Ледяная улыбка тронула губы Влада. Он перепрыгнул через ограждение и попер наперерез сигналящим автомобилям. Взвизгнули тормоза. – Эй, лысый! – заорал из «жигуленка» пенсионер. – Жить надоело? Зеленые глаза убийцы уставились на водителя, и тот тут же стушевался. Чапов уходил в глубь дворов. Бритый мужчина следовал за ним, держась в тени. Кулаки сжимались и разжимались, зубы скрипели. А еще у Влада встал член. Твердый, как прут арматуры, он таранил материю, поторапливал. «Все предопределено, – говорил Влад ничего не подозревающему недругу, – наша сегодняшняя встреча, глупыш Рокстеди, предопределена». В квадрате коренастых пятиэтажек тускло мерцали лужи. Отражали желтый оконный свет. Ни души на мокрых лавочках, на детской площадке, за доминошным столиком. Чапов подошел к подъезду, повозился с ключами. Пискнул замок. Ублюдок нырнул внутрь. Влад ускорился. Не дал двери затвориться. – Чапов! Рокстеди оглянулся у лестницы, моргнул непонимающе. – Ты кто? В полумраке, пропахшем мочой и прореженном подслеповатой лампочкой, его лицо из мелких крысиных черт показалось лицом покойника. Влад ударил. Он вспомнил невпопад случай из детства. У мамы недолгий период был кавалер, виолончелист со смешными усиками, как-то по маминой просьбе он провел для маленького Владика урок рукопашного боя, показывал, как надо лупить противника: нелепо махал культями, корча Брюса Ли. Вероятно, наврал маме, что владеет приемами карате. Было ли у Влада время вспоминать подобные пустяки? Да, потому, что мышцы его действовали сами по себе. И синий череп быка полетел не в скулу Чапова, а в горло. Под костяшками смялся кадык, Рокстеди захрипел. Цепляясь за шею одной рукой, а другой – за одежду Влада, он повалился на ступеньки. Влад придавил ублюдка коленом. И снова ударил в податливое горло. Будто расплющил яблоко кулаком. Посиневшее лицо Чапова вызвало безграничный восторг. Кровь пузырилась на губах. Больно, гад? Влад наклонился близко-близко, чтобы память впитала эту агонию. «Сваливаем», – шепнул голос. Отсутствие чувства вины шло бонусом к суперспособностям. «Он умрет?» – размышлял Влад, меряя шагами улицу. «Не сомневайся, приятель», – раздалось в голове. Влад поднес к глазам руку и вздохнул. На мальчишеском запястье так не хватало татуировки. * * * Выходные тянулись, словно месяц. Бабушка расспрашивала об учебе, мама пичкала пирогами. Друзья показались после расставания ужасно нудными, их развлечения – детскими и несущественными. Даже ноутбук, которым разжился Серега Арчин, оставил его безразличным. Уединяясь, Влад периодически вынимал из кармана фото. В ателье он попросил фотографа сделать паспортный снимок. Сидел на стуле, позировал. В четырех ячейках карточки презрительно ухмылялись четыре бритых мужчины. Шрамы на лбу, тяжелые брови над океанской зеленью глаз. – Кто это? – спросила, глянув через его плечо, мама. – Герой боевика, – ответил Влад. Никогда прежде он не посещал лекции в таком превосходном настроении. На галерке, покинутая дружками, сиротливо ютилась Диана Хобенская. Влад незаметно любовался ее профилем, черными кудрями, изгибом шеи… Шея… в ней есть симпатичные трубки и хрящи. Может, стоило пойти на медика? Прерывая лектора, вошел в аудиторию встревоженный декан. Объявил притихшим студентам, что Олег Чапов погиб, и пары на сегодня отменяются. Молодежь, шушукаясь, с кислыми минами, маскирующими облегчение, поползла к выходу. Влад, напевая, пошел по западному крылу. В голове звучали смачные удары. Хруст, чавканье. Рвались изображенные на схемах сухожилия. Гиря врастала в татуированную руку. Кости были металлическими грифами. Тут все принадлежало ему. Каждый тренажер. Каждый блин. Каждая живая душа в треклятом институте. Зубы заскрипели. Он отжал сто килограммов и небрежно выронил штангу. Помассировал налитые плечи. Блондинка таращилась на него, забыв о прессе. Он стряхнул со лба пот. Пора действовать. Голос в голове порекомендовал расслабиться. Так он и сделал, сдавшись на милость плоти. И, как пассажир двуногой машины, отправился в путешествие, наблюдая со стороны за