дня не проживет, чтобы с кем-нибудь не поругаться. Но вы не бойтесь, он безобидный. Вот в молодости, помню, от него можно было всякого ожидать: и дрался, и хулиганил. Его-то в тюрьму не упекли лишь потому, что он приходился племянником покойному капитану, нашему главному милиционеру. Тогда – да, от Пашки лучше было держаться подальше. Но теперь он лишь болтает языком и пьет. Забавно, одно время он помогал Салминой по саду. Капитан, до своей гибели, с переменным успехом следил за тем, чтобы Палыч работал. – До гибели? – переспросила Лера. – А я разве не рассказывал? Он погиб в той оранжерее через год после исчезновения Кати. Поскользнулся и упал прямо на битое стекло. Шейная артерия, знаете ли, не шутка. Скончался на месте, вот как. * * * Ночью Лере снилась Королева Цветов. Она протягивала свои покрытые шипами руки и шептала: – Розы растут сквозь меня. Мои детки, моя плоть и кровь. На горле Королевы проступили багровые следы чьих-то пальцев, потом они превратились в бутоны и стали падать к ее ногам долгим черным дождем. Груда увядших цветов разрасталась, пока не превратилась в траурный холмик. – Иди ко мне, в мое королевство, – прошептала женщина. – Иди ко мне, Настя. Лера проснулась с криком. Имя дочери звучало в ушах. За окнами светила полная луна, и ветер шатал калитку на заднем дворе. Лера вскочила с кровати и бросилась в детскую. «Какая глупость, – пронеслось в голове, – не сходи с ума, это только сон». Насти в комнате не было. Откинув одеяло, Лера увидела на кровати дочери ворох темно-бордовых лепестков. Одновременно со стороны брошенного дома раздался детский крик. Через мгновение Лера мчалась по тропинке, и ветер трепал ночную рубашку. – Я иду, доченька! Иду! – повторяла она. Дом Салминой молчаливо возвышался посреди поляны. Лера с трудом отыскала продолжение дорожки. Паника нарастала.