Я играла. Не понимаю, почему я забыла об этом. Почему перестала играть. Я вдруг ловлю себя на том, что задаю себе тот же вопрос, который задают мне дети: «Хочешь поиграть?» Да. Да, хочу. Но, для того чтобы это сделать, знаю, я должна осуществить реальные перемены. Я устанавливаю правило, что не буду работать по субботам и воскресеньям, если нет чрезвычайной ситуации или не идут съемки программы. Я повинна в том, что проработала напролет слишком много выходных, чтобы «опередить график». Никакого «опережения» не существует. По утрам всегда ждет работа. Я изменила шаблон своей электронной подписи, так что теперь он читается так: «Пожалуйста, имейте в виду: я не занимаюсь рабочими письмами после семи вечера и по выходным. ЕСЛИ Я ДЛЯ ВАС НАЧАЛЬНИК, БУДЬТЕ ЛЮБЕЗНЫ: ПОЛОЖИТЕ ТЕЛЕФОН». А потом я делаю то, что кажется невозможным: на самом деле перестаю отвечать на письма, которые приходят после семи вечера. Мне приходится выключать телефон, чтобы это сделать. Но я это делаю. Со мной работают невероятно опытные люди, которые управляют нашими съемками. Научиться отходить в сторону и позволить этим людям получить удовольствие, делая свою работу, не заглядывать им через плечо, – это здорово как для них, так и для меня. Я даю клятву ежедневно приходить домой к шести вечера и ужинать дома. Если на работе случаются какие-то проблемы, я могу найти способ вернуться домой в промежутке с шести до восьми, чтобы побыть с детьми, а потом прыгаю за компьютер и работаю из дома. Технологии позволяют все больше и больше упрощать этот процесс. У меня получается не идеально. На самом деле у меня в этой сфере примерно поровну успехов и неудач. Но теперь я знаю, что это спокойное время помогает заново разжигать ту маленькую искорку внутри, помогает моей креативности, а в долгосрочной перспективе помогает рассказывать истории, которых требует от меня работа. Я даю себе разрешение рассматривать этот досуг как необходимость. Сделать это трудно. Трудно почувствовать, что я заслуживаю времени для себя, чтобы заново наполнить колодец, в то время как я знаю, что все остальные тоже усердно трудятся. Вот только Делорс снова в моей кухне: – Шонда, что происходит, когда ты заболеваешь? Что произошло в тот раз, когда тебя выворачивало наизнанку? В тот раз, когда ты болела гриппом? Мы не любим говорить об этом за работой. Это все равно что искушать судьбу. Но Делорс имеет в виду, что, когда сваливаюсь с ног я, «сваливается» и шоу. Стоит мне слечь, как жизнь в «Шондалэнде» останавливается. Из-за той самой укладки рельсов, которая должна как-то происходить. Эти истории рождаются в моем мозгу. И если они не смогут выйти из моего мозга, никто не сможет даже начать укладывать рельсы. А если не будут уложены рельсы, поезд не сможет мчаться вперед. То же относится и к Керри Вашингтон, Виоле Дэвис, Эллен Помпео: стоит одной из них слечь, как стопорится все шоу. Без них камеры снимать не могут. И поэтому это невероятно важно – держаться в хорошей форме. Эллен, у которой, похоже, больше выносливости и решимости, чем у любого из моих знакомых, как-то раз сказала, что сделать двадцать четыре эпизода сериала кабельного телевидения – все равно что двадцать четыре раза пробежать марафон. С первого же сезона она обращалась с собой как с тренирующимся спортсменом. Эллен считает, что для того, чтобы хорошо делать свою работу, нужно заботиться о себе – и внешне, и внутренне. Она вдохновляет меня своим подходом. Я решаю, что, возможно, и для меня настало время так же относиться к своей работе. Для меня это означает: чтобы я могла укладывать рельсы, мне нужно какое-то время на игры. Хочешь поиграть? Дома к шести. Никаких звонков после семи. Стараться не работать по выходным. Потом я расширяю этот принцип. Хочешь поиграть? Я использую его как метод разрешить себе стремиться к удобствам, которых обычно себе не разрешаю. «Хочешь поиграть?» начинает становиться кодовым словом для балования себя такими способами, о которых я уже и позабыла. Маникюры? Педикюры? Хочешь поиграть? ДА. Часами рыться в настоящем «бумажном» книжном магазине субботним вечером, пока дети играют в гостях у сверстников? Хочешь поиграть? ДА. Долгая ванна, и в колонках гремит Арета Франклин, достаточно громко, чтобы никто не слышал, как я пою? Хочешь поиграть? ДА. Бокал вина, долька шоколада и пятнадцать минут тишины без чувства вины за закрытой дверью? Хочешь поиграть? Пожалуйста, говорите потише, но… да. Пятнадцать минут, говорю я. Что может быть такого неправильного в том, чтобы уделить себе полное внимание в течение всего пятнадцати минут? Оказывается… Ничего. Чем больше я играю, тем счастливее я на работе. Чем счастливее я на работе, тем расслабленнее я становлюсь. Чем я становлюсь расслабленнее, тем счастливее я дома. И тем легче мне дается то игровое время, которое я провожу вместе с детьми. На самом деле это просто любовь. Всем нам не помешало бы чуточку больше любви. Намного больше любви. К детям. К себе. Это – лучшее ДА. Хочешь поиграть? 8 «Да» – моему телу Вот о чем я, наверное, забыла упомянуть. Когда я решаю начать свой год «Да»? В тот вечер, когда я решаю, что начну говорить «да» тому, что меня пугает? В тот вечер, когда я, как уже рассказывала вам, лежу на диване с бокалом вина, уставившись на свою рождественскую елку? Я жирная. Я не очаровательная толстушка. И не славная плюс-сайз. У меня не округлый задок. У меня не ягодки в ягодицах. Я не пышечка. Я не па-паф и ба-бам во всех нужных местах. Я не работаю над своими формами так, как делала некогда в колледже. Если бы это было так, будьте уверены, я носила бы что-нибудь симпатичное, обтягивающее и дерзкое, чтобы вы что-то об этом сказали. Но это совсем не то, что есть на самом деле. Нет. Я жирная. Я тучная. Я сейчас больше, чем была когда-либо в жизни. Я настолько жирная, что мне неуютно в собственной шкуре. Настолько жирная, что у меня возникает сюрреалистическое ощущение, когда я мельком вижу себя в зеркале. Я удивляюсь с искренней растерянностью: «А это еще кто?» Моему мозгу требуется несколько секунд, чтобы догнать действительность, а мне – потрясенно осознать, что я гляжу на собственное отражение. Эта незнакомка – я. Я во все глаза пялюсь на себя, заключенную в оболочку из многих-многих лишних фунтов жира. Столь многих, что мне страшно вставать на весы. Я огромна. Но дело даже не в этом. Я огромна. Но еще важнее, что… …я чувствую себя огромной. Вот в этом-то все и дело. Слушайте, я никому не позволяю указывать мне, какого я должна быть размера. Мне плевать на чужие суждения о моем теле. Меня не интересуют ничьи представления о том, как мне полагается выглядеть. Я считаю, что тело каждого человека принадлежит ему самому и каждый имеет право любить собственное тело в любой форме и упаковке, в том числе и той, в которой оно существует прямо сейчас. Я стану бороться за право любого на эту любовь. Я буду драться и выслушивать оскорбления, если надо. Ваше тело принадлежит вам. Мое тело – мне. Ничье тело не следует комментировать. Будь оно сколь угодно маленьким, большим, округлым, плоским. Если вы любите себя, то я люблю вас. Но дело не в моей любви к себе.