«Нет» – это полное предложение. Я много-много раз слышала это клише. Итак, я решила обращаться со словом «нет» так же, как обращаюсь со «спасибо». Говорить «нет» – и больше ничего не добавлять. Я придумала три разных четких способа говорить «нет». • «Я не смогу этого сделать». • Подсказанный Золой: «Это мне не подойдет». • И еще простое: «Нет». Я выписываю эти варианты на отрывные самоклеящиеся листочки. Потом наклеиваю один на лицевую часть компьютерного монитора, чтобы он торчал сбоку, как флажок. Смотрю на него, звоня Лоре. Лоре, которую много лет считала подругой. Руки у меня дрожат. В мыслях пусто. Мне приходится безотрывно смотреть на надпись на листочке, чтобы выговорить эти слова. – Насчет денег, – тихо говорю я. – Я не смогу этого сделать. Брань, раздающаяся в мой адрес из-за того, что я не желаю отдать ей эти деньги, погружает меня в оцепенение. Слушая – и ведь действительно сижу и слушаю, – я чувствую, как меня захлестывает невероятное чувство облегчения. И в этот момент я освобождаюсь. Причина, по которой мне так страшно было говорить «нет», ясна. Я тревожилась: «Что, если она рассердится? Что, если она больше не захочет быть моей подругой? Что, если она примется орать и получится некрасивая сцена?» И вот это все происходит на самом деле. И единственная моя мысль: «Хорошо. Теперь я знаю». Худшее, что могло случиться, уже происходит, и… и что? Не так уж это ужасно. Я становлюсь счастливее, узнавая, что она на самом деле за человек, чем раньше, когда я этого не знала. Мое «нет», которое я на самом деле хотела сказать, позволило Лоре разоблачить себя, заставив ее сказать то, что она на самом деле хотела. А хотела она сказать, что использует меня ради того, что я могу ей дать. Что я ее раздражаю. Что я – ее банкомат. И знаете, что я скажу на это? Черта. С. Два. Лора делает паузу в своей тираде. «Вот, – думаю я, – тот самый момент, где мне полагается извиниться и предложить ей взять эти деньги». Потом Зола скажет мне, что, хоть я этого, возможно, и не понимаю, но полугодом раньше я бы извинилась и отдала эти деньги, чтобы избежать всяческих драм, боли и конфликтов. Так Зола мягко намекнет, что я прежде была половичком. Но теперь я слышу, как моя старая подруга Лора дышит в трубку. И спокойно заполняю паузу: – Это. Мне не подходит. Нет. Пока. Прощай, Фелиция[48]. И вешаю трубку. Я бегаю по комнате – буквально. Порой со мной такое бывает. Когда я возбуждена сверх меры, я бегаю по комнате. Я бегала по комнате во время сцены «красной свадьбы» в «Игре престолов». Я бегала по комнате, когда пилотный выпуск «Анатомии страсти» выбрали для создания сериала. Я бегала по комнате в тот момент, когда мне позвонили и сообщили, что вот-вот родится Харпер. Я ощущаю фантастический приток энергии. Бодрость духа на несколько дней обеспечена. Я рассказываю эту историю всем, кто готов меня слушать. Люди пытаются утешать меня в связи с потерей подруги. Но они не понимают. Я не потеряла подругу. Я обрела вторую суперспособность. Я умею придумывать. И умею говорить «нет». Погодите-ка! Я умею говорить не только «нет». Я умею говорить что угодно. Я умею придумывать. И я умею говорить что угодно. Я могу сказать что угодно кому угодно. Любой трудный разговор, любая трудная тема, сидящая у меня в печенках, любые невысказанные исповеди, любые колкие обидки и неприятные задачи? Я могу об этом говорить. Я хочу об этом говорить. Потому что, каким бы трудным ни был разговор, я знаю, что по другую сторону этого трудного разговора будет покой. Ответ получен. Характер проявлен. Договоры сформулированы. Непонимания разрешены. Там, за полем трудного разговора, лежит свобода. И чем труднее разговор, тем прекраснее эта свобода. Когда кто-то говорит что-то мелочное или мерзкое, произносит одну из тех мелких пассивно-агрессивных фраз, которые прежде просто язвили меня по нескольку дней, я теперь не хлопаю дверью