Если Серена Уильямс говорит репортеру что-то вроде «лучшей теннисистки, чем я, вы в жизни не увидите», я готова спорить – ее не беспокоит, что люди подумают, что она считает себя лучшей теннисисткой, чем они. Потому что она – СЕРЕНА УИЛЬЯМС. Это кураж. Это круть. Хотите еще примеров? Как думаете, Опра не знает, что она – лучшая в истории ведущая телешоу? Думаете, она не спит по ночам, беспокоясь о том, что люди думают, что она считает себя лучшей? Как бы не так! И Одра Макдональд со своими рекордными шестью премиями «Тони» наверняка не нервничает на репетиции из-за того, что кто-то подумает, будто она считает себя лучшей бродвейской исполнительницей, верно? Мне кажется, что Джулия Чайлд куражилась напропалую. Тейлор Свифт. Юная круть во всех ее видах. Бей. Малала. Моне Дэвис[42]. Первые женщины-спецназовцы. Мисти Коупленд[43]. Просто к слову. И, я думаю, в этом все дело: величие есть в каждой. В вас. Вон в той девушке. В том парне слева. Но вы должны его признать. Вы должны овладеть им. Вы должны поверить в него. Серену не беспокоит, что у ее подруги будет плохое настроение из-за того, что она – не такая хорошая теннисистка, как Серена. Знаете почему? Потому что для того, чтобы быть такой хорошей, как Серена, нужно поставить цель – добиться, чтобы НИКТО не был так хорош в теннисе, как ты. А потом воплотить это решение в жизнь. Нужно нормально относиться к тому, что ты лучше всех остальных. Одним из самых неожиданных результатов того, что «Анатомия страсти» стала хитом, было то, насколько несчастной это меня сделало. Перепуганной, печальной и нервной. И пристыженной. Мой отец говорил нам: «Единственное препятствие на пути вашего успеха – ваше собственное воображение». Он так часто говорил это, что порой я слышу его голос даже во сне. Разумеется, он был прав. Но когда успех пришел ко мне, я не знала, что о нем и думать. Многие мои друзья были неудачливыми писателями. И вдруг я перестала быть одной из них. Я оказалась снаружи, заглядывая внутрь. Я не понимала, что будет означать эта перемена. Я хотела, чтобы все оставалось по-прежнему. Мне казалось, что радоваться нехорошо. Нормально стремиться к конкуренции, когда все играют на одном и том же поле, но когда ты – единственная, кого допускают к игре… Я собирала свои трофеи, запихивала их подальше в шкаф, к стенке, и не разговаривала об этом сериале ни с кем из тех, кто над ним не работал. Никогда. Если кто-то поднимал эту тему, я от нее открещивалась. Вжимала голову в плечи. Отмахивалась рукой. Нет, не смотрите на меня. Это лассо? Эти браслеты? Так, ерунда. Я была в таком восторге от своей работы! Я была влюблена в телевидение. Влюблена в его волшебство. В этот темп, в это возбуждение. В эту креативность. Я писала: «ВНУТРЕННЯЯ ОПЕРАЦИОННАЯ – ДЕНЬ» – и строилась операционная. Волшебство! В тот день, когда была достроена операционная, я провела в ней всю вторую половину дня. Одна. Играя. Это снова была кладовка. Я хватала в руки хлопушки и вопила: «Снято!» Я размахивала руками и выкрикивала: «Проклятие, Ричард, мы должны спасти его! Зажим!» Сбывшаяся мечта. Но когда я была не на работе, она словно переставала существовать. Я запихивала ее как можно глубже. Словно это была маленькая грязная тайна. Вспоминается фраза «держать под спудом». Но чем больше я ее прятала, тем грязнее она казалась. И тем несчастнее я становилась. Я не понимала, как можно радоваться своему успеху перед носом у друзей, которые продолжали бороться с трудностями. Я беспокоилась, что они подумают, что я считаю себя лучшим писателем, чем они. Я заваливала эту проблему горами еды, чтобы справиться с ней. И, кстати говоря, жир создавал отличный баланс. Жирная и успешная – это сочетание казалось гораздо менее угрожающим. Шли годы. Рождались новые сериалы. Но вне офиса я