– Но… – Давай пропустим ту часть, где ты меня отговариваешь. Через тридцать минут он был у меня. Я так ослабла, что едва смогла подползти к двери, но мое сердце пело. Он был прекрасен, как первый весенний луч. Как выросший на помойке цветок мать-и-мачехи, контрастирующий с окружающим его безобразием. Так, как только может быть прекрасен парень, увлекающийся разработкой компьютерных игр. – Уютно, как в Антарктиде, – изрек он, с сомнением оглядывая белые стены. – Зато просторно, не то что в моей халупе, – возразила я. – Выглядишь ты прескверно. – Как и всегда, собственно. – Не напрашивайся на комплименты. Дело серьезное. Тебе нужен уход. – Чей уход? Ты уходишь? – Вот я как раз об этом. – Я смогу о себе позаботиться. – Ты же не отказалась от своей квартиры. Ничего не мешает вернуться. И я буду поблизости. «В этом суть, Эрик, – подумала я, – в этом суть». – Роланду это может не понравиться. – Что ему может не понравиться? Что друг предложил тебе помощь, когда ты заболела? Друг. Точно, друг. Надо почаще напоминать себе об этом. Как говорится, у друзей нет гениталий. Мы будем жить, разделенные стеной. Если Роланд увидит в этом что-то предосудительное, то он больной извращенец. – Но я могу заразить тебя и Игорька. – У меня крепкий иммунитет. А Деструктор отправился пожить у бабушки. Мы с Эриком посмотрели друг на друга. Какое чудесное совпадение. Эрик помог мне собрать вещи, и мы сели в такси. Состояние мое значительно улучшилось, но я притворилась ослабевшей, чтобы положить голову Эрику на плечо. Почему бы и нет? Он мой друг. Неделю спустя Деструктор все еще жил у бабушки. А я все еще жила в квартире Эрика, так и не добравшись до собственной… Учитывая все обстоятельства, это неудивительно. Я была такая несчастная и больная и нуждалась в постоянной компании, чтобы отвлечься от страданий. К тому же больным надо как можно меньше двигаться, сберегая силы организма на борьбу с инфекцией, и не буду же я кричать Эрику через стену из-за каждой чашки чаю? Тактика сбережения сил оказалась крайне эффективной, и ощущала я себя прекрасно – конечно, только до тех пор, пока лежу на диване с Эриком, смотрю с ним «Друзей» и объедаюсь пиццей – как хорошо, что болезнь не повлияла на мой аппетит. А чтобы Эрик не поддавался иллюзии моего выздоровления, я грела градусник о батарею. Похоже, эта ситуация всех полностью устраивала. Эрик был мягок, как плюшевый медведь. Так и хотелось стиснуть в объятиях. Но проблема была не в Эрике, а в диване. Диван с каждым днем становился меньше. Раньше мы свободно помещались на нем, но теперь не могли расположиться так, чтобы не соприкоснуться локтями. Или даже прижаться плечо к плечу, отчего у меня возникало ощущение, что на меня накинули пуховое одеяло – жарко, лицо краснеет и немного сложно дышать. Думаю, виновата температура. Конечно, она уже не поднималась выше 37,2, но в сотрудничестве с батареей мы успешно доводили ее даже до 40. Периодически Роланд пытался напомнить о себе эсэмэсками, форма которых ошеломляла еще более содержания: «Я переживаю ощущение острой невротизации и подозреваю, что оно связано с нашей удаленностью друг от друга», «С удивлением обнаружил, что твое отсутствие вызывает у меня снижение работоспособности». «Работоспособность» – о да, это именно то слово, которое не даст вам спокойно дышать в ночи. Определенно, Роланд выбрал не то время, чтобы уехать. Связи-паутинки, кое-как протянувшиеся между нами за недели совместной жизни, лопнули в мгновение ока. Роланд потерял плоть, став не более, чем тенью, а Эрик находился рядом и был впечатляюще материален, и во мне тикало, как в механизме бомбы. Стоило Эрику отвернуться, как