и не бегу плакаться всем, кто готов меня выслушать. Что теперь? В тот момент, когда такая фраза сказана? – Что вы имеете в виду? – спокойным тоном спрашиваю я. Это ошарашивает собеседника. До меня доходит, что большинство из нас не привыкли, чтобы разговаривали С НАМИ. Мы привыкли, что говорят О НАС. Мы привыкли избегать всех конфликтов. И, разумеется, единственное, что мы делаем, избегая, – это порождаем еще больше драмы. Одна моя хорошая подруга была непревзойденной мастерицей бормотать себе под нос. – Что ж, тем хуже для тебя, – пробормотала она, когда я рассказала ей о какой-то мелочи, из-за которой у меня выдался трудный день на работе. – Что ты имеешь в виду? Она подняла голову. – Что? – «Что ж, тем хуже для тебя». Вот что ты сказала. Что ты имела в виду? Она чуть со стыда не сгорела. Она и не сознавала, что кто-то другой сумеет расслышать ее бормотание. Она не знала, что ее внутренний язвительный монолог слышен миру. Ее извинения были искренними. Работа, которую ей предстоит провести над собой, – ее личное дело. Когда что-то идет не слишком хорошо, когда возникает конфликт, когда кто-то расстроен или труден в общении, моя более интровертная составляющая так и жаждет сбежать в надежде, что все закончится само собой. Новая я ныряю прямо в глубокую часть бассейна и спрашиваю: «Что случилось?» Да-да-да. До сих пор все получалось неожиданно прекрасно. Простая готовность вести диалог действовала как своего рода волшебное заклятие. Словно какое-то зелье подмешали к эфиру вселенной. Потому что в тот момент, когда я сказала «да» этой трудности, в тот момент, когда я раскрылась навстречу диалогам, в тот момент моя жизнь мгновенно и внезапно изменилась. Я стала мужественнее. Я избавилась от стеснительности, отчасти – от неуклюжести, отчасти – от боязни общества. Всякий раз, говоря «да», я заводила новых друзей, получала новые впечатления и ловила себя на том, что ввязываюсь в проекты, участвовать в которых даже не мечтала. Я стала чаще смеяться. Стала храбрее. Стала наглее. И, несмотря на всю мою занятость, возникло ощущение, будто теперь у меня больше свободного времени, чем когда-либо прежде. Я осознала, что тратила огромное количество энергии на жалобы и жалость к себе, на мрачность и травмированность. Мне стало не интересно быть таким человеком. Теперь – когда можно просто открыть рот и заговорить. Да-да-да. Я сделалась чуть ли не одержима трудными разговорами. В основном из-за того, какой спокойной становится жизнь, когда ты к ним готова. А еще из-за того, насколько легче не хвататься за тортик, если не измотана стрессом, не затаила ни на кого обиду и не полна уязвленных чувств. Я наклеиваю на зеркало в ванной листочек со словами: «Я могу либо сказать это – либо заесть». Как бы по́шло эта фраза ни звучала, она верна. Жаль, что я не научилась говорить «да» двадцать пять лет назад. Сколько времени было зря потрачено на сидение на диетах и вечное замалчивание своих мыслей! Но я наверстывала упущенное. Многочисленные «да» давали кумулятивный эффект. Кураж, игра, «спасибо», трудные разговоры, снижение веса – я становилась другим человеком. За одним из наших еженедельных совместных обедов три моих ближайших друга сообщили мне об этом. – Ты ведешь себя как совсем другой человек. Даже ощущения от тебя другие, – сказала мне Зола. Скотт и Гордон поддержали ее. – У тебя походка стала горделивой, – заметил Скотт. – Ты теперь светишься. – Раньше ты была вся сгорбленная, – добавил Гордон. – Такая вся депрессивная и «не смотрите на меня». Этой девочки больше нет. Нет. Девочки. Да-да-да. Когда говоришь то, что думаешь, и прыгаешь в глубокую часть бассейна, это не всегда приводит к счастливой концовке. Трудные разговоры – своего рода азартная игра, и нужно быть готовым принять ее результат. И нужно знать, где ты проведешь черту. Нужно знать, когда в разговоре ты собираешься сказать «нет».