Ангелина все же принялась перечислять суммы на ценниках, между тем своим внешним видом доказывая, что хороший вкус не купишь даже за большие деньги. Ирина кивала с глубокомысленным видом. Я же комкала салфетку и пыталась понять, как дошла до жизни такой. Конец января, адский холод на улице, я собираюсь выйти замуж за Роланда и дружу с Ириной и Ангелиной. Нет, «дружу» это не то слово. Я просто неожиданно оказалась сцеплена с ними. И вот я уже прижимаюсь щекой к их щекам при приветствии, как у них принято, и все время говорю о шмотках, как будто мне есть до этого дело, и прихожу на работу попозже на правах подружки начальницы, и каждый обеденный перерыв съедаю ресторанный салат с рукколой. Ненавижу рукколу. Такое ощущение, будто она навсегда застряла у меня в глотке. Да, тот злополучный ужин в замке графини Дракулы многое изменил. Я больше не была простушкой Соней Островой. Я стала почти что женой директора «Синерджи» и, по правде говоря, крепко себя возненавидела. Свадьба ожидалась в марте. Роланд уже составил предварительный список гостей (кто все эти люди?), выбрал ресторан (пустят ли меня внутрь с моей пролетарской родословной?) и каждый день осведомлялся, подобрала ли я платье. Но-но-но, к чему так драматизировать? Я просто обмотаюсь шторой и наклею на нее ценник «1 000 000 $». Все будут в восторге. В общем, я контролировала ситуацию не больше, чем мышь в бочке, катящейся с горы. Иногда мне хотелось выразить протест – так громко, как только смогу, и, быть может, кто-нибудь бы даже смог меня расслышать. Но потом память услужливо подбрасывала мне вопрос: «Не об этом ли ты мечтала?» И мне даже возразить было нечего. Ангелина заткнулась наконец-то, и Ирина приступила к душещипательной истории, как у нее сломалась «Субару» и ей пришлось ехать на работу на автобусе. Общественный транспорт. Это почти как общественный туалет. Фи. Она видела собачью какашку. Она видела бомжа. Но с честью преодолела все эти испытания, потому что она сильная и у нее есть чувство собственного достоинства. – Эти существа портят внешний вид города. Спят на остановках, в парках. Почему их просто не выгонят прочь? Существа? – Должны же они где-то спать, – сказала я. – Мне их жалко. – А мне – нисколько, – Ирина наморщила носик. – Они бы никогда так не опустились, если бы работали и стремились к успеху. – Бывают разные ситуации. Психические болезни. Инвалидность. – Сами виноваты. Надо было беречь здоровье, – отрезала Ирина. Я зависла. – А если человека сбила машина, например? – Он должен был следить за собой. Не можем же мы ползать, как черепахи, из-за кретинов, выскакивающих из-за угла. – Хорошо… вот ситуация: женщина не таких зрелых лет, дважды была замужем, и оба раза неудачно. Кто виноват? Ирина уставилась на меня кристально прозрачными глазами, окруженными стрелками ресниц. – А это потому, что все мужики козлы. – Понятно, – пробормотала я. Ангелина бросила взгляд на часы, украшающие ее мощную волосатую длань. Часы были дорогие – Ангелина уже рассказала нам об этом. Трижды. – Не пора ли возвращаться в офис? – Конечно, – подхватила Ирина. – На нас же вся работа держится. Девушка-а! Принесите мне еще безалкогольного мохито. Остаток дня я старалась не смотреть в сторону этих двоих. Шкаф уже привычно вжимал меня в стол. Диана молчала так веско, что это заранее отменяло любые слова, которые я могла ей сказать. Из-за стекла на меня грустно поглядывали сидящие напротив Билли, Вилли и Дилли, и от такого количества безобразия, собранного вместе, мне хотелось ослепнуть. Интересно, если Ирина теперь дружит со