Эзра опустил винтовку и перелез через задок повозки обратно на скамью. Он вырвал поводья у нее из рук и резко потянул их на себя. Лошадь встала на дыбы, и Эзра спрыгнул на землю, пока повозка не успела остановиться. – Что ты делаешь? – непонимающе спросила Иммануэль. – Вывожу тебя из Вефиля, – он снова вложил поводья ей в руки. – Привратники на карауле проследят, чтобы ворота перед тобой открылись. Проезжай быстро, прежде чем стража прикажет снова закрыть их. Как только ты окажется за воротами, ты будешь в безопасности, по крайней мере до тех пор, пока отец не отдаст распоряжение преследовать тебя за чертой города. – Эзра… – Скачи во весь опор и не оглядывайся. Слышишь меня? В повозке есть провизия, деньги и товары для мены. Если сумеешь прорваться через дебри к городам на другой стороне, этого должно хватить, чтобы протянуть хоть до конца зимы, если понадобится. Иммануэль с трудом сдерживала слезы. – Эзра. Ты стрелял в стражников пророка. Тебя арестуют за измену церкви. Тебе нельзя оставаться. Не делай этого. – Если я не останусь, ты не доберешься до ворот, – сказал Эзра с надрывом в голосе. – Всадники слишком быстры. А я могу выиграть тебе немного времени. – А как же пропуск? – Он уже у привратников. Я обо всем позаботился несколько дней назад. Тебя ждут, поэтому, когда подъедешь к воротам, тебе их откроют. Но тебе пора ехать. Поторопись. Стук лошадиных копыт стал громче, он уже заглушал звон церковных колоколов. Вдали Иммануэль увидела яркую вспышку только что зажженного факела. – Езжай, – приказал Эзра и повернулся к всадникам, вскинув ружье. – Быстрее! – закричал он, когда Иммануэль не сдвинулась с места. Иммануэль взмахнула поводьями. Лошадь резко рванула вперед, и она продолжила гонку по темноте, оставляя Эзру позади. Иммануэль услышала выстрел, но не знала, кто стрелял. Она не обернулась. Она не отрывала глаз от дороги, крепко сжимая в руках поводья. «Не оглядывайся, – повторяла она себе снова и снова, как молитву. – Не оглядывайся. Не оглядывайся». В ночи просвистела еще одна пуля, на этот раз ближе, чем первая. Потом третья. Она оглянулась через плечо и увидела, как пошатнулся Эзра, и ружье едва не выскользнуло у него из рук. Он сделал два шага вперед, один назад, затем снова положил оружие на плечо и выстрелил в темноту. Иммануэль щелкнула поводьями. Деревня уже показалась в поле зрения, и она даже увидела фонари на воротах. Почти на месте. Оставалось каких-то пол-лиги. От нее требовалось только одно: не останавливаться. Темноту разорвал очередной выстрел. На этот раз Иммануэль не обернулась. Она хлестала вожжами, подгоняя лошадь вперед, в Амас. Коттеджи проносились мимо, смазываясь в сплошное пятно. Повозка гремела по булыжникам и рытвинам в мостовых. На улицах почти никого не было, но редкие случайные прохожие бросались врассыпную, когда Иммануэль проезжала мимо них. Стук копыт становился все громче по мере приближения стражи. Всадники-одиночки выскакивали из переулков, подбираясь к ней в обход пустых рыночных прилавков. Неподалеку маячили ворота, освещенные пламенем зажженных факелов. Мимо просвистела пуля. Иммануэль еще раз подстегнула лошадь, мча к воротам во весь опор, намереваясь во что бы то ни стало попасть за ворота, даже если для этого ей придется бросить повозку и перелезть через них. Как только она это сделает, всадникам придется отступить, так как они не имели права преследовать ее за чертой Вефиля без официального распоряжения пророка. Миновав Священные Врата, она будет в безопасности… во всяком случае, на первых порах. А стражники тем временем настигали. Крики и выстрелы эхом разносились по пустому рынку. В считаные мгновения она будет окружена. Она не успеет к воротам – она не успеет даже выехать с рынка. Стража пророка схватит ее и доставит в Обитель, где ее ожидали