продолжала гнуть свое. «Я всего лишь сценарист». Я часто это говорила. Это был мой расхожий ответ на все. Мой способ позаботиться о том, чтобы люди знали: я не считаю то, что делаю, особенным. Мой способ не быть гордячкой или зазнайкой. «Я всего лишь сценарист». Ни грамма кру́ти. Никакого намека на кураж. Я все еще не могла признать, что я влиятельна. Я очень старалась сделать себя меньше. Как можно меньше. Пыталась не занимать слишком много места и не производить слишком много шума. Всякий раз, когда я получала награду, я упорно трудилась, чтобы казаться капельку глупее, милее и проще перед лицом собственного величия. Я просто хотела, чтобы все остальные чувствовали себя комфортно. Самое забавное, что никто меня об этом не просил. Просто казалось, что мне положено так себя вести. Что так правильно. «Я всего лишь сценарист». Если все эти успехи не доставляют мне никакого удовольствия, то – видите? Не такое уж это большое дело. Я не считаю себя особенной. Я не люблю себя. Ага. Я НЕ любила себя. Не знаю, изменилась бы я когда-нибудь, если бы Делорс не произнесла свои шесть слов и не случился бы год «Да». Так что – да. Теперь я умею принимать комплименты. Благодарить. Улыбаться. Но теперь у меня есть эта новая цель. Я ее хочу. Круть. Я хочу ощущать, что вольна куражиться сколько угодно. Я решаю: да, стремиться к этому – нормально. – Если можешь привести доказательства, то это не хвастовство, – каждое утро шепчу я себе, стоя под душем. Это моя любимая цитата из Мухаммеда Али. Али изобрел современный кураж. Я направляю себя на курс к полномасштабной кру́ти. Люди вокруг меня мгновенно замечают эту перемену. Трое моих ближайших друзей с наслаждением ее анализируют. Скотт говорит мне, что это поразительное зрелище. Он говорит, что я стала больше разговаривать. Что прежде я была молчуньей. Что ему это во мне нравится. Зола объявляет: – Твоя энергетика изменилась. Изменилось то, чем ты наполняешь помещение. Гордон говорит, что я стала выглядеть счастливее. И моложе. Он считает, что у моей клиентки будет больше знакомств. Я определенно ощущаю разницу. Это и пугает, и веселит. Мысленно я стараюсь быть настолько высокомерной, нескромной и наглой, насколько возможно. Я стараюсь занимать столько места, сколько мне нужно занять. Не умалять себя, чтобы кто-то другой чувствовал себя лучше. Я позволяю себе бесстыдно и комфортно быть самым громким голосом в компании. Я никогда не бываю просто везучей. Я очень стараюсь думать, что я особенная, любить себя, быть своевольной. Я стремлюсь к кру́ти. Мужчины постоянно это делают. Хватай комплимент и беги. Они не умаляют себя. Они не извиняются за то, что сильны. Они не принижают свои достижения. Круть, как я выясняю для себя, – это новый уровень уверенности. Теперь я вижу так много замечательных качеств в себе и окружающих меня людях! Словно раньше, прячась, беспокоясь и оставаясь несчастной, я не смотрела на людей вокруг и не видела, насколько они на самом деле одарены и восхитительны. Во мне наверняка не было ничего такого, что могло быть для них позитивным, воодушевляющим или вдохновляющим. Уж точно не тогда, когда я так старательно пряталась и пыталась быть маленькой или вовсе пустым местом. Я начала думать, что мы подобны зеркалам. Что ты есть, то и отражают тебе обратно. Когда видишь что-то в себе, то можешь увидеть это и в других, а то, что другие видят в тебе, они могут увидеть и в себе. Это глубокая мысль. Или глупая. Какой бы она ни была, все равно все сводится к Чудо-женщине. Встаешь вот так в эту позу – и через некоторое время начинаешь чувствовать себя как Чудо-женщина, и люди начинают смотреть на тебя и ВИДЕТЬ Чудо-женщину. И это заставляет их приободряться, когда они рядом с тобой. Людям нравится быть рядом с цельными, здоровыми, счастливыми людьми.