мной, означает ли это, что я тоже уродина? Хочется спросить Диану, но ее ответ очевиден. – Какой бледный, угнетенный вид, – сострил Юра, когда вечером я вышла к нему на стоянку. – Семейка вампиров уже попила из тебя кровушки. Я отмахнулась от него, раздраженная его отеческими попытками меня образумить, и неуклюже, скользя на обледенелом асфальте, забралась в машину. Человек отделился от телеграфного столба, где занимал свой пост, и растворился в темноте. – Юра, ты видел? – Кого? – Юра повернул ключ в замке зажигания. – Там был человек. Он следил за мной. – Сонь, я понимаю, что ты замуж выходишь за состоятельного мужика и все такое, – саркастично откликнулся Юра. – Но ты пока еще не принцесса Диана, чтоб папарацци торчали из каждого унитаза. Но мне было страшно и неприятно. Я закуталась в шубу, приобретенную с легкой руки Роланда, но чувствовала холод, засевший в костях. Пытаясь избавиться от озноба, я приняла горячий душ и затем два часа дожидалась Роланда с наивным намерением получить от него моральную поддержку. Однако после его заявления мне сразу стало не до того: – Завтра утром я уезжаю в Москву на полторы недели. – Чудненько, что ты известил меня заранее. Мой голос щетинился, как еж, и даже Роланд смог что-то уловить. – Я не думал, что недолгая разлука станет для нас проблемой. – Не станет, – огрызнулась я. – И в этом как раз проблема. – Ты стала какая-то нервная в последние дни, – он ослабил галстук и присел на диван рядом со мной. Когда он взял меня за руку и заглянул мне в глаза, я почти поверила, что он сможет. Он уловит мои тайные сомнения, мою неуверенность. Догадается о моих отчаянных попытках решить, чего же я хочу. – Это из-за платья? Ты не можешь выбрать? Не волнуйся, мы наймем стилиста. А нет, показалось. В человеческих чувствах он разбирается как лягушка в градостроительстве. – Знаешь, поезжай-ка ты в Москву. Ночью мне приснился изнуряющий сон, в котором я перемерила сотню платьев, но все они либо жали так, что я не могла дышать, либо были так велики, что едва позволяли мне передвигаться. Однако, оставаясь нагой, я не могла переносить вида моего тела, казавшегося странно деформированным. Это было невыносимо, но когда сон сменился, все стало еще хуже. Теперь мне снилось, что у меня изо рта вываливаются слова: зеленая заколка с надписью LOVE, обрывок журнала, призывающий «Похудей к лету!», скомканная страница книги по этикету, липкий ценник с пометкой «уценка», колючий, сплетенный из проволоки приказ «УЛЫБАЙСЯ» и затем, одна за другой, буквы из магнитной азбуки: «Д», «У», «Р», «А». Я не могла это остановить. У моих ног уже собралась целая куча слов, но в моей голове их не стало меньше. Они гудели и копошились, как рой пчел. Я слышала голоса мамы, и бабушки, и Ирины, и фразы из телевизионной рекламы. – София. София. София! – голос Роланда с трудом пробивался через весь этот гвалт. Я с трудом разлепила глаза. В висках жарко, тяжело стучала кровь. – Твой будильник звонил, – Роланд смотрел на меня сверху вниз, уже полностью готовый к выходу. – Не слышала, – я попыталась сесть, но обнаружила, что это не так-то просто. – Мне нехорошо. Голова болит. – Может, ты заболела? – предположил Роланд, делая быстрый шаг назад. – Вполне возможно, – злорадно согласилась я. – Ты уедешь, и я умру здесь одна. – Ты преувеличиваешь. Я вызову тебе врача. А мне пора идти, иначе я опоздаю на самолет. – Тебе так обязательно улетать? – Конечно. Это работа. А это всего лишь жалкая больная я. Выбор очевиден. – Не зови врача. Я хочу, чтобы возле моего гроба люди говорили: «А он ей даже врача