происходящим. «Я убил Чапова». – Влад продегустировал фразу и не почувствовал ничего, кроме сладковатой гордости. «Я убил человека». «Охренеть, какая трагедия». Троллейбус высадил где-то на отшибе. Он плохо знал город. Тело знало город наизусть. Микрорайоны остались вдали. Он вышагивал мимо огородиков, кладбища, высоковольтных проводов, жужжащих, как армада ос. В пепельном осеннем небе горланили вороны. Дул пронзительный ветер. Скоро ему придется искать куртку для Минотавра. «Зачем мы здесь?» Это множественное число смутило Влада. От него веяло безумием. «Узнаешь», – сказал голос, и он не помнил, когда именно шепоток поселился в черепной коробке. Тогда же, наверное, когда Влад впервые пересек порог тренажерного зала… Пожухлая листва ластилась к обуви. Покачивался лопух вокруг кирпичной коробки. Брошенная землянка вырастала посреди степи. Минотавр шагнул в холодное чрево постройки, пробежал глазами по замусоренному полу. Осколки стекла, шприцы, ощетинившийся пружинами матрас. Влад отдался на милость телу, тело прошагало к окну и быстро, по-звериному, стало копать, выгребая почву, помогая себе фанерным огрызком. Рыть пришлось недолго. Грязные руки извлекли из норы шкатулку, ласково смахнули комья земли с лакированной крышки. Повиновалась ржавая защелка. В шкатулке лежал, замотанный тряпками и бумагой, пистолет. Горсть патронов. Влад впервые касался оружия, но мышцы знали, как зарядить его. Замелькали пальцы, заправили в обойму «грузди». Передернули затвор. Рот наполнился слюной. Захотелось трахаться. Захотелось трахнуть кого-то этим вороненым стволом. «Как тебе это нравится, пацан?» «Очень нравится», – признался Влад. Он намеревался встать, но взгляд запнулся о газетный листок, которым было выстелено дно шкатулки. Объявление о поимке преступника. Фоторобот человека, неделю назад отразившегося в зеркале качалки. Рука сопротивлялась, но Влад заставил ее вытащить газету и расправить края. Текст обрывался бумажными зазубринами. Прочесть можно было только имя, год рождения преступника, пометку: «Особо опасен». – Андрей Климентов, – пробормотал Влад, – семьдесят второй год. * * * Перед тем как отправиться в западное крыло, он навестил спортзал. Физрук чиркал карандашом в журнале. На груди болтался свисток. Влад думал весь день и решил, что ему надо поговорить со старожилами института. Да, его мистер Хайд был настоящим божьим даром и ангелом возмездия, но неплохо бы разжиться информацией, покуда в рюкзаке под кроватью лежит заряженный пистолет. – Климентов? – Преподаватель вскинул седые брови. – А ты его откуда знаешь? – Моя мама знала немного, – солгал Влад. – Он учился тут? Посланная на авось стрела угодила в цель. – Да, в девяностом, кажется. Кстати, помог мне обустроить подвал. Тогда, конечно, не было такого оборудования, и Климентов сам сколачивал скамьи и мастерил тренажеры. Очень трепетно относился к своей работе. Качалка была его вторым домом. Или первым… Не думаю, что дома к нему хорошо относились. Славный был паренек, но связался не с той компанией, увы. Я слышал, он занимался боями без правил. Убивал людей ради забавы. Влад захотел заткнуть физрука, вогнать ему в глотку свисток. Эти комментарии были явно излишни. – А где он сейчас? – В земле сырой, – вздохнул физрук. – Его пристрелили дружки два года назад. «Так что же, – соображал Влад, поднимая гантели, – я превращаюсь в призрака? Но призраки не ломают кадыки кулаками. В зомби? Как для зомби, у меня чертовски хороший аппетит и стояк. Тогда, выходит, я каким-то способом материализую живого Климентова, чья душа заточена в этом подвале, исчезая сам, попадаю в его разум и руковожу им…» Насчет «руковожу» у Влада были некоторые сомнения. Но после часа тренировок тело послушно двинулось по институту, и встречные девушки хмыкали, озираясь. Фурлетов ездил в свой район на пятом троллейбусе. Буха́л в гаражах с мужиками. Но домой шел сам, пошатываясь и матеря уличных котов. Маршрут пролегал через поросший кустарником стадион, такой изолированный, что впору было возомнить: Господь лично способствует мести.