– Давай лучше ты поедешь домой… приляжешь на диван… поспишь, – лепетала я, но его было не остановить. – Какая прелестная девчушка, – сказал он мамаше, заглядывая в коляску. – Покупайте ей больше красивых платьиц. – Это мальчик. – Не успеете заметить, как подрастет и начнет таскать у вас косметику. – Это мальчик! – Толпу парней очарует… – Да отвяжитесь вы! – Федя, – вцепившись, я оттащила его на несколько метров. – Видела, как она улыбалась? Матерям лестно, когда хвалят их детей. Скорее уж скалилась, и ее можно понять… Федя пошатывался, даже при том, что я держала его под руку. Какая гадкая ситуация! Пренеприятная! Теперь, главное, не думать о том, что она не может стать еще неприя… тут мне на нос капнула дождинка. Чего? Небо же было ясное?! А что еще стрясется? Град? Ураган? Землетрясение? – Переждем дождик, – перехватив мою руку, Федя поволок меня к забегаловке с красноречивым названием «Пьяный заяц». Ну почему именно бар оказался поблизости? Почему не кафе-мороженое? Почему не клиника по лечению алкогольной зависимости? Внутри Федя уверенно устремился к бармену. – Пива, козел! – решительно потребовал он. Бармен, высокомерного вида юноша с темными приглаженными волосами, поднял на него внимательный взгляд. – Что, простите? – Пива, козел! – Федя выразительно ударил по стойке кулаком. Лицо бармена оставалось все таким же невозмутимым. – Почему бы вам не выйти проветриться. – Да ты борзеешь, нахал! – мгновенно вошел в раж Федя. – Щас как дам в нос! Немедленно подскочивший охранник скрутил Федины белы рученьки и вышвырнул его за дверь, придав такого импульса, что Федя пролетел еще метра два, прежде чем приземлиться в лужу. – Что это было? – вскрикнула я, выскакивая за ним под дождь. – Не понимаю, – Федя неловко поднялся и заморгал. – Я всего лишь сказал, что мне нужен «Козел». Светлый. – «Козел», что ли? Ты так странно ставил интонации, что никто тебя не понял! Сильно ударился? Сильно промок? – Я без своего не останусь… вон магазин. Я была не в силах спасти магазин от Фединого явления, поэтому поспешила следом, недоумевая, что мешает мне просто развернуться и уйти. – Федя, что случилось? Тебе пора остановиться! Ты уже достаточно пьян! Слышишь, я обижусь! Схватив с полки пару бутылок, Федя с нежностью прижал их к груди. Я понадеялась, что мы хотя бы сможем выйти из магазина без историй, но мне, как всегда, не повезло. В очереди у кассы перед нами стоял полицейский. Это был самый компактный полицейский, какого мне приходилось видеть, к тому же у него были типично монголоидные черты лица, и Федя не смог его проигнорировать. – Смотри-ка, мини-полицейский, – хихикнул он. – Наверное, он ловит только мини-преступников и расследует только мелкие правонарушения. Полицейский бросил в нашу сторону кислый взгляд и сказал продавщице: – И шоколадку, пожалуйста. Маленькую. – Куда ему большую, – фыркнул Федя. – Он к этой-то не знает, как подступиться. – Не хами, – зашипела я, уже отчетливо различая блеск ярости в темных узких глазах полицейского. – Вот к чему приводит недостаточное финансирование правоохранительных органов, – Федя разливался соловьем, постепенно увеличивая громкость. – Этот полицейский такой маленький, что ему приходится писать свое имя со строчной буквы. Он такой маленький, что когда допрашивает свидетелей, те просят его позвать отца. Он такой маленький, что для сохранения равновесия ему приходится носить пистолет в одном кармане, а патроны к нему в другом. Он такой маленький, что… – Это оскорбление представителя власти, – подскочив к Феде, отчеканил коротышка металлическим голосом. – Просьба пройти со мной в участок. – Простите его, он не в себе, – взмолилась я. – Вы такой сильный, такой смелый, пожалуйста, будьте снисходительны к маленькому недотепе! Кто-то в очереди рассмеялся, а кто-то обругал нас за то, что мы всех задерживаем. Утащив в укромный угол, я долго уламывала оскорбленное правосудие, а