покаяние, приговор и сожжение… Что-то зашевелилось в ночи. Не ветер, а скорее его отсутствие, как будто из деревни выкачали весь воздух. Факелы потухли, как спички, зажатые двумя пальцами. Погасли масляные лампы. Над головой померкла луна, а за ней и звезды, одна за другой, как задутые свечки, пока в небе не стало черным-черно. Огромная тень легла на Амас, придавив деревню мраком. Вот их и настигла тьма. У себя за спиной Иммануэль слышала, как валятся с лошадей всадники. В темноте раздавались беспорядочные выстрелы. Растерянные крики стражников пророка. Только благодаря удаче и своей собственной закаленной памяти Иммануэль, не видя ни зги в этом море ночи, сумела не заблудиться на рынке и выйти на главную дорогу. Шепотом она подгоняла лошадь вперед по темноте, туда, где, как она знала, находились ворота, хотя и не могла их разглядеть в этой беспросветной мгле. И тут – огни замелькали в черном океане, как светлячки. Факелы на воротах, трубный звук рога, оглушительный скрежет петель. В бледном свете заново зажженных фонарей Иммануэль увидела, как перед ней растворились ворота. Она в последний раз щелкнула вожжами, и лошадь поскакала вперед, унося ее прочь из Вефиля, в темные дебри дикого леса. Часть третья Тьма Глава 30 Мир велик и опасен, и это не место для Отцовой паствы. Из сочинений Дэвида Форда Дорога уходила в непроглядную черноту. Иммануэль не видела леса, но она чувствовала знакомый дурман ускользающего самоконтроля, все глубже и глубже погружаясь в дебри. Небо над головой было темным – ни брызгов звезд, ни серпа полумесяца, что осветили бы путь впереди. Большинство фонарей вдоль дороги не горели, а в тех немногих, что еще не погасли, неистово трепыхались крохотные язычки угасающего пламени, угрожая потухнуть от малейшего дуновения ветерка. Ни на дороге, ни в обступавшем Иммануэль лесу не наблюдалось никаких признаков жизни. Ни следов от повозок, ни отпечатков ног, ни сов, гнездящихся в деревьях. Как и предсказывал Эзра, стража пророка прекратила погоню в тот момент, когда она миновала Священные Врата. Она осталась совсем одна в этом мрачном, диком пути. Но, невзирая на зловещую тишину ночи и свое щемящее одиночество, она находила утешение в том, что теперь, с наступлением тьмы, мор, очевидно, должен был подойти к концу, поскольку до сих пор каждое новое бедствие возвещало окончание предыдущего. Она молилась, чтобы Глории и Онор теперь ничего не угрожало. Но потом она вспомнила о последнем бедствии: резне. Она могла лишь надеяться, что своим путешествием сможет предотвратить ее. Иммануэль ехала дальше. Ночь затянулась и не спешила кончаться даже после того, как миновали отведенные ей часы, и черная волна тьмы казалась почти непроницаемой. Иммануэль, как могла, старалась вести счет проходящему времени, но неисчерпаемая чернота принесла с собой какое-то особое безвременье, буквально обрекая на провал любые ее попытки. Через несколько часов – а может, и минут, как знать; в темноте было сложно судить – с неба закапал моросящий дождь, который вскоре сменился косой стеной ливня. Иммануэль не видела вокруг ничего, что могло бы сойти за укрытие, не считая сомнительного навеса из редких древесных веток, и для защиты от непогоды ей приходилось полагаться на один только плащ Эзры. К тому времени, когда она подъехала к развалинам давно заброшенного монастыря, она промокла до нитки, а поводья стерли ее ладони в кровь. Понимая, что слишком устала, чтобы продолжать путь, она решила остановиться там на ночлег. Это было странное сооружение, построенное на насыпи, выходящей на неглубокий овраг. Оно было узким, приземистым и продолговатым, как галерея или конюшня со стойлами. Каменные колонны подпирали осыпающуюся крышу, плоскую и низкую, буйно поросшую зубровкой. Остановив повозку рядом с развалинами, Иммануэль