не вызвал». Роланд не понял моего сарказма и все-таки позвонил врачу. Прибывшая пухлая докторша нашла меня в совершенно разобранном состоянии и назначила римантадин и жаропонижающее. После ее ухода я позвонила Ирине сообщить о выходе на больничный. Ирина пожелала мне выздоровления тем сладеньким фальшивым тоном, каким тетки на вещевых рынках девяностых годов говорили: «Вам очень идет». Дела были сделаны, и я в изнеможении вытянулась на кровати, вслушиваясь в гулкую тишину пустой квартиры. Мне кажется, или Роланд поступил по-свински, оставив меня одну в таком состоянии? С другой стороны, когда он уезжал утром, у меня еще не было головокружения и температуры 38… Это одна из самых неприятных вещей в отношениях: ты размышляешь, а не скотина ли твой спутник, и вроде бы решаешь, что не скотина, но тем не менее продолжаешь думать об этом, не в силах принять ни отрицательный, ни утвердительный ответ. Я почти впала в кому, погрязнув в своих терзаниях, когда зазвенел дверной звонок. Кто это? Роланд что-то забыл? Нет, он никогда ничего не забывает. Юра? Нет, его никто не звал. Друзья решили меня навестить? Ха-ха, у меня нет друзей. Я натянула одеяло на голову и сжалась в клубок. Звонок повторился. «Этот человек не может знать, что я осталась одна», – сказала я себе. Если только он не следил за подъездом с самого утра… Да кому я могла понадобиться? Зачем? Украсть меня и потребовать выкуп? «Что значит «принести мешок с мелкими немечеными купюрами на кладбище»? Мой банк не осуществляет подобные операции», – представилась мне недоумевающая физиономия Роланда. Все, больше не звонят. Я встала, кутаясь в одеяло, подкралась к двери и выглянула в дверной глазок, надеясь, что меня не встретит там дуло пистолета. Никого. Ушел. А вдруг он спрятался в подъезде и ждет, когда я выйду из квартиры, чтобы схватить меня? Мне нужен римантадин. И успокоительное. И еда (конечно, холодильник набит белковой пищей Роланда, но я лучше сожру собственную ногу, как в рассказе Стивена Кинга, чем притронусь к его несоленой курятине в соевом желе). Я не могу безвыходно просидеть в квартире полторы недели! Та-а-ак, я должна взять себя в руки. Мой мозг чудит из-за повышенной температуры, что спровоцировало приступ паранойи, но в действительности мне нечего бояться. Очередной звонок заставил меня подпрыгнуть и с визгом убежать в комнату. Непоследовательность – извечная женская проблема. Никогда не знаешь, что сделаешь в следующий момент. В комнате звонок слышался даже отчетливее. Непонятно. А, мой мобильный, сообразила я, отвиснув. Номер не определен. Страшно… – Да? – выдавила я чуть живым от страха голосом, нажав кнопку «Принять». – Привет. Это был Эрик, и я рухнула на кровать, обессилев от облегчения. – Привет! – Просто решил узнать, как у тебя дела. Мы не общались с самого Нового года, и что-то мне подсказывало, что позвонить для него было не так уж и «просто». – Чудесно. У меня грипп или вроде того, и я паршиво себя чувствую. Ну а так все замечательно. Кстати, Роланд уехал, что тоже вполне себе хорошо, и незнакомец названивал мне в дверь, напугав до полусмерти, но и в этом не было бы проблемы, не будь я столь впечатлительной натурой. – То есть все отвратно? – Я этого не говорила, – уверенно возразила я. – Почему этот тип оставил тебя одну в таком состоянии? – взорвался Эрик. – У него работа. И он занят. И ему надо было ехать в Минск, или еще куда-то. И, в общем, он не виноват, потому что он занят. В смысле у него дела, потому что ему надо работать. – Я в ужасе от того, как буксует твой мозг. Диктуй адрес, я еду.