я направляла на него жадный взгляд, точно кот на бутылек с валерьянкой. «Позволь мне очистить мою память от холодного субъекта, с которым я провожу свои бесцветные дни, Эрик, и подойди ближе, чтобы, игнорируя моральные ограничения, мы могли предаться безрассудному физическому взаимодействию». Вот так живешь и не знаешь, что ты из тех женщин, что рады подсуетиться на стороне, стоит их благоверному отвернуться. Мне казалось, я преданная, а на самом деле у меня просто не было возможности проявить свою порочную натуру, потому что никогда раньше не случалось такого, чтобы сразу двое мужчин проявили ко мне интерес. Да и Роланд в Москве. Или в Мурманске. Куда он там уехал? Меньше знает – крепче спит. А я еще и циник, боже ты мой… В общем, похоть настаивала, совесть рыдала, гедоническая часть моей личности убеждала, что нет ничего плохого в том, чтобы предаться удовольствиям, а рассудок уверял, что можно творить что хочешь, а потом соврать и прикинуться примерной девочкой, отчего моя совесть начинала рыдать еще горше. Я бы долго еще терзалась сомнениями, но однажды Эрик решил все-таки узнать мою реальную температуру и бдительно пронаблюдал процедуру замера (кажется, он рассекретил мой метод обмана, потому что сказал: «И сядь подальше от батареи»). Градусник показал 36,6. Это был так подло. Даже 36,9 смотрелось бы лучше. В этот момент я поняла, что совсем скоро Роланд вернется из Магнитогорска, и идиллия с Эриком будет закончена. И есть подозрение, что наша радость не будет полной, если мы так и проведем остаток времени, сидя на диване и глядя «Друзей». Мы с Эриком смотрели друг на друга и похотливо молчали. На экране Рейчел бросала Росса. «Я не могу представить свою жизнь без тебя, – сказал Росс. – Без твоих рук. Без твоего сердца»26. Самая грустная сцена в истории телевидения, если вы спросите меня. Наверное, из-за нее мне казалось, что я вот-вот зарыдаю. – На твоем месте я бы попробовала меня уговорить, – подсказала я. – Назови мне три аргумента «за». Росс опустился на колени и, обняв Рейчел за талию, прижался лицом к ее животу. – Ну… – Эрик замялся, – мы взрослые и мы этого хотим. – Принято. – И вообще я считаю, что мы должны быть вместе… – Не надо об этом! – я замахала руками. – Не надо усложнять. Не принято! – Ладно… Мы тут вдвоем, и никто ничего не узнает. – Хорошо. Два из трех. – А потом мы честно расскажем все этому… – Нет! – заорала я как герой американского фильма над телом лучшего друга. – Эрик, еще один подобный выпад, и я в ужасе сбегу от тебя! Давай третий аргумент, и скорее, скорее, скорее! – Ээ… – Эрик явно испытывал некоторые трудности с мышлением с тех пор, как кровь отлила от головы. – “You’ve got a pussy / I have a dick / So what’s the problem / Let’s do it quick”27. – Что это? – подозрительно осведомилась я. – Это из песни группы Rammstein. – А это имеет отношение к нашему делу? – Самое непосредственное. – Тогда засчитано. И, кстати, о… Кивнув, Эрик с грацией прирожденного фокусника извлек прямо из воздуха пачку презервативов. – Что? У тебя есть презервативы? – парадоксально обиделась я. – С кем ты намеревался их потратить? – С тобой. – То есть я лежала здесь больная, пребывая в муках и неведении, а ты все давно уже спланировал? Какой ты расчетливый… – Я не расчетливый. Я оптимистичный. Я намеревалась продолжать, но он закрыл мне рот ладонью. – У нас всего двое суток, Соня. Давай как в песенке, пошевелимся. Мы бросились стягивать с себя одежду, в спешке страшно запутались, начали помогать друг другу, и когда крючок моего лифчика намертво зацепился за молнию на его джинсах, поняли, что надо либо успокоиться, либо взять