Федя тем временем глупо улыбался в пространство и раскачивался на ногах. – Спасибо-спасибо, простите-простите, – сказала я, выставляя Федю на улицу, где дождь успел набрать силу. – Передавай привет дружественному нам Китаю! – радостно гаркнул Федя, и нам пришлось бежать. Когда мы остановились, я тяжело дышала, а моя юбка была вся забрызгана грязью. – Это отвратительно! – закричала я. – Ты напился как… как… сильно напился. Думаешь, мне нравится такое свидание? – Но я не пью, – удивился Федя. – Я бросил. – Все! С меня хватит! Я иду домой! – Но я не пьян, – повторил Федя. – Да ты еле на ногах держишься! – Еще как держусь! Я даже могу попрыгать! Я даже могу… Я проследила за его взглядом и закричала: – Нет! Нет! Но он уже перемахнул ограждение и пополз по постаменту вверх, цепляясь за выступы с обезьяньей ловкостью… и вот он оседлал статую любимца детей, страстно обхватив ее ногами. – О господи! Слень с Лезина! То есть слезь с Ленина! Тебе костей не собрать, если ты оттуда рухнешь! Федя идиотски рассмеялся. – Видишь, как я умею? Мама меня сюда часто водила…и сматывалась… а чем еще мне тут три часа было заниматься? Ленин-дедушка, – Федя нежно прижался щекой к щеке статуи. – Как же много ты для нас сделал… – Спускайся вниз! Тут уже народ собрался! Тебя фоткают на мобильники! – Народ? Народ! Товарищи! Землю крестьянам! Фабрики рабочим! Кто-то в толпе со смехом посетовал на весеннее обострение. Реакция Феди была моментальной: – Это засланник мирового империализма! Его не слушайте! Меня слушайте! Задачи партии: немедленный съезд партии! перемена программы партии! перемена названия партии! Голосуем, товарищи! – Он с тобой? – спросил меня лысый мужичонка в толстовке, тыкая мне в лицо своим мобильником. – Я не знаю этого человека! – Да кто же не знает вождя мирового пролетариата! – возмутился Федя. – Пролетариата было вот сколько… – он развел руками, пытаясь показать, как много было пролетариата, но едва не упал и снова вцепился в статую. – А он всех их объединил, воедино созвал и единою черною волей сковал в Мордоре, где… хотя о чем это я? Ленин был добрым! Он лампочку Ильича изобрел! Толпа гоготала. Кажется, я единственная переживала, что он упадет и сломает себе шею. Вздохнув, я отошла вызвать пожарных. Ожидая их прибытия, я тоскливо поджимала озябшие пальцы в промокших туфлях. Народ потихоньку рассосался. Федя наконец утомился и повис на статуе, покряхтывая от напряжения. Дождь усилился. У меня зуб на зуб не попадал. Я не заслужила всего этого. Чего уж там, даже Ленин не заслужил. Спустя полчаса приехали пожарные и начали смеяться над Федей, а я потихоньку сбежала. Дома я налила себе горячую грелку и легла на кровать вниз лицом, чувствуя, как внутри все дрожит после пережитых волнений. Можно предположить, что я заснула, если основываться на том, что меня разбудили. В дверь стучали настойчиво и часто, но главное – зачем, ведь есть же звонок? – Кто там? – Открывай, подлюга. Наверное, уже можно было догадаться, что пришли ко мне не с лучшими намерениями, тем не менее дверь я открыла, окончательно убеждаясь в наличии у меня синдрома жертвы. За дверью меня ожидала маленькая (наверное, до звонка она просто не дотянулась) старушка, похожая на крыску – вся серенькая, одежда тусклая, носик остренький. – Здравствуйте. Вы по какому вопросу? – Все ты, мерзавка, знаешь, – проворчала бабулька, решительно продвигаясь в мою квартиру. Неспешно оглядевшись, она достала из своей тряпичной сумки потрепанный цветастый зонтик. Я наблюдала за ее действиями с некоторой настороженностью – так сидящий посреди дороги голубь смотрит на приближающийся автобус. – Если полиция вас не карает, придется мне самой, старой, браться. При коммунизме таких скверных девок не было… развелись, поганки, при новой власти! – Бабушка, вы о чем? Вы меня с кем-то перепутали? – Как же я тебя, гадюка, перепутаю. С сыном моим встречалась? Федей звать?