соскочила с козел, распрягла коня и увела его с проливного дождя под крышу монастыря. Она накормила и напоила животное тем, что нашлось в фургоне, после чего, промокшая и озябшая, устроилась в дальнем углу постройки, за стенами которой бушевала буря. Отдохнув и снова почувствовав в себе силы держать поводья, Иммануэль встала, запрягла коня в повозку и продолжила путь по темноте. Дебри леса все плотнее смыкались вокруг Иммануэль, а спустя некоторое время она выехала к развилке. Одна тропа, более широкая из двух, была добротно вымощена булыжником и с обеих сторон освещена фонарями. Она поворачивала на восток, в глубь леса. Другая же представляла собой невзрачную узкую дорожку, похожую на лесные тропки, которые змеились по всем вефильским лесам. Иммануэль повернула на запад, в Ишмель. Ветки кустарника и ежевичные колючки рвали ее одежду, пока она пробиралась по узкому лесному коридору. Тропа была изъедена рытвинами и усеяна всяческим мусором. Иммануэль не раз приходилось спрыгивать с козел и расчищать дорогу впереди, прежде чем они могли продолжить путь. В итоге, большую часть этого отрезка она прошла пешком, ведя под уздцы коня Эзры. Животное постоянно упиралось, не желая идти узкими проходами, которые прорезали дикую чащу, и Иммануэль приходилось уговаривать его, успокаивать тихими разговорами. Пару раз она даже спела ему те же колыбельные, которые пела Онор и Глории, просто чтобы не подпускать слишком близко эту зловещую тишину и не спугнуть несчастное животное. По мере того как путешествие продолжалось, дорога стала круто забирать в гору, пока в конце концов не уступила место череде извилистых и опасных тропинок, серпантином прорезавших горные подножья. Иммануэль впервые оказалась в горах, и она проклинала тьму за то, что та лишила ее возможности рассмотреть их как следует. Ей ужасно хотелось, чтобы рядом был Эзра. С ним дорога могла бы стать настоящим приключением – когда бы еще они попали в такое удивительное место. Она не знала, жив он, или стражники пророка убили его там на равнинах. И хотя Иммануэль давно перестала молиться, сейчас она молилась за Эзру. Она заклинала Отца спасти его или, в крайнем случае, сделать так, чтобы она смогла вернуться в Вефиль и спасти его своими силами. Он был слишком молод, слишком добр, чтобы умирать. Он был нужен Вефилю. Он был нужен ей. Потому что без Эзры, к кому она могла обратиться за поддержкой? Лия уже покинула этот свет. Марта сдала ее страже, и Иммануэль знала, что остальные Муры не посмеют пойти ей наперекор. Она начинала понимать, что, возможно, впервые в жизни осталась абсолютно и бесповоротно одна. Иммануэль продолжала путь по коварным горным тропам, склонив голову против ревущего штормового ветра, налетевшего с запада, крепко сжимая поводья, так что немели пальцы. Гром грянул в тот самый миг, когда ее конь осторожно продвигался вдоль отвесного уступа скалы. Животное резко рвануло вперед, своей силой сбив Иммануэль с ног. Они еле-еле вписались в крутой поворот, пока Иммануэль, скользя подошвами по наледи на дороге, тщетно пыталась остановить лошадь. Но когда они стремглав неслись к очередному изгибу тропы над обрывом, на этот раз на такой высоте, что Иммануэль не видела земли, колесо повозки угодило в выбоину на дороге. Задние колеса соскользнули с уступа, увлекая за собой коня. Лошадиное ржание эхом разнеслось по всему горному перевалу, в то время как скакун всеми силами пытался вытащить колеса повозки из обрыва и обратно на дорогу. Иммануэль натянула уздечку до упора – мозоли на ладонях лопнули, когда она перехватила кожаные ремни. Но, несмотря на все ее старания, конь под тяжестью повозки начал соскальзывать со скалы, и их обоих медленно потащило все ближе и ближе к краю обрыва. Ящики с припасами выпали из кузова. Последовала долгая пауза, прежде чем Иммануэль услышала грохот, когда они разбились о землю у подножия горы, оставшуюся далеко-далеко внизу. Коня еще немного протащило назад, и Иммануэль откинула поводья, бросившись его распрягать. Дрожащими, онемевшими от холода руками она завозилась с застежками, расправляясь с ремнями и пряжками. Конь, влекомый весом повозки, медленно, но верно приближался к краю утеса, пока его задние копыта не зависли над самым обрывом. За долю секунды до того, как повозка утащила вниз их обоих, Иммануэль расстегнула последнюю пряжку. Повозка сорвалась с обрыва и рухнула в долину у подножья горы. Иммануэль проделала остаток пути верхом, преодолевая штормовую непогоду. Дождь лил как из ведра, то и дело сменяясь потоками мокрого снега и жалящим градом. К тому времени, как Иммануэль заметила огни Ишмеля, мерцающие в далекой темени, она так обезумела от холода и усталости, что даже усомнилась, видит ли их наяву. Но она продолжала ехать вперед, и далекие огни становились все больше, все ярче, и вот она уже слышала чьи-то голоса, ощущала запах печного дыма в холодном ночном воздухе. Она въехала в деревню, расположенную в тени горного склона, куда меньшую в сравнении с Амасом. Здесь тьма не казалась такой абсолютной, как в Вефиле. Небо было фиолетово-синего цвета поздних сумерек незадолго до того, как те превращаются в кромешную ночь, и уличные фонари горели достаточно ярко, чтобы тени держались на расстоянии. Во всех домах по улице окна были закрыты ставнями, а двери заперты на засовы. К своему облегчению, она не обнаружила никаких следов стражи пророка. Иммануэль продолжала ехать лабиринтом узких, немощеных улочек, пока не выбралась к месту, которое могло сойти за центр деревни. Там она обнаружила гостиницу с большими эркерными окнами, в которых горел огонь. Каждый раз, когда ее двери распахивались, на улицу выплескивались тихие голоса и ноты, в которых Иммануэль безошибочно узнавала траурные гимны. На крыльце гостиницы сидел попрошайка – широкоплечий мужчина с блестящими глазами и длинной бородой, сбившейся в клочья. В руках он держал маленький барабан, похожий на детскую игрушку. Когда Иммануэль подошла ближе, он начал выстукивать на барабане ритм – слишком быстрый и отрывистый, чтобы сочетаться с мелодией скрипки, льющейся с постоялого двора. Иммануэль наклонилась, чтобы положить монету в чашку у его ног. – Я ищу одного человека… Не могли бы вы мне помочь? – Зависит от того, кого ты ищешь, – ответил мужчина с акцентом, непохожим ни на один из тех, что Иммануэль доводилось слышать. – Женщину… по имени Вера Уорд. Она могла бы добавить, что Вера была прорицательницей родом из Вефиля, но не знала, насколько безопасно говорить о подобных вещах в этом месте. На первый взгляд Ишмель не отличался явной религиозностью, столь характерной для Вефиля с его величественным собором и часовнями, понатыканными на углу каждой улицы, но она решила, что лучше не терять бдительности. Под маслянистым светом ближайшего фонаря мужчина смерил ее оценивающим взглядом, а потом кивнул, жестом поманил за собой и повел по узкой дорожке, которая, петляя, убегала на восток. Вместе с попрошайкой они миновали лабиринты домов, затем спустились вниз по наклонной улице, которая огибала высокий холм, и наконец достигли небольшого подворья, где у пруда стоял каменный коттедж. Иммануэль привязала лошадь к колышку у дороги и зашагала вперед. Окна коттеджа светились теплом зажженных свечей, и на улице было достаточно светло, чтобы Иммануэль смогла разглядеть небольшой символ, начертанный на двери: защитный сигил, точно такой же был высечен и в фундаменте дома Уордов. Она постучала. Подождала. За дверью что-то негромко зашевелилось, в занавешенных окнах задвигались тени, послышалось шлепанье босых ног по деревянному полу, щелчок отодвигаемого засова.