ножницы. Впрочем, не рассчитывала же я, что хоть что-то в моей жизни избежит превращения в ситком? Но, впервые за всю историю моего существования, мне было плевать на многочисленные неловкости. Ну и что, если мы рухнули на бутылку с колой и залили весь диван. Или что у меня перед глазами метнулся запутавшийся в волосах кусочек колбасы из пиццы. Или что на мне как раз были трусы с нарисованной на попе свинкой. Я осыпала лицо Эрика поцелуями – в нос, губы, подбородок и уши, хаотично, как маленькая собачка тыкается в лицо хозяйки, приветствуя ее после долгой разлуки. Это было точно не как в романах, потому что в романах про таких чокнутых людей не пишут, к тому же главный герой никогда не бывает моложе героини, тем более на семь с лишним лет. Эрик был такой светлокожий, и гладкий, и… такой двадцатитрехлетний (если вы понимаете, о чем я), и это было волшебно, несмотря на то, что я достигла низшей точки своего падения. Мы сплелись языками в затяжном поцелуе, таком порнографичном, что большинство цензоров предпочли бы показать детям половой акт вместо него, и прервались только когда от нехватки воздуха у нас начало темнеть в глазах. – Послушай меня, – выдохнула я, – я понимаю, что по канону ты должен нежно пощекотать своим дыханием мои ключицы, потом помучить мои соски твердыми губами, потом нарисовать влажные слюнявые узоры на моем животе, а потом погрузиться языком во влажные глубины моей женственности, пока я не закричу от охватившего меня наслаждения, и так далее и тому подобное, но мне уже невтерпеж. – Ты предлагаешь сразу перейти к жесткому пореву? – Именно. – А как же прелюдия? – Давай потом. К тому времени, как мы окончательно угомонились, Росс и Рейчел напились и поженились в Лас-Вегасе. Последнее, о чем я подумала перед погружением в крепчайший сон: «А Роланд шесть раз подряд не может. Или не хочет…» В любом случае, он слишком стар для меня. Проснувшись, мы продолжили в том же духе. В перерывах мы голышом бродили по квартире, уничтожая громадное количество еды. Только накинули на дверь цепочку, чтобы не травмировать Деструктора, реши он внезапно объявиться, видом наших розовых задниц с красными отметинами шлепков. К доставщику пиццы Эрик выходил, завернувшись в одеяло, будто в римскую тогу. Когда дверь запиралась, я сдергивала одеяло – чем больше видно, тем лучше. Эрик был прекраснейшим творением природы. Полным жизни, оптимизма, которого у меня почти не осталось, умудрившимся при всем его рационализме сохранить чистый, свежий взгляд на мир. Как почка или зеленый росток, он был полон энергии развития. Рядом с ним я ощущала себя другой: лучше, умнее, красивее. Супер-женщина. Мои прежние краткие и неловкие связи обесцветились, рассыпались в пыль. Эти мужчины не стоили моих слез. Они не стоили даже моего времени. А потом наступило финальное пробуждение, холодное, как ветер, дующий с Волги в ноябре. Омерзительное, как рвота после пьяной эйфории. Я очнулась первой. Эрик еще был погружен в дрему, и кончик моего носа касался светлых прядей его волос. Моя рука обвивала его, и я чувствовала биение его сердца под ладонью. Мне хотелось остаться в этом сказочном настоящем, но оно уже стало моим прошлым. Я вскочила и в страшной спешке начала одеваться. Сколько сейчас времени? Роланд уже приехал? Я едва не рвала одежду, торопясь влезть в старую шкуру. Где мой телефон? Он нашелся на полу, под джинсами Эрика, разрядившийся и отключившийся. Эрик сел на кровати. – Мы можем поехать к нему вместе, если ты нуждаешься в моей поддержке. – Что? Нет! – Ты же не собираешься продолжать жить с ним? Я понятия не имела, что я собираюсь продолжать, но вслух сказала: